Лейтенант груздев - после ранения Глава 9

                Глава 9

                Сто семидесятикилометровый марш

 …Предстояло совершить многокилометровый марш строго на юг. Двигаемся поротно, в основном в ночное время суток. Соблюдаем строго маршрут и режим движения: пятьдесят минут пути, десять привала.
 По команде «привал» стрелки валятся в кюветы и поднимают ноги вверх. Так они быстрее восстанавливаются от напряжения. На одном из привалов меня позвали:

 - Командира роты в голову колоны!
 С трудом поднимаюсь, освещаю фонариком место отдыха (не оставил ли чего), спешу в голову колоны.
 - В чём дело, что случилось? – спрашиваю Лушкова.
 - Да вот, обнаружили спящего жолнежа в кювете.
 - Видловский, - представился польский армеец, - жмурясь от света моего фонарика.
 - Что, пан, отстал? – спрашиваю.
 - Не розумию, панэ капитанэ.

 Что делать, как объясниться? Вспоминаю Зосю и Ани, с ними удавалось общаться с помощью украинского языка. Пробую:
 - Сидай, жолнеж, з ранку твого капитана будэмо шукаты. Зараз пидэм уси з нами.
 Розумишь, пан?
 - Так, так, панэ капитане, троху розумию.
 - Ну и добже, пан.

 Так рядом со мной зашагал солдат Войска Польского до большого привала. О пополнении доложил Давыдову, отреагировал:
 - Хорошо, пусть пока остаётся в роте. Дальше решим, что делать? Кстати, у тебя поляков нет же?
 - Так точно, нет.
 - Причисли, пожалуй, его в свою интернациональную роту.

 Зачисляю поляка в роту. Где будешь искать польскую часть? Да ещё ту, которую нужно. Он с удовольствием остаётся у нас.
 Красноармейцы находят ему шинель, сапоги, шапку-ушанку. Кто-то принёс большое трюмо, перед которым Видловский упражняется как отдавать честь, принимать стойку смирно, поворачиваться налево, направо, кругом.
 Впоследствии удалось выяснить, незадолго до нас на месте нашего привала (где обнаружили поляка), отдыхала польская часть, которая шла на север на смену нам.

 …Сто семидесятикилометровый марш позади. Располагаемся в деревне совсем не тронутой войной. Идёт нормальная мирная жизнь.
 Гансам не удалось убежать на запад в связи со стремительным наступлением наших войск. Сначала промчались танки, а следом появилась пехота.
 Путь назад был отрезан. Неподалеку Одер, а там уже русские. К нашему приходу у немцев поубавилась боязливость.
 
 Располагаемся в домах. Занимаемся боевой подготовкой: форсированием водного препятствия. В трёх километрах от деревни раскинулось небольшое озеро Мантель-зее.
 Здесь, в основном, проводим занятия. С утра грузим пару лодок ДСЛ-4 и маршем – сто двадцать шагов в минуту – на занятия. Обратно – аналогично. Это по дороге, если по тропе через лес - в два раза короче.

 В один из дней вызвали в штаб дивизии, в политотдел. Члены парткомиссии принимают меня кандидатом в члены ВКП(б).
 Попутно получил пополнение, доведя численность роты до восьмидесяти боевых штыков. Подразделение стало поистине интернациональным: русские, украинцы, белорусы, казахи, узбеки, буряты, хакасы, таджики, башкиры, мордва, евреи.
 
 С одним из последних не повезло: строимся после занятий, дабы двигаться в расположение роты, он падает.
 Глаза под лоб, изо рта пена; головой, руками, туловищем бьётся о землю. Пришлось укладывать на повозку с лодками и везти. К ужину обрёл нормальное состояние. На следующий день картина повторяется. Подзываю санинструктора:

 - Проверь его хорошо, сделай своё заключение.
Стоим, ждём результата. Медик повозился с ним, и:
 - Докладываю, по всем признакам – эпилепсия, а вот глаза говорят обратное – симулирует. Это точно.

 В этот раз на бричку его не кладём, хотя продолжает имитировать приступ. Двинулась по маршруту в расположение.
 Сержант Касирум остаётся, подходит:
 -  Выбирай одно из двух: или ты сейчас побежишь или получишь по рёбрам автоматом?
Лежащий соскакивает и сразу:- Куда бежать?
 - Вот по этой тропе, через лес.

 Подразделение подходит к дому. У открытых ворот стоит «больной», держа руку у козырька. Кто-то съязвил:
- Во, гляньте, парад принимает.

 Занятия по преодолению водной преграды были не из лёгких, максимально приближены к боевым…  Лодку подхватывает расчёт из четырёх человек, бегом к берегу, опускают на воду и занимают места. – Двое на вёсла, один – рулевой – на корму, и ещё один – в носовой части с ручным пулемётом.
 Засекается время - обычно этим занимается комбат – кто быстрее достигнет противоположного берега, по которому из боевых орудий ведётся стрельба, и займёт плацдарм.

 Среди стрелков ходят разговоры, что придётся форсировать Одер, до которого рукой подать – пятнадцать – двадцать километров. Ночью выйду на улицу, прислушаюсь, доносится далёкая канонада.
 Поэтому каждый старался сдать «зачёт» на умение форсировать водную преграду. От комбата поступает не менее важная команда: заняться строевой подготовкой, как на парад.

 Тренируемся на лесной поляне вблизи красивых сосен. Место безопасное, противник даже с воздуха не обнаружит. Не обошлось без курьёза…
 Среди воинов один выделялся большим ростом и небольшой хромотой, кстати, ему дали кличку «Стропила».
 Одиночной строевой подготовкой обучаемся по ускоренной программе. Час-другой и переходим по отделениям сразу в состав роты.
 Вроде получается, но Стропила портит строй. Освободить от прохождения? Тогда половина численного состава постарается отлынить: предъявит справки о ранении.

 Перекур. Решаю не так тренировать долговязого, иначе не поймёт… Комвзвода поручает рядовому Василию Предко заниматься со Стропилой одиночной строевой подготовкой.
 Василь мог говорить только по западноукраински, и каждое его слово вызывало смех. К примеру, команда – становись, звучала: становсь; ложись – лягай; по-пластунски – похластуньски.
 Заартачился: не буду выполнять команды, необязательно. Ему поясняют: весь строй портишь – тренируйся.

 Признаюсь – помогло. Когда проходили по плацу - на лесной поляне - по случаю назначения нового командующего генерал – полковника Кузнецова, Стропила не подвёл: прошёл, как и все, чётко. Ему была объявлена благодарность за строевую подготовку.

 Помнится, в половине апреля мою седьмую повёл на занятия Лушков. Я остаюсь дожидаться почту, дабы своим пораньше сообщить последние новости «Совинформбюро».

 Предчувствие на предмет почты не обманывает меня: на душе неспокойно. И точно, от отца письмо, но не треугольником - как обычно – а обыкновенным самодельным конвертом из серой бумаги.
 Чётко прописан номер полевой почты, а фамилия малозаметна – просматриваются первые три буквы Гру, и последняя – у, которая помогла знакомому экспедитору установить адресата.

 Вскрываю письмо, трудно читать: буквы, как стёртые. Догадался, буквы наносились самодельными чернилами из сажи. В детстве, при отсутствии чернильного порошка или химического карандаша, самому приходилось изготавливать такие.
 За писанину такими чернилами в школе получал самые низкие отметки. Сажа, она и есть сажа, чисто не напишешь. У цензора не хватило терпения читать: нет ни одного вымаранного места.

 Отец сообщает, что вернулись в родной дом, в котором прошло твоё детство.
Ни кола, ни двора, даже лаги порублены на дрова, не говоря о сараях, заплотнике.
 Так похозяйничали без нас сменные председатели, то детсад был в доме, то нардом. 
Сожгли все постройки и бросили. Стоит сирота, как остров.
 Возим берёзовые дрова на саночках из-за кладбища. Куда деваться, надо жить. Надеемся на лучшие времена, не может война длиться вечно.

 Отложил в сторону почту, и поплыли картины детства… «Новая Преображенка. Большой дом из лиственницы со множеством надворных построек.
 Играем в прятки с условием: «чур» в доме не прятаться. Палка – застукалка лежит на крышке кадушки у колодца.
 Проштрафившемуся завязываем глаза, и кто куда прячемся – на сеновале, на погребе, в конюшне, в коровнике, в овчарне, в свинарнике, под навесом.
 
 Собирались ребятишки со всей улицы (секретов от других не было), всем хватало места. В огороде, в ста аршинах, стояла клуня (гумно) с молотилкой, веялками. Присутствовала солома.
 По осени формировались скирды из снопов ячменя, пшеницы, овса, ячменя, льна, конопли. Да-а, детство – детство»

 Разворачиваю газету, как всегда - «От Советского информбюро», другие события.
 Вдруг, важное сообщение о кончине Президента США Рузвельта.
 Трагическую весть воспринял с большой болью, отдавая должное его настойчивой борьбе с внутренней реакцией по оказанию помощи нашей стране и открытию второго фронта против Германии.
 Подарки от его имени советским офицерам – часы.

 Спешу с информацией к своим на занятия, угодил на перекур. Лушков доложил:
 - Рота занимается строевой подготовкой.
 - Вольно, садитесь, - произнёс сдержанно и махнул рукой.

 Разворачиваю газету и взволнованно начинаю:
 - Дорогие товарищи, в газете сообщается трагическая весть. Весь мир понёс тяжёлую утрату, - сделал паузу.

 Старший сержант, парторг, сразу поднялся, как будто его кто поднял в воздух и таинственным голосом, как бы пытаясь угадать, спросил:
 - Что-о, товарищ, Ста-а-лин?
 - Нет, нет. Товарищ Сталин на своём посту ведёт нас к победе.
 Умер скоропостижно от кровоизлияния в мозг Президент США Франклин Рузвельт.
 Почтим потерю минутой молчания стоя.

 Все встают. Стоим, никто не смеет шелохнуться, пока не дал команду «садитесь». Раздаю письма. Но каждому хочется самому удостовериться о сказанном, равнодушных нет.
 Пускаю газету по кругу, всматриваются, отложив на второй план письма из дома. Санинструктору опять нет письма.

 - Хороший был руководитель у народов США, - не сдержался парторг, - Его речи были объективны, интересны. Человек понимал, нельзя давать волю фашизму опасному и для его Родины.

 - Черчиль, тоже нормальный деятель, - поддержал разговор Земеров, - мне нравится, как он выступает в палате общин Великобритании.
 - Между прочим, часто выступает в своей общине, - кто-то поддержал младшего лейтенанта.

 - А товарищ Сталин разве не выступает? – с обидой произнёс Рябов.
 - Как не выступает? Каждый праздник звучит программная речь, - встреваю я.
 - Редко – но метко, - поддерживает парторг.
 - Давайте обсуждение прекратим, - продолжаю, - послушайте о положении на других фронтах… Идут бои в Венгрии, приостановлены в Австрии.
 В Латвии, где мы воевали, бои местного значения. Не могут почему-то уничтожить группировку оставшеюся глубоко в тылу.
 Союзное коммюнике: ведутся бои по уничтожению окружённой Рурской группировки.
 
 Закончив информационный обзор, подумал, «только мы опять стоим, бездействуем, занимаемся строевой подготовкой».

 - Скоро зажмём гансов со всех сторон, как пишут в газетах, - высказывает своё мнение Рябов, - драпать некуда будет.
 - Как некуда? – возражаю Рябову, - в Сибири места полно…
 - При чём тут Сибирь? Без неё работёнки хватит. По справедливости - пусть восстановят, сволочи, что разрушили, причём, также добротно, как у себя понастроили.
 - Та воно мабудь так и будэ, - не вытерпел Предко, - яки гарни халупы поробылы, а то хай и нам роблють.
 У мово тятькы холупа мазанка пид стрихой очерете, а тут во яка гарна. Що воны у нас забулы? 
 Оце у менэ всэ думка гадается. Ничогисенькы нэ розумию.
 - Хватит, Предко, размечтался. Встать! Становись! – скомандовал Лушков.

 Подразделение трижды проходит по поляне строевым шагом туда и обратно и направляется на обед в расположение. С обеда отправляемся на озеро – практические учения с боевыми стрельбами.
 Девиз суворовский: тяжело в учении, легко в бою. Комбат с утра до вечера торчит на озере поочерёдно занимаясь с ротами, тесно сотрудничая с артиллерией.
 Стоит на берегу, поглядывая на часы, покряхтывает, изредка бросая упрёк:

 - Шаталинцы быстрее действуют, в норматив укладываются.
 Вряд ли сказанное соответствует действительности, Давыдов добивается таким методом улучшения результатов.
 При разборе начинает подсчитывать «потери»:

 - От берега до дамбы Одера двести метров, штурмовая группа преодолевает за четыре минуты, – делает паузу, прищурив глаза, - сколько мин и снарядов может разорваться на вашем пути?
 - Так мы, товарищ капитан, под прикрытием нашей артиллерии будем переправляться.
 - Кто страшнее для немца в такой обстановке?
 - Конечно пехота, - отвечаю повторно.
 - Вот и старайтесь отработать по максимуму форсирование реки, пока отведено время. От этого зависит сохранение наших жизней.

 Продолжаем учения. Снова лодки несутся наперегонки на противоположный берег на котором рвутся мины и снаряды.
 Трудно привыкнуть к опасности, хотя знаем,что при приближении к противоположному берегу на пятьдесят – шестьдесят метров огонь переносится дальше от нас. Всякий раз одолевает робость: вдруг недолёт, или осколок с берега?
 Преодолевая страх достигаем противоположного берега, в бою назад хода не будет.
 
 Кроме нас, на импровизированном полигоне занимаются другие батальоны дивизии. Не исключены трагедии: тонут бойцы из перевернувшихся лодок.
 Подобное производит большое психологическое воздействие на новичков, да и, в какой-то мере, на обстрелянных «старичков».

 Водные баталии за дни обучения врезались в память. Некоторые, не видавшие ранее водоёмов, наловчились владеть вёслами и шестами.
 Излишние занятия строевой подготовкой, тем более перед трудным сражением, вызывают неудовольствие воинов:
 - Неужели с ходу и в Берлин, сразу на парад?
 - Навряд ли так получится. Кое кто попадёт на парад, не сомневаюсь, но большинство пойдёт на дно раков ловить. Как пить…

 Мысли недовольных рассеяла команда:
 - Становись, выходи строиться, строго по ранжиру.
 
 Полк выстраивается как раз на том плацу - в густом лесу, где тренировались ранее. Защитники Отечества перешёптываются:
 - Что-то будет… - Может уже объявят конец войны? - Такого не помню, чтобы под носом противника выстраивали полк. – Какой-нибудь с авиаразведки шумнёт по рации, сразу разбомбят. – Знают, что делают, надеются не случится подобное…
Полк выстроен поротно.
 
 Разрешено разговаривать вполголоса. Вдруг, мерный гомон нарушает голос Плеходанова:
 - По-о-о-лк см-и-и-рно, равнение на середину!
 На поляну вышла группа старших офицеров и несколько генералов. Командир полка отдаёт рапорт вновь вступившему в командование 3-ей Ударной Армией генерал – полковнику Кузнецову, низкорослому толстяку.
 
 В свите командир корпуса генерал Переверткин, командир дивизии Шатилов и другие.
 - Здравствуйте, товарищи! – приветствует командарм.
 - Здравие желаем, товарищ генерал – полковник! – последовал гулкий ответ.

 Не теряя времени, Кузнецов обращается с речью к присутствующим.
 Рассказывает о прошедших трудностях военного времени в тылу и на фронте и призывает поднатужиться, сделать последний рывок на фашистское логово – Берлин! В ответ последовало мощное:
- Ура-а-а! Ура-а-а! Ура-а-а!

 Восторг неимоверный. У меня волосы поднимают шапку на голове. В заключение памятной встречи полк поротно проходит строевым шагом мимо стоящей группы военачальников.

 - Хорошо в строю идёте, значит хорошо воевать будете, - кто-то заметил из группы генералов, - не потеряли строй, не разучились ходить.