Лейтенант Груздев - после ранения Глава 15

                Глава 15               

                Бой  в логове зверя

Поблагодарил водителя и двинулся по указателю. В трамвайном парке, где расположился отдел кадров дивизии, встретили с большим восторгом:
- Давай, в семьсот пятьдесят шестой полк, к Зинченко. У него не хватает командиров рот.
- Я из шестьсот семьдесят четвёртого полка Плеходанова, - пытаюсь было возразить.

Тем не менее, тут же был состряпан приказ, а разговор со мной окончен. Вместе со связным, сержантом, двигаемся по простреливаемому насквозь Берлину к Зинченко в «Дом Гиммлера».
- Последний бой здесь держали славяне, - рассказывает сопровождающий, проходя мимо Моабитской тюрьмы, - Моабит тоже дивизия штурмовала.

Через прогнутый покорёженный мост миновали реку Шпрее.
- Вон он, чёртов рейхстаг, - махнул связной. Проследив за его рукой, увидел: голыши деревьев; клубы дыма; здание, несущее всадников с копьями; стены серого цвета; квадратные окна, замурованные красным кирпичом.
Ныряем в калитку «дома Гиммлера». Бросились в глаза орудия крупного калибра, самоходки, вплоть до установок «Катюша».

На втором этаже стоят «сорокопятки», направленные на серое здание – логово зверя. По чисто солдатской намётке определяю, туговато будет преодолеть три-четыре сотни метров по брусчатке, негде окопаться.

Первым, кто мне попался на глаза, стал капитан Кондрашов, мой давнишний знакомый, под Старой Руссой наступали вместе.
Через него держали связь с маленьким плацдармом за речкой Тулебля в те мартовские дни сорок третьего года.
Он тоже узнал меня. Обрадовались. На командном пункте полка, в «доме Гиммлера», царила напряжённость. Встретили по-деловому, не хватало ротных командиров, оперативно ознакомили с обстановкой.

- Пойдёшь ротным во второй батальон, к капитану Клименкову, - сказал майор Казаков. Тоже узнал его, там же, под Старой Руссой, он командовал взводом противотанковых сорока пяти миллиметровых пушек.
С Клименковым судьба сводила ещё в Калининской области. Он был командиром роты восьмидесяти двух миллиметровых миномётов, а я командиром роты автоматчиков.

Встречались за сопками в районе деревень Мироново – Стайки, когда выходил на рекогносцировку перед разведкой боем. Тогда они остались за снежным завалом, а мы пошли вперёд на штурм траншей захватчиков, и овладели ими.
Через оставшихся за завалом держал связь с командованием. Так военные дороги сводят людей на фронтовых перекрёстках.

Здесь, почти, тоже самое. Они в каменном массивном здании, на командных высотах. Казаков успел за это время подняться до начальника штаба полка, а Кондрашов - до его помощника по разведке.
Только меня судьба по моей оплошности оставила на прежнем уровне. Нисколечко не продвинулся по служебной лестнице…

Иду ротным через брусчатку на штурм рейхстага. Неудовлетворённость уступила место гордости - успел к решающему бою. Знакомые есть. Если что… Безвестным не останусь.
Это меня больше всего и утешало. Комбат – два, так его называют, повёл знакомить с четвёртой ротой.
- Становись, - подал команду Клименков.

Выстроились.
- По порядку номеров рассчитайсь!
Замыкающий назвался двадцать пятым.
- Вот командир вашей роты, - закончил знакомство комбат.
Боже мой, с кем я пойду в бой? На кого можно положиться? Нет ни взводов, ни отделений, ни знакомых. Одеты - кто во что горазд - кто в старой красноармейской, кто в комбинированной русско-немецкой форме…

Кого из них назначить командирами подразделений? Нужно время, которого в обрез, чтобы познакомиться.
Впервые за время долгого боевого пути вселилась неуверенность за людей. И они должно быть не верят мне.

Будут ли они выполнять команды, куда с ними идти? И тогда придумал… Подхожу к капитану, расстёгиваю пуговицы гимнастёрки:
- Товарищ капитан, поправьте мне наклейку, кажется, сползла с раны.
Клименков перед строем поправляет наклейку гноящейся раны.
Немного поморщившись от боли, замечаю, некоторые разинули рты. Сразу стало легче, сочувствуют. Выходит, верят.

Воевать с ними ещё можно. В ту же минуту из оконного проёма показалась голова и плечо с погонами майора:
- Где роты? – кричит он, - начинаем артналёт. Бьём десять минут…
- Начинай, - кричу ему и обращаюсь к своим солдатам, - чем быстрее мы будем сейчас бежать, тем больше успеха на выживание. Другого нам не дано. Делайте то, что я буду делать. Последние слова пришлось кричать, началась артподготовка.

Гляжу на часы, засекаю время.
 Через семь минут махнув рукой – крик уже не поможет – первым ринулся в бой, увлекая за собой бойцов.
Подчинённые последовали за мной. До рейхстага около четырёхсот метров. Ничего уже не может остановить меня, кроме одного… (……)
Выскакиваем на Королевскую площадь – Кёнигплац, преодолеваем канал.

С площади поднялись и пошли в атаку бойцы других рот, ранее прижатые к брусчатке противником.
В самом рейхстаге уже идёт бой - группа смельчаков выбивала «зверей» из комнат. Хотя гитлеровцы (в основном – эсэсовцы) были ослеплены огнём нашей артиллерии, но простреливали из изуродованных, прежде узких, амбразур всю площадь от рейхстага до «дома Гиммлера»

На ступеньках гитлеровской цитадели перевожу дух: глубоко вздохнул и с облегчением выдохнул.
Показалось, всё накопленное, начиная с самой страшной ночи в жизни, проведённой на плацдарме - за рекой Одер, позади.

Наступающие, сгорбившись, продолжают бежать к цели, делая последний бросок, называемый -  атака. Цель – ПОБЕДА!
Не всем удалось достигнуть её. С остатками бойцов врываемся в само здание. Большой тамбур, налево комната, бой идёт за дверью. Мы туда. Обдало едко-кислой гарью. Темень, трудно понять - кто где.

- Прижимайтесь к стенке, славяне, - кто-то распорядился властным голосом.
В такой ситуации любой генерал исполнит спасительную команду, от кого бы она ни исходила.
Осматриваюсь - помещение объёмное, высокие потолки, вправо от входа – на уровне второго этажа – фигурный барьер от балкона. Оттуда и бьют гитлеровские фанатики.

Уцелеть можно только за колоннами либо у стены. На середину выбегать бессмысленно, сходу срежут.
Против входа с улицы большой прогал. Присмотрелся, да это вход в подвальное помещение.
Ага, эта дыра не менее опасна, чем злосчастный балкон, нужно её заткнуть. Оттуда летят гранаты и даже панцерфаусты, унося в бессмертие освободителей.

Ворвавшиеся, ранее, в зал бойцы, под командованием властного голоса, почувствовав поддержку подошедшего подразделения, ринулись на второй этаж.
Подкрепление всё увеличивалось и увеличивалось, растекаясь и приспосабливаясь, как говорится по-военному, к местности.

Зал рейхстага был небольшой, неудобный для противоборствующих сторон, били одни других в упор.
В таких условиях самый нерасторопный, неподготовленный сообразит, что нужно делать – спасать себя, а, значит, соседа и товарища, рванувшего на этажи.

Самое, пожалуй, главное – весь зал в наших руках, через середину, правда, рискованно пробегать, а прижимаясь к стене, или от колонны к колонне, можно. Воспользовавшись более безопасным способом, огибаю у самой стенки половину зала и оказываюсь у входа в подвал.

За мной последовал связной, назначенный наспех у «дома Гиммлера».
Только здесь, избрав себе позицию, в рейхстаговской операции, узнаю фамилию связного – Доля.
Знает немецкий язык, что немаловажно в такой сложнейшей ситуации.
Фюрерская надежда рядом, в четырёх – пяти метрах, в подвале, лопочет меж собой, спорит.

С помощью связного овладеваю информацией. Позиция у подвала самая опасная на первом этаже.
Глазом не успеешь моргнуть, как фрицы уже в зале. Сориентировался, командовать здесь нечего, командиров набралось чуть меньше рядовых, и каждый за себя и за товарища, а в итоге: бьём врага.

Мы, с Анатолием Доля, освоились у входа в подвал: стали полноправными хозяевами. Доля, выбрав момент, метнулся на противоположную сторону. В
короткие тихие паузы он переводит:
- Спорят всё. Кто-то доказывает, нужно сдаваться, другие возражают и угрожают первым расправой. Предлагают вырваться из подвала, перебить эту горстку русских и овладеть полностью рейхстагом.

На дельное предложение готов кричать, звать их «Пожалуйста, выходите. Милости просим».
А коли вырвутся да уничтожат горстку русских? Нервы не выдерживают, бросаю в подземелье взрывное устройство, «Получи фашист гранату».
Такая дуэль продолжалась до самой сдачи блокированных в подвале.

Вечером прибыло много пополнения, стало веселее.
Степан Неустроев обосновался в самой крайней при входе в рейхстаг комнате, по сути ставшей КП комбата первого батальона, который первым пробрался в рейхстаг. Роты, действовавшие разрозненно, в зависимости от обстановки взял под своё командование, хотя у нас и были свои комбаты, отсутствовавшие на данный момент.

Мы, выражаясь военным языком, оказались в оперативном подчинении Неустроева. Старший лейтенант Константин Самсонов, - комбат 171-ой ст. дивизии, в тяжелейших условиях организовал доставку станковых пулемётов в рейхстаг.
Молодчина.
Не видел, как пулемётчики пробирались через площадь, но знаю: без большого умения, мужества, самопожертвования невозможно совершить действие.
Пулемёт знаю хорошо, училище заканчивал по этому профилю, аттестован, как командир пулемётного взвода.

По иронии судьбы не довелось командовать пулемётчиками, зато помню по тактическим занятиям, при наступлении с пулемётами требуются огромные усилия.
Осмотревшись и обвыкнувшись, узнаю по окающему голосу Корнеева из моего бывшего 674 стрелкового полка.
В этом зале оказался вместе с бывшими однополчанами. В настоящем моём 756 полку много незнакомых. Что делать? – Новичок.

Душевная обида на начальника офицерских кадров дивизии Теплоухова, который безапелляционно направил в полк Зинченко, притупилась.
В зале показался какой-то майор, только на другой день узнал – был майор Соколовский, заместитель командира полка по строевой.

Зал, почти на половину заполненный, обжили быстро. Много офицеров, до майора включительно.
Ночью, сказывают, комполка Зинченко организовал командный пункт в одном из подвалов, в который мне не довелось войти.               

Порадовало, в полночь в роту прибыло пополнение, в том числе два командира взводов – лейтенант Кучер и младший лейтенант Кирин.
Четвёртая рота стала, как рота, с командным составом.
При большом шуме в зале, похоже головорезы нас подслушали, может подсмотрели… Из подвала и второго этажа полетели панцерфаусты, всё окутывается дымом.

Наверху горит, падают искры, следом, горящие шкафы с бланками, мебель… Вскоре рухнул потолок на самую середину. Крики о помощи.
Находившиеся в середине не спаслись. «Затворники» усиливают огонь и вырываются наружу из подвала.
Завязался самый настоящий кулачный бой, стрелять рискованно, всё смешалось.

С трудом загоняем гитлеровцев назад в злосчастный подвал, а кто не успел, то… После этого случая наглухо закрыли со связным выход из подвала.
- Будем, Анатолий, пробками, больше не дадим фрицам вырваться, - говорю Доле.
Пожар не затихает.
Духота поубавилась, дым потянуло через верхний проём.

Стёкла на куполе выбиты, одни рёбра торчат, но пол успел нагреться до довольно высокой температуры, измеряемой подошвами.
Стоять на месте нельзя, нестерпимо, несколько секунд и нужно приподнимать нижнюю конечность.
Стоим переступая с ноги на ногу.

Мимо нас на переговоры в подвал спустился полковник (впоследствии узнал, переодели младшего офицера внушительных размеров Алексея Береста, фрицы заявили, что будут вести переговоры с чином – не ниже полковника) с Неустроевым и переводчиком.
Следом  после возвращения делегации в зал полетели гранаты. В этот раз нам с Долей подбросили боеприпасы: ящик гранат и ящик дымовых шашек.

Поскольку я стоял с подручной стороны (метать удобнее за изгиб подвала), мне и подтащили груз. Вот перешвыряю два ящика - как водой выгоняют из нор сусликов - так и вылезут, все будут наши, никуда не денутся.
Доля переводит, я швыряю…
Как только засобираются вырваться и уничтожить нас, в подвал летит граната, а если агитация о сдаче, пуляю дымовую шашку.

По всем этажам идёт бой, а мы со связным «облюбовали» место возле подвала и до эвакуации пленных отсюда никуда.
Правда, перед самым утром последней штурмовой ночи прошли с командирами рот - старшим сержантом Ильёй Сьяновым и младшим лейтенантом Николаем Антоновым по этажам, осмотрели (как бы приняли) оборону у Съянова.
Отдаю распоряжение командирам взводов, где занять определённые участки.

Возвращаюсь на своё «облюбованное» место, есть предчувствие, гитлеровцы пойдут сдаваться только через мою оборону, а это будет самое главное событие, в котором приму активное участие. Это и есть высшее счастье ПОБЕДЫ!
Снова и снова в уме прокручиваю слова начальника Политуправления Красной Армии «Дорога домой лежит через Берлин». – Настоящий пророк, гений, низко кланяюсь ему. Лично для меня и моих однополчан дорога домой лежит непосредственно через рейхстаг.

Душа поёт, подчас забываю, в четырёх метрах противник, готовый в любую минуту отнять мою жизнь.
Летят из подвала гранаты, фаустпатроны, автоматные очереди, фанатики знают, их поражение неминуемо, но не желают сдаваться, тянут резину. На что рассчитывают? Безумие, да и только.

Был как-то невольным свидетелем разговора среди солдат в землянке – «Немцы, они умные, смекалистые, достойны уважения».
Жаль, нет этих «знатоков» рядом, убедились бы в обратном: трусы они, не умеющие отвечать за свои преступления. Но жизнь могут отнять на самом пике Победы, нужно поберечься, - шашечку одну - другую кидаю в подвал, пусть почихают.
Скорее осознают: нужно сдаваться.

Уже настал май. После пролома верхотуры – потолка – ночью стало прохладно, плохо согревала парусиновая накидка. Спасала грубошёрстная гимнастёрка.
Старшина принёс ужин, разыскал всех своих. Мы, с Долей, поужинали тут же – у входа в подвал.
Тру ладонь о ладонь:
- Что-то мне, старшина, холодновато стало, палатка не греет.

Старшина без слов понял, что нужно, снял свою телогрейку…
- В ней согреешься, потеплее будет.
В таком одеянии почувствовал тепло и заботу наших тылов. – Вдохновляет. Старшиной встречаю немцев…
Только было приготовился швырнуть очередную шашку, глядь, - что-то белое, не сразу сообразил в чём дело. Чуть опешив, воздержался бросать.

Что-то кричат снизу. Доля напрягся, забегали глаза, то на меня, то на дыру подвала. Сообщает:
- Предупреждают, чтобы не стреляли, сдаваться будут.
- Говори, пусть оставляют оружие в подвале и выходят.
Вышел какой-то с высокими погонами. Поднимает руки, приговаривает:
- Хитлер капут. Хитлер капут…
- Это медик идёт, - предупредил Доля.
- Проходи, проходи, - потом опомнился, и по-немецки, - шнель, шнель, шнель!

Следом пленные повалили по пять-шесть в ряд. Стою у выхода и считаю. Много насчитал. Пёрли из подвала, как рыба на нерест.
Поначалу подумывал обыскивать, но это было нереально.
Побеждённые лезли из подвала не признавая хвалённого немецкого порядка, толкая один другого, поторапливая, глотая свежий воздух, как пойманные караси. Я в конец осмелел и через Долю приказал:
- Разобраться по пять и не толкаться, выходить спокойно, соблюдая порядок.

Зал заполнился гитлеровцами. Наши редкие цепи растаяли в людской массе.
Уже потерялся из виду Доля, а сдававшиеся продолжают прибывать из подвала, хватая свежий воздух.
Кто-то кричит, приказывая выходить на улицу -  на построение. Угомонившись, повалили на выход, в ту самую дверь, в которую мы врывались в рейхстаг.

Мы штурмом, они лавиной, в плен. У самых нижних ступенек их строят по шесть. Кому-то показалось, растянется длинная колонна, давай, – по восемь.
И нате, раздаётся оглушительный взрыв за той же самой дверью. Сдающиеся рванули обратно в зал, застревая в проёме, образовывая пробку.
Гудят, как пчёлы, озлобленные врываются в зал. Ору:
- Доля, в чём дело? Что они кричат?
- Говорят, русские нас обманули, мы вышли сдаваться, а они по нас огонь из пушек. Это обман!

Перед входом в подвал образовалась настоящая свалка. Одни неудержимо рвутся наружу, а озлобленные, испуганные выстрелом стремятся обратно в подземелье. Нас с Долей буквально смяли, прижимая к стене. Снова спрашиваю:
- Доля, что они кричат?
- Всё то же, русские обманули, нас расстреливают.
Круглый диск автомата впился в грудь, вот-вот не выдержат нагрузки рёбра.
Терплю.

Напрягаюсь. Руки прижаты внизу. Остаётся свободным один язык, не успели заткнуть рот. Кричу тем, кто может предупредить оставшихся на улице, пусть не стреляют, они сдаются.
Попытка выбраться из зала не увенчалась успехом.
Пока у нас в зале властвовала сумятица, на улице без нашей помощи разобрались.

Был всего-то один выстрел, который мог закончиться трагическими последствиями для расположившихся в зале.
Выяснилось, находящиеся под хмельком самоходчики, не разобравшись (подумали, немцы вырвались из рейхстага), произвели выстрел.
Характерно, выстрелом ранило восемь или девять наших, в основном офицеров, среди них майор Соколовский, и одного немца – в ногу…

Кому приходилось видеть снимок в книге «Знамя над рейхстагом» генерала Шатилова, где Соколовский с повязкой на голове, - результат злополучного выстрела.
Повезло, легко отделался. Рядом стоящие гитлеровцы топчутся по оставшимся в ящике гранатам, используя боеприпасы, как взгорок, для выискивания знакомых, чтобы переброситься словами.

- Доля, успокаивай, переводи за мной, - кричу, собравшись с силами.
Тем временем, взобравшись на самую высокую точку в зале – типа купола – с пеной у рта, эсесовский офицер призывает пробиваться в подвал и брать оружие.
- Выстрел, это ошибка, - надрываясь, переводил Доля, - всем будет сохранена жизнь…

Постепенно, вокруг Анатолия, устанавливалась тишина. В сторону митинговавшего на возвышенности полетели плевки, а затем близстоящие сами стащили его за полы шинели. Только сдававшиеся немного отступили от меня, принимаюсь незамедлительно наводить порядок:
 - Шнель, шнель…
Пленные вновь потянулись из подвала. В книге Василия Субботина «Как кончаются войны» эпизод отображён… «Здесь стоит старшина и покрикивает: «Шнель, шнель!»
Кто там разбирался, в чьей я телогрейке? Вышли последние германцы, за ними выхожу я.