високосный век

я не автор         нСтихи.руАвторы Произведения Рецензии Поиск Магазин О портале Ваша страница Кабинет автора
Шаг исторической спирали - Високосный век
Любовь Горбатенко
1937 год.
Эта медсестра была грубой, как мужчина. Она пришла к нему в палату, и в руке у нее был шприц.
- А что мне назначили? – спросил он, но она не ответила.
- На бок, - хриплым голосом сказала она, и он повернулся.
Укол был болезненный.е автор
- На спину, - так же лаконично сказала она. Он повернулся. Она стояла и смотрела, как он умирает.
Так в возрасте 51 год умер мой дед - преподаватель по ковке лошадей Кавалерийских курсов усовершенствования командного состава (ККУКС) г. Новочеркасска Михаил Иванович Гордеев.

2000 год.
Она стояла и смотрела на него. Сначала ему показалось, что он куда-то проваливается. Его стало колотить, а она все стояла и смотрела. А потом он полетел по коридору.
Она стояла и смотрела, как он умирал.
Так в возрасте 51 год умер мой брат - заведующий кафедрой психологии Ростовского университета Василий Семенович Карпенко, внук Михаила Ивановича Гордеева.

2003 год.
После взрыва стоял неумолкающий крик.
Она делала вид, что шокирована, что плачет. На самом деле она с удовольствием смотрела, как умирают раненые, как от болевого шока кричит подросток.
               
                Эпилог               

История развивается по спирали. Годы реакции сменяются годами гуманизма, возрождения (ренессанса). Возрождение прерывается кризисом, и опять идут годы реакции.
Время, необходимое для одного полного витка истории при переходе из одного похожего состояния в другое, например, от казачьей вольницы к нашей современной свободе, можно назвать шагом спирали истории. Этот шаг спирали равен примерно одному веку. Шагом спирали нашей недавней истории был двадцатый век, который можно назвать «високосным», так как он содержит по сравнению с предыдущими тремя веками один дополнительный день, и его порядковый номер 20 делится на 4, так же как для високосного года. Каждый последующий вековой виток никогда не бывает точной копией витка предыдущего, так же как шаг спирали истории никогда не бывает постоянным. В каком-то смысле мировая ситуация начала двадцать первого века стала повторением на новом витке европейской коллизии начала двадцатого века. Обе привели, как известно, к цепочке войн. Оба эти витка со столетним шагом относятся к одной спирали развития, называемой «построение общества массового потребления».
Но шаг эволюционной спирали осуществляется и через духовную реализацию.
Так что же все-таки преобладает, духовная реализация, или построение общества массового потребления.
Считают, что различие между Западной Европой и Китаем сводится к различию величины шага спирали истории, который в Европе значительно шире, чем в Азии. Чушь это, или в этом что-то есть?

Порядковый номер високосного года, который содержит по сравнению с предыдущими тремя обычными годами дополнительный день 29 февраля, по определению, делится на четыре. Определение «високосный» можно применить и к веку. По григорианскому календарю, из каждых четырехсот лет последние годы тех веков (например, 17-го, 18-го, 19-го века), порядковый номер которых не делится на 4, не являются високосными. То есть, високосными не являются 1700, 1800, 1900 годы, несмотря на то, что порядковый номер этих годов делится на четыре. И только 2000 год является високосным, так как порядковый номер 20-го века делится на 4, Следовательно, он содержит дополнительный день 29 февраля. Стало быть, двадцатый век можно тоже назвать «високосным», так как он содержит по сравнению с предыдущими тремя веками один дополнительный день, и его порядковый номер 20 делится на 4. Думаем, что «високосный век» несет в себе по преданию все те же неожиданности и несчастья, которых принято опасаться в високосном году.

Нам тяжело сейчас... И кто, как не представители интеллигенции, могут эту боль выразить. Но показать не только боль, но и то светлое и чистое, что живет в нашем народе, то радостное и удивительное, что, несмотря на все кризисы, окружает нас на нашей прекрасной Земле, ту любовь, которая просыпается однажды в каждом человеке.
По мнению прекрасного русского философа Николая Александровича Бердяева, эпоха Александра Сергеевича Пушкина - это и был конец эпохи ренессанса в России. Далее вся литература Достоевского и Толстого, Блока и Есенина - это боль и кровь русской мысли.
Еще Бердяев предсказал, что возрождение начнется в провинции.
Россия жива! Она открыта для всего прекрасного! Ее возрождение начинается здесь!

                МОЗАИКА НАШЕЙ ЖИЗНИ.       

Вера решила во время этого отпуска записать историю своей семьи. Записать ее для детей. Пусть, когда подрастут, почитают. Она открыла тетрадь и стала записывать:

20 августа 1976 года, город Геленджик Краснодарского края.

Мы жили на горе недалеко от моря. Квартиру нашли случайно. На вокзале к нам подошел грузный старик в соломенной шляпе и предложил квартиру. Он искал интересного собеседника и нашел его в лице моего мужа.
Маленькая горбатая старушка стала ворчать при виде детей, выражая свое беспокойство за матрасы, которые они могут испортить. Но, успокоенная нашими заверениями, засуетилась, захлопотала, побежала за чистым бельем.
Так мы стали обладателями увитой виноградной лозой комнаты с видом на весь залив, с выходом на веранду. Отныне все восходы и закаты были наши! Море, горы, сосновый бор! Все принадлежало нам! Мы начинали отпуск так, как хотели, бездумно, полагаясь на случай.
Старик был не так прост, как казалось сначала. Он работал в саду, возился с собакой Белкой и с ее щенятами, рубил дрова. Не обращая внимания на ворчание старухи, много читал, с упоением слушал серьезную музыку и смертельно грустил. И только Белка была допущена в его мир. Она была так же стара, как и он, много помнила и тоже грустила, положив голову на лапы. С достоинством принимала ласки и подношения нашей младшей дочери Нины, спокойно наблюдала за проказами своих щенят. А щенята были забавны!  Белые пушистые комочки,  они так отличались характерами, что я невольно сравнивала их со своими детьми.
Когда мы впервые привезли на море старшую дочь Наташу, она испугалась его.
- К берег-гу, к берег-гу! - с ужасом кричала она, когда Саша осторожно заносил ее в море. Ей больше нравилось строить домики из песка, собирать морские ракушки.
Двухлетняя же Нина освоилась с морем сразу.
- Стойте здесь, - командовала она, - я сама. - И, смешно забрасывая ноги, с криками: - В глубину! В глубину! - мчалась в море, и мы едва успевали подхватить ее тогда, когда волны накрывали ее с головой, и она захлебывалась соленой водой.
Меня ужасает это полное отсутствие страха. Жизнь Нины все время висит на волоске. Она лезет на пианино, на шкаф, валит на себя зеркало, падает со столов, со стульев, обжигается, обрезается. И горе тому, кому она берется помогать! В свои три года она затевает стирку. Не советуясь, моет пол, стол и стены одной тряпкой. За моей спиной бросает на сковородку жариться вместе с картошкой совершенно несъедобные предметы. В играх ей нужно что-нибудь "стрелятельное". Она марширует, как солдат. Даже во сне я подскакиваю в постели, продолжая переживать за своего "бармаленка", "диссертенка", как называет ее Наташа, потому что на младенческие годы Нины выпали защиты наших диссертаций.
Отдых шел своим чередом. Завтракали, шли на море, купались, загорали, ходили в кино. В тени сосновых деревьев Нина спала днем. Вечерами мы приходили на берег, смотрели на звезды и рассказывали детям о Маленьком принце. Дождливые дни проводили дома. Я читала, возилась с детьми. Старик часами беседовал с мужем. Он был очень мудр. И молодежь не раздражала его своими мини-нарядами, своим легкомыслием. Старый, с носом-бульбой, усеянным оспинами, он преображался, когда вспоминал молодость. Закат, которым мы всегда любовались, напоминал ему страшный день войны в Турции. Тогда он умирал на поле битвы. Рядом лежали товарищи, и закат был так же красив. Он думал, что видит последний закат в жизни, и жадно смотрел, впитывая в себя все его переливы.
Он мог говорить на любые темы, но особенно его интересовала тема царской семьи, Распутина, предреволюционной атмосферы.
- Смотри, монархистом станешь! - смеялась я над Сашей. Хозяйская пара занимала меня. Я никак не могла разгадать загадку их совместной жизни. А разрешилась она просто. Старушка была сестрой недавно умершей хозяйки. В годы революции она попала в семью сестры, нянчила детей, делала всю черную работу.
- Вы будете смеяться, - говорил старик мужу. - Полгода назад я вступил в законный брак с Евдокией Ивановной. Дети мои обеспечены. И я не хочу, чтобы она оказалась на улице после моей смерти. - Старик махнул рукой. - Но с ней не поговоришь, как бывало с женой. Плохо мне... И товарищи мои все поумирали...
Вечер был теплый и тихий. После моря и бани было так хорошо! Муж и дети давно спали, а сквозь открытые окна проникали шорохи деревенской улицы. Я – сова, и мне не спалось. Старушка, обычно ночевавшая во флигеле, сегодня была дома, из ее спальни слышались вздохи. Потом началась молитва... В детстве я слышала молитвы-скороговорки своей бабушки Фени. Но это была другая молитва.
Было неловко, как будто я тайно присутствовала при чужой исповеди. Словно не сгорбленная старушка, а молодая женщина страдала одна среди огромного мира, вызывая на свидание умерших из царства теней. Для каждого находила ласковое слово, описывала Богу их страдания и просила быть милосердным.
- Господи, они так страдали! Успокой их души! Дай им счастье! Дай им покой!
Молитва то звенела в ночи, то уносилась вместе с тенями, и нельзя было разобрать слов. Потом была хвала Господу. За что же славила его эта бедная женщина? За свою жалкую одинокую жизнь? За раннюю потерю близких ей людей? За войны, которые ей пришлось пережить? Нет. Она славила его за то, что видела этот прекрасный мир, могла еще быть полезна людям и имела силы работать.
Молитва кончилась. Я словно молилась вместе с хозяйкой и поняла, как ей хорошо сейчас. Она избавилась от непосильного груза своих воспоминаний, мысленно встретилась со всеми, кто был ей дорог, и теперь могла спокойно уснуть.
А мне опять не спится. Как нам - неверующим - освободиться от гнета воспоминаний, от невыплаканных детских слез, от обид? Кому излить душу свою? Перед кем раскрыть ее потайные уголки? Перед кем покаяться в больших и малых проступках своих? У кого испросить милосердия для своих близких?
Каким Богам молиться нам, нашим детям, если в нашей крови течет русская казачья, еврейская, калмыцкая, польская, татарская, турецкая и другая кровь, о которой мы иногда даже не знаем? И нет мне ответа на эти вопросы... Я начинаю вспоминать то, что было до моего рождения, то, что рассказали мне моя мама и моя бабушка Феодосия Николаевна».

- - - - - - - - - - - -




я не автор