Стезя алхимика. Глава 6

       После того, как Шарля накормили пахучим сыром и сладкими вялеными сливами, он перестал пугать нового хозяина подвала, прокаркал лишь одно слово «danke», встряхнулся и отправился спать на верхнюю полку. Прокопий взял инициативу на себя, разлил пиво по кружкам, и продолжил задавать вопросы, теперь уже более конкретные, периодически возвращая увлекающегося Кеплера в нужное русло. Профессор Гавранек уже встречался с таким типом неуравновешенной личности, поэтому знал, как управлять беседой с ним.

       И действительно, когда Иоганн Кеплер читал лекции в Граце, его мало кто понимал. Он говорил быстро, перескакивая с одной темы на другую, периодически восклицал, что сделал новое открытие, потом сам же его опровергал, и переходил на новую тему. В конце концов, студенты перестали посещать занятия Кеплера. В лучшем случае, он замечал в аудитории двух особо стойких учеников. Поэтому, переехав в Прагу, он отклонил предложение Карлова университета преподавать, но согласился делиться результатами своих опытов и исследований. Жалования же из казны Рудольфа Второго не хватало, и Кеплер, как и прежде, подрабатывал астрологическими прогнозами.

       В Граце, как официальный математик Штирии, он ежегодно публиковал календари астрологических предсказаний, что приносило ему дополнительный заработок в двадцать два – двадцать пять флоринов, что соответствовало доходу за полтора месяца работы преподавателем.

       За бочонком горьковатого пива, математик Кеплер признался Гавранеку, хоть сам и относится к астрологии с иронией, называет её падчерицей астрономии, а предсказания для населения - чудовищными суевериями и валянием дурака с магией, но радуется такой увлекательной подработке и надеется на удачу и чудо, что все его прогнозы сбудутся. Удивительным образом так всегда и происходило. Или почти всегда. По крайней мере, именно успешные предсказания из календарей сделали его более популярным в Штирии, а не путаные лекции.

       Слушая своего невероятного собеседника из будущего, профессор Гавранек неожиданно осознал, что вера в астрологию спустя два века только усилилась, и не среди невежественных неграмотных людей, а среди уважаемых вельмож, князей, священников и даже выдающихся ученых. Несмотря на то, что Иоганн явно презирал свои вынужденные занятия предсказаниями для широкой публики, чувствовалось, что он верил в истинную астрологию, как в новую эмпирическую науку. Он говорил, что написал несколько трактатов, потому что все его исследования по геометрии, математике, астрономии и философии так или иначе переплетаются с астрологией.

       – Как-то я пришёл к выводу: отказаться от суеверий звездочетов можно, но нельзя вместе с ними выплескивать саму суть. Ничто не случается и не существует на видимых небесах, что не ощущалось бы неким скрытым образом способностями Земли и Природы. Несомненно, эти способности духа здесь, на Земле, подвергаются воздействию, как и само Небо. – Увидев в мудрых глазах Гавранека крайнюю заинтересованность, Кеплер слегка покраснел и продолжил:

       – Я много работал над этим, но так и не выявил точно, как работает это воздействие и что конкретно делает небо с человеком. Поэтому, при всех моих познаниях, – математик с грустью вздохнул. – Признаюсь, я знаю недостаточно, чтобы осмелиться с уверенностью предсказать какую-либо конкретную вещь.

       – Неужели, это стало так важно? – Удивился профессор Гавранек.

       Кеплер порывисто встал, перебрал на столе несколько листов и свитков, и, вероятно, найдя нужный, снова сел, потрясая перед носом Прокопия странным листком.

       – Вот послушайте, что я написал:

       «Никто не должен считать невероятным, что из всей глупости и нечестивости астрологов может прийти некое полезное и освященное знание. Что из нечистой тины можно извлечь маленькую улитку или мидия, устрицу либо угря, которые полезны для питания; что в громадной куче простых червяков можно найти шелковичного червя, и, наконец, что в гадко воняющем дерьме заботливая курица способна найти съедобное зерно. Да нет же, жемчужину или золотой самородок! Если только она будет искать и рыть когтями достаточно усердно.» – Разве Вы с этим не согласны?

       Профессор Гавранек по-доброму улыбнулся Кеплеру, как своему любимому ученику, и постарался успокоить.

       – Конечно, согласен, мой милый друг! Поверь, я сам, как та старая заботливая курица, даже после восьмидесяти пытаюсь найти свой золотой самородок! – Прокопий немного помолчал, и словно в задумчивости произнёс. – Или хотя бы элексир жизни. Ты ещё не нашёл?

       – Профессор, это Вам к моей матушке Катарине! Она всю жизнь варит зелья, гадает и лечит травами, по крайней мере после того, как перестала бегать за моим никчёмным папашей по гарнизонам. Кстати, давно её не видел, может быть, уже сварила Ваш элексир! – Усмехнулся Кеплер и залпом допил пиво.

       Белые брови Прокопия сдвинулись в осуждении, что происходило крайне редко, а живые чёрные глаза, как пики вперились в несчастного математика. Из добродушного старца профессор превратился в строгого беспощадного ректора преисподней, как подумалось Кеплеру. Новая острота застряла у него на языке, он закашлялся и как-то весь сжался, словно ожидал хлёсткого удара.

       – Не очень-то ты почтителен к своей матери! – Хрипло произнёс Прокопий.

       – Простите, профессор! – Взял себя в руки Иоганн Кеплер. – Меня рано бросили, с больным падучей братом!  Воспитывать было некому, кроме деда-извращенца. – Оспины на лице математика четче обозначились, глаза увлажнились, а пышный воротник странным образом начал подрагивать.

       Прокопий беспомощно заёрзал. Не придумав ничего лучшего, похлопал Кеплера по плечу и успокаивающим тоном предложил прогуляться на свежем воздухе.

       Конечно, вдохнуть такой живительный воздух, как в лесу при первом опыте Прокопия, в центре Праги не представлялось возможным. Здесь витали не ароматы цветов и хвои, а зловонные запахи немытых тел, мочи и помоев, смешанные с аппетитными запахами жареного мяса и хлеба. От любимого парка перед университетом осталось всего полдюжины деревьев, и судя по жёлтой раскраске листьев - наступила осень. Само здание прирослось разнокалиберными постройками, казавшимися какими-то замшелыми. Правда, внешний вид профессора Гавранека был не многим лучше. В безразмерном серо-коричневом плаще с капюшоном седовласый старец впервые в жизни чувствовал себя неловко рядом с франтоватым Кеплером. Однако, пройдя по грязным узким улочкам, Прокопий перестал переживать. С нечистотами, по всей видимости, здесь всё-таки как-то научились бороться, но помои по-прежнему выплёскивали из окна в любое время суток. Лишенный острого зрения Иоганн Кеплер обладал чутким слухом. Как только оконные рамы сверху издавали соответствующий скрип, он хватал Прокопия за рукав, и перепрыгивал на другую сторону улицы. Блестящие квадратные пряжки на его туфлях так и мелькали влево-вправо зигзагообразными скачками.

       Профессор же не обращал особого внимания на грязь, но с восхищением осматривал новые и старые дома. Среди тех и других большинство было построенных из дерева и глины, причём не самым искусным образом. Кое-где на брёвнах коричневыми завитками бесстыдно топорщилась кора, словно призывала немедленно её очистить. Однако ближе к площадям появилось множество статных каменных двух-трёхэтажных красавцев. Почти у всех на первых этажах располагались таверны и закусочные, о чем свидетельствовали манящие ароматы еды, напитков, звуки веселья и забавные вывески.

       Ставший за долгие годы родным город разросся и уплотнился. Но это была всё та же дивная Прага, с неизменными красными крышами!

       Жителей безусловно стало намного больше, и одеты они были по-разному.  Некоторые мужчины, как Кеплер, в коротких чёрных накидках, из-под которых торчали атласные банты под коленями, светлые чулки на худых икрах и туфли с пряжками, другие – в сверкающих плащах, вышитых золотом или серебром, с привязанным к поясу оружием, напоминающим длинные острые кинжалы, и обязательно в головных уборах, широких бархатных беретах, или шляпах с разными перьями. Но были и такие, как Гавранек, одетые в скромные холщовые плащи неопределенного цвета. Женщины же поражали роскошью и многоцветием пышных платьев, расшитых жемчугом и полудрагоценными камнями, и изящными манерами, с которыми они подавали кавалерам ручки при входе или выходе из экипажей на площади. Пройтись по узким улочкам такие пани позволить себе не могли.

       Профессор Гавранек, наконец, обратил внимание на острые шпили Храма Девы Марии пред Тыном. Он перекрестился и мысленно возблагодарил Бога за то, что Он сохранил святилище, не дав времени и людям его разрушить. Прокопий посчитал это хорошим знаком, ведь костёл строился на его глазах. Когда он прибыл в Прагу зелёным юнцом, здесь, на месте разрушенной прибольничной церкви возводились новые стены этого величественного храма. За десятки лет и Тынский костёл, и Старе Место Прокопий посещал чаще всего.

       На этой же площади, напротив храма возвели Староместскую ратушу, а несколько лет назад на её башне укрепили большие часы. Правда, они скоро развалились из-за неправильного ухода. Тогда Гавранек обратился к своему бывшему ученику – Яну Шинделю, мечтавшему ещё в студенческие годы сконструировать огромнейшие астрономические часы. Оказалось, что сам проект был давно готов, но понадобилось время, чтобы найти искусного мастера. И тут вмешалась судьба, или звёзды! Математик и астроном Ян Шиндель познакомился с будущим часовым мастером за кружкой пива в таверне на той же самой площади. Микулаш из Кадани, так звали мастера, случайно увидев чертежи на свитках удрученного Яна, самоуверенно заявил, что сможет сотворить такое без особого труда. Вскоре они вместе увлеченно работали в мастерской знаменитого архитектора Петра Парлержа.

       За Пражский Орлой, механические часы и астрономический циферблат, все трое были достойно награждены властями города. Жителям и гостям Праги часы также пришлись по вкусу, и неудивительно. На высокой башне в центре расположился большой цветной циферблат, где на разных по цвету и размеру окружностях сияли золотые швабахерские, римские и арабские цифры, показывающие старочешское, вавилонское, европейское и звездное времена. Ярко-синим цветом были обозначены небеса, а коричневым – Земля. Золотом выделялись три окружности и две часовые стрелки с золотой рукой и золотой звездочкой. Когда часы запустили, все эти золотые кольца и стрелки пришли в движение. Зодиакальное кольцо, Солнце и Луна, звёзды вращались вокруг Земли, в соответствии с принятой Птолемеевской геоцентрической системой мира. Профессор Гавранек присутствовал в день открытия Пражского орлоя и радовался, как ребёнок, а на следующий день пришёл на площадь вместе с другом Шарлем.

       Кто из них был в большем восторге от вращающихся золотых элементов сложно сказать, но сейчас, развернувшись на бой часов, Прокопий, раскрыв рот наблюдал за движущимися апостолами и фигурой Смерти в виде устрашающего скелета человека. Когда сверху закричал золотой петух, Гавранек вздрогнул.

       – Профессор, Вы никогда не видели Пражский орлой?! – Решил пошутить Кеплер.

       – В том то и дело, что видел! – Не сводя глаз с башни, ответил Прокопий.

       – Что же Вас тогда напугало?

       – Фигуры эти! Откуда они там взялись? – Пробормотал профессор.

       – Эээ, как их соорудил Гануш вместе с часами лет сто назад, так они и двигаются.

       – Какой Гануш?! Орлой сделал Микулаш из Кадани, друг моего ученика Яна Шинделя! И не сто, а двести лет назад... – Прокопий осёкся и испытующе посмотрел в глаза Иоганна Кеплера.

       – Мне кажется, Вы мне что-то хотите рассказать, профессор? – После минутной паузы нашёлся математик.

       – Думаю, пора! Только давай зайдем в какую-нибудь тихую таверну, если возможно. – Вероятно, что-то вспомнив, профессор, похлопал себя по карманам, выудил из одного выцветший бархатный мешочек, раскрыл и показал Кеплеру. – Вот ещё что! Такие у вас принимают?

       Прищурившись, Иоганн Кеплер изумлённо рассматривал большие серебряные монеты. Похожие он видел в сокровищнице Рудольфа Второго, правда, те были потемневшими и полустертыми. А деньги из кошелька Гавранека, казалось, сияли новизной. С одной стороны, во внешнем круге было начертано крупными буквами: DEI GRATIA REX BOEMIE*, а с другой, на реверсе в центре красовался Чешский лев с надписью по кругу: GROSSI PRAGENSES**.

       – Если они настоящие, – подняв голову, спокойно произнёс математик, – то Вам помогут в Золотом переулке! Пойдёмте?!


       * Божьей милостью король Богемии.
       ** Пражский грош.

       Продолжение здесь: http://proza.ru/2023/02/11/17