Последний трамвай

Солнечный луч, скользнув по портьерам, осветил одинокий кактус, гордо стоящий на подоконнике, школьную доску в белесых разводах и кусочек мела, лежащий на узкой деревянной полке. Артем, худощавый юноша с острым лицом и копной густых каштановых волос посмотрел отсутствующим взглядом на доску, словно удивляясь, зачем она здесь, затем достал из кармана телефон и стал торопливо набирать сообщение. В это время прозвенел звонок, распахнулись двери, и шумная ватага ребят, смеясь и толкаясь, влетела в класс. Она втиснулась вместе со всеми, разгоряченная, со сбившимся набок синим бантом на белой блузке, поправляя рукой растрепавшиеся красивые черные волосы. Когда проходила мимо Артема, он слегка придержал ее за руку.

- Слушай, Ксюша, я отпросился с последнего урока. Давай, как всегда, в парке у трамвая встретимся.

Она ничего не ответила, только кивнула и незаметно сжала его ладонь. Тут же рассмеялась, отвернулась и стала болтать о чем-то с подругой. Артем взял свой рюкзак и вышел из класса. На первом этаже слышался гомон - третьеклассники устроили кучу-малу в раздевалке. Переступая через чьи-то ноги, Артем добрался до вешалки, забрал свою куртку и вышел из школы.

Где-то вдалеке осталась доска в меловых разводах, портреты классиков на стенах и одинокий гордый кактус на подоконнике. На улице, по которой он шел, было немноголюдно. Уже подсохли лужи, начала пробиваться свежая трава на газонах, по-весеннему ярко были одеты редкие прохожие. Чем ближе он подходил к парку, тем сильнее его наполняло то новое чувство, которого он не мог себе объяснить. Оно властно владело им с тех пор, как он впервые увидел Оксану - новенькую, переведенную в их класс в этом году. Сначала она сторонилась его, но однажды, неожиданно, пригласила на день рождения. Когда закончился праздник и все ребята разошлись, он задержался, помогая убирать посуду. Потом сидели на диване вдвоем, слушали Билли Айлиш. Особенно запомнилось, как, будто бы шутя, она положила голову ему на плечо, волосы коснулись его лица, у него замерло сердце и мурашки побежали по коже. Вошла ее мама, спросила, не хотят ли они кофе, и он понял, что пора уходить. С тех пор они стали встречаться, и он чувствовал, что жить без нее, без этих встреч совершенно не может. Старый парк был их излюбленным местом. И не было у Артема причин отпрашиваться у Веры Петровны, но, сославшись на головную боль, он ушел, чтобы побродить немного одному по аллеям. Белая скамья, стоящая у края дорожки, была кем-то развернута в сторону газона. Он сел, закурил, смотрел, как торопливо шныряют в молодой траве черные грачи. Вдруг чьи-то прохладные пальцы легли ему на глаза, запахло чем-то сладковато-цветочным. Он снял с лица ее руку и долго держал, прижимая к губам. Она села рядом, сбросив рюкзак.

- Мне Вера Петровна пятерку поставила за контрольную.

- Здорово. Ты домашку записала?

- Да, скину тебе на телефон... Послушай, как соловьи поют!

Помолчали. Рядом цвела сирень, и от всех запахов весны, от близости любимой девушки, у Артема слегка кружилась голова. Потом говорили обо всем на свете, часто смеялись, пугая суетливых грачей, и не заметили, как зажглись фонари, хотя было еще светло. По дорожке шла женщина с коляской, хотела сесть на скамью, но увидев с какой нежностью двое прильнули друг к другу, поспешно прошла мимо. Время бежало незаметно. Последний трамвай прозвонил и ушел в депо.

- Слышал? - сказала она. - Очень похоже на последний звонок. Знаешь, когда первоклашка с колокольчиком. Совсем скоро экзамены и выпускной.

- Ты будешь самой красивой в белом платье. А потом... потом целая жизнь.

В сумерках он провожал ее домой по опустевшему городу. Когда переходили дорогу, неприятно резанул слух звук клаксона. Артем вздрогнул, оглянулся, и какая-то тоска сжала сердце. Из открытого окна остановившегося черного «Мерседеса» выглянул седеющий мужчина, похожий на боксера, окинул его неприязненным взглядом. «Надеюсь, ночевать ты будешь дома», - рявкнул боксер, обращаясь к Оксане. Окно закрылось, и машина сорвалась с места, оставив черные следы на асфальте.

- Твой отец! Нужно было дворами идти, - вздохнул Артем, уняв охвативший его озноб.

- Будь что будет! Они не смогут нам помешать, мы все равно будем вместе, - ответила она, справившись с волнением.

- Мне кажется, они в конце концов найдут тебе кого-нибудь. Помнишь, ты говорила, что с отцовской фирмы к вам домой какой-то чел приходил, к тебе клеился? Богатый, при «Ролексах».

- Дурачок, не клеился он, просто подарок маленький сделал. Что здесь такого?

- Нет, ничего... Слушай, только честно, отец бил тебя?

На ее лице отразилась какая-то затаенная боль.

- Было однажды. Но больше угрожал. В такие моменты он делается страшным. Потом все проходит, как будто другой человек. И этого, другого, я люблю.

У Артема желваки заиграли на скулах.

- Давай я поговорю с ним. Так не может больше продолжаться.

- Ты сделаешь только хуже. Забыл уже, как он из дома тебя выставил? Да плевать на всех! Посмотри лучше, какая луна... на сыр маасдам похожа, - улыбнулась она.

Возле подъезда они прощались. Он снова почувствовал холодок ее пальцев, коснувшихся щек, его губы слились с ее губами, и лимонный леденец, притаившийся у нее за щекой, вдруг оказался у него под языком. Она рассмеялась, подпрыгивая на одной ножке и склонив набок голову.

- И никогда не расставаться, до самой смерти, - крикнула она, уже вбегая в подъезд.

Дверь захлопнулась. Он стоял, смотрел, как зажегся свет в ее окне, помахал рукой в пустоту и пошел домой.

Ему осталось пройти последний перекресток. Все, что успел заметить — ослепивший свет фар, отчаянный визг тормозов. Сильной боли не почувствовал, но вдруг увидел себя со стороны, подумал отстранено: вот лежит человек, что-то кричит испуганная женщина, у машины бампер помят. Боль появилась позже, и озноб по всему телу. Потом ощутил себя  лежащим на асфальте, хотел встать и не смог.

- Ходить вы будете, молодой человек, но только с протезом. Вы не переживайте, сейчас очень хорошие протезы делают, - утешал его лечащий врач.

Ему хотелось выть и кричать. Каждый день жил лишь надеждой увидеть ее, а она, узнав о его инвалидности, стала приходить все реже. Потом вовсе исчезла. Он впал в депрессию, не хотел жить. Когда изготовили протез, ободрился, стал учиться ходить, через год уже держался уверенно. Однажды, гуляя в одиночестве в любимом парке, встретил Оксану. Оба смутились. Она сказала, что вышла замуж, а он пожелал ей счастья, как-то спокойно, без сожаления. Прощаясь, не сговариваясь посмотрели на белую скамью у дорожки, на черных грачей, и вспомнилось давнее, шевельнулось в сердце. Разошлись каждый в свою сторону, но вдруг прозвонил проезжающий мимо трамвай. Он оглянулся и увидел, что она смотрит ему вслед.