Люба Глава 1

     Глава 1

     Она помнила, как привезли хоронить дочь. С открытым в крике от ужаса ртом. Убийца одним ударом отсёк ей лёгочную и сердечную артерию, и она моментально захлебнулась своей кровью. Родилась Тонечка от большой любви. День, когда она была зачата, это день счастья. Влюбилась Люба в её отца, когда заканчивала школу. Толик был нежен. Она чувствовала, что он любит её по-настоящему. Проводила его в армию, ждала, не обращая внимания на домогавшихся её парней. И, наконец, три года прошло. Встретились они в городском парке. Там, притиснув Любу к широкому дереву, Толик обнял девушку и прижал  к груди. Не размыкая рук, не отрывая губ от её сладкого рта, стал ласкать соски. В его горле что-то заклокотало, и Люба в ответ всхлипнула. Обеими руками Толик приподнял подол её платья. Пришедшие в движение бёдра девушки, сводили его с ума. Он прошептал:
   – Нас могут увидеть, пойдём вглубь парка.
     Они снова слились в долгом томительном поцелуе, который не давал молодым людям удовлетворения. Но самозабвенный поцелуй обещал наслаждение, и Люба, соглашаясь, уткнулась Толику в плечо. Девушку переполняла страсть, которой она не понимала. Соски её затвердели, а всё тело жаждало ласки. Отойдя в темноту, Толик снял с себя гимнастёрку и кинул её на землю. Стоя на коленях, потянул Любу за собой, уложил на спину и лёг рядом. Девушка сама потянулась и страстно поцеловала его в губы. Прошептала:
    – Боюсь, ты принимаешь меня за легкомысленную дурочку. Но я тебя ждала.
     Она раздвинула ноги и потянула Толика на себя. Её переполняло незнакомое будоражащее чувство. Сладостная мука сводила с ума. А Толика гнала вперёд жажда испить её всю. Словно какая-то неведомая сила бросила их в океан наслаждения. Отдышавшись, Люба спросила:
   – Ты считаешь меня ужасной?
   – Нет. Самой лучшей и красивой.
     Толик снова лёг на неё. Люба пыталась протестовать, но всё было сметено волной удовольствия, которое доставлял ей первый мужчина, её первая любовь. Наконец, насытившись друг другом, встали. Толик подал ей сброшенные туфли.
   – Обувайся, пока не накололась. Пойдём к нам домой, ты теперь моя жена. Ты ведь моя жена?
   – А мама? Мы её позовём?
   – Обязательно. Пойдём.

     Любино счастье было коротким. После свадьбы, их пригласил пожить родной дядя Толика. Написал, что наследников у него нет.  Одному в таком большом доме скучно. Пригласил приехать, осмотреться. Если понравится, устроиться на работу. Любе он показался хорошим добрым человеком. Симпатичным, немногословным. Толик с Любой утром собирались в город, но Люба так сладко спала, что он не захотел её будить,  ушёл один.  Они с дядей позавтракали, и он попросил Любу унести в подвал банку. Ничего не подозревающую, бросил на земляной пол и грубо попытался ею овладеть. Люба обмякла. Она от ужаса плохо соображала, и сознание отключилось. Но инстинкты кричали: «Борись», и она, придя в себя, боролась. Думала, он свернёт ей шею, но он стал рвать одежду, и скоро она опять потеряла сознание. Очнулась от саднящей боли и подняла глаза на насильника. Он уже стоял, придерживая руками брюки с оторванными от нетерпения пуговицами.  Сверкнув злым взглядом, пригрозил:
    – Племяшу только пикни. Зарублю лопатой и тут же в подвале закопаю, а всем скажу, что ты с мужем поругалась и уехала.
     Говорить ничего не пришлось: её, заплаканную, в разорванном платье нашёл в подвале вернувшийся домой Толик. Когда она, плача, рассказала, что случилось, он, вместо того чтобы до конца выслушать, взъярился.
    – Прикройся! – Он поднял с пола что-то рваное и бросил ей в лицо.
    – Давно ты со всеми? И ребёнок, он мой? Чего молчишь?
    – Хочешь наказать меня? Может, тоже пообещаешь убить? Неужели нужно обязательно умереть, прежде чем тебя пожалеют и поймут? Да и насильника ты знаешь.
    – Я не могу судить дядю за твои выдумки. Я тебе не верю.
   – Хорошо, если у тебя нет никакой жалости ко мне, скажи, как сильно я должна страдать, чтобы ты удовлетворил своё самолюбие?
      Щека его дёрнулась, слова угодили в цель.
     – Развод.
     Он произнёс это таким тоном, будто говорил о чём-то ужасном. Та часть, что ещё осталась от униженной женщины, пришла в ужас. Люба не собиралась так легко сдаваться. В конце концов, речь не только о её жизни. Она гордо вскинула голову.
   – Я ношу под сердцем твоего ребёнка.
   – Почему я должен верить, что это мой ребёнок?
     Одна эмоция сменяла у Любы другую. Злость, недоверие, надежда. Она нашла в себе силы возмутиться:
   – Кем ты меня считаешь? Ребёнок твой и тебе прекрасно об этом известно.
     Толик оскорблено ответил:
   – Сейчас сильнее моей любви к тебе только ненависть. Не зли меня. Уходи.

     Повиновение далось с трудом. Стиснув до боли зубы, Люба покинула подвал. Сердить сейчас Толю было неразумно и опасно. В ней самой клокотала ярость. Она знала, что ничего хуже развода для беременной женщины нет. Если муж от неё откажется, как она будет выживать? Без работы. Без прописки и денег. До родов и после. До года. Раньше ребёнка не устроить. Люди годами ждут очередь в детский сад. Ребёнок может в школу пойти, пока она подойдёт. Люба сходила с ума от эмоций. А Тоня толкалась в ней, будто чувствовала: что-то не так. И это «не так» навсегда и непоправимо. Когда начала собирать вещи, муж подошёл и обнял, защищая от всего недоброго. Через силу подняла голову и, глядя прямо в глаза, спросила:
   – Ты больше не винишь меня?
   – Винить надо только себя. Ревность затуманила мне голову. Я ещё вчера увидел его взгляды. Догадался: что-то происходит. Что-то не так. Сейчас  понял, через что тебе пришлось пройти.
   – Давай уйдём с тобой прямо сейчас.
   – Что? – Он удивился, объятия ослабли.
   – Для меня это важно. Мы ещё можем вернуть то, что было между нами.
   – Нет, в постель мы пока вместе не ляжем.
     Он смотрел на Любу так, будто впервые увидел. В вечерней газете Толя нашёл объявление о приглашении на работу людей всех специальностей, и ещё через два дня, после толкучки в общем вагоне поезда, они устраивались на военный завод с пафосной надписью над входом – Комбайновый. Их прописали в общежитии, дали комнату. На улицах города удивляли прохожие с лицами, усеянными чёрно-синими точками. Одноглазые, а то и вовсе слепые. Зайдя утром в цех, оторопели. Рядом с рабочими местами стояла ванна: если взрыв, человек должен падать в ванну лицом вниз. Любу из-за беременности поставили на лёгкий труд. Мыть полы. А Толя запил. Девицы в общежитии жили прожжённые, женат или холост мужик, им не интересно. Главное, выпить есть с кем,  в кровати поваляться.
     Прошли две невесёлые недели. Люба уже не чувствовала стыда. А Толик стал вспыльчивым. Жена владела всеми его мыслями. Он устал от  битвы с самим собой, устал от этих ссор с Любой. Был после работы всё чаще пьян. В гневе набрасывался на неё. Она просила:
   – Пожалуйста, оставь меня в покое. Я не хочу, чтобы ты ко мне прикасался. – И отворачивалась к стене.
   – А мне не важно, что ты хочешь или не хочешь. – Абсолютно голый он нависал над ней. – Раздевайся!
     Когда она, боясь его, раздевалась, он ничего как мужчина не мог. Злился и кричал:
    – Сука! Ты ещё будешь умолять меня, чтобы я тебя взял. – Его злило, что она не просит у него прощения. Просто молчит.
   Получив декретные, Люба решила купить на рынке детское приданое. Выбрав тёпленькое байковое одеяльце, открыла сумку и пришла в ужас. Дно сумки было порезано бритвой, денег не было. Пока она горько плакала, к ней подошла утешить немолодая женщина. Выслушав сквозь всхлипы, что муж гуляет, денег не приносит, уйти ей некуда, а тут ещё деньги украли, предложила:
    – Я в деревне временно  живу, комната пустая. Если хочешь, вселяйся, плату не возьму.
     И Люба решилась. Пока вещи в общежитии собирала, скинулись, узнав о её беде, подруги с завода. Но этих денег хватило ненадолго, и жилось ей впроголодь. С мужем развелась. Как-то, моя полы, нашла у хозяйки мешок с сухарями, и когда от голода узлом завязывало желудок, стесняясь и переживая, грызла их потихоньку, смачивая горькими слезами.  Подруги навещали часто. Тёплые резервуары завода были недалеко от её квартиры, и они, идя купаться, заходили в гости. Люба, завидуя им и стесняясь своей беременности, решила искупаться одна. Держась за скользкий край, опустилась в воду. Рука скользила, а дна она не доставала. Теряя от страха сознание, начала тонуть. Спас её студент из работающего рядом стройотряда. Сам весь мокрый, трясущимися руками кое- как одел и довёл до квартиры. После часто навещал. Спас и взял над ней шефство. Стройотряд ещё не уехал, когда родилась Тоня. Георгий привёз их из роддома. Уехав, часто  писал и помогал, чем мог. Как-то в один из жарких августовских дней Люба, купая дочку, не закрыла распахнутые настежь двери. У крохи, полтора месяца от роду, началось двухстороннее воспаление лёгких. Люба ночами плакала и молилась:
    – Господи, сжалься. Не отнимай её у меня.
     Вымолила Люба жизнь своей Тонечке.