Записки Старика Борисыча. Вермишель по-туркменски

Кстати, о романтике. Зависли мы тогда конкретно. И не где-нибудь в диких отрогах скал, чреватых лавинами, землетрясениями и тому подобными жуткими явлениями природы. Лагерь разбили примерно в полукилометре от достаточно крупной трассы, по которой зимой ездили фанаты горнолыжники, а летом альпинисты и просто туристы «широкого профиля». Вот только погода не как писали классики «благоприятствовала любви» и наслала долгий, но не сильный дождь, который в конце концов вызвал обильные сели. Два из них и отрезали нас от всех «центров цивилизации» - пары маленьких городков с рынками, на которых можно было купить свежие овощи, а также хлеб.
Ну, я конечно перед полевым сезоном дал промашку: назначил замом по продуктовому снабжению молодого специалиста по кличке «Корнет». Почему Корнет? Сейчас и не упомню, то ли вид был бравый, то ли из-за возраста, то ли еще почему-то. Но ему эта кличка личила, и он охотно на нее отзывался. Вот только опыта, а особенно в таком деликатном деле, как снабжение экспедиции харчами, у него не было. Да и меня в ту пору опыт начальника экспедиции был, честно сказать, нулевой.
И не нужно искать в содеянном Корнетом каких-либо коррупционных схем. Он же сам был членом экспедиции. И, ясен пень, что уворуешь при подготовке экспедиции, то и недоешь во время экспедиции. Но опыт, опыт… Да и те, на базе, с которой мы снабжались харчами, альтруистами отнюдь не были.
Вот и получили мы вместо дефицитной (тогда) сгущенки сгущенное какао. А вместо нашей или ну хотя бы китайской тушенки получили тушенку эфиопскую. Из зебу. Нет, тушенка та была вполне съедобной, хотя больше напоминала фарш, но наши вкусовые сосочки все-таки были настроены на иной вкус. Кстати на этикетке у нее был с одной стороны изображен тот самый зебу (ничего особенного: наша корова, но с горбом), а на другой красивый эфиоп. И в конце концов нам стало мостится, что эта «зебуевина» приготовлена из этого самого эфиопа,
Ну а перл заготовительской деятельности нашего Корнета был мешок вермишели второго сорта. Цвет она имела уныло серый, а вкус… Когда мы решили ее первый раз сварить, то она очень быстро превратилась в однородную серую массу, которую даже вечно голодные местные полудикие собаки не решались есть.
Итак, экспедиционное утро. Меня будит радиопередача, исходящая из транзистора, покоящегося на животе нашего доблестного шофера. Звучит то, что сейчас называется аудиокнигой. Какая-то глава их «Семнадцати мгновений весны», но почему-то на украинском языке. Я робко осведомляюсь, мол, нельзя ли эту бодягу выключить. В ответ храп нашего второго лица (а кто, как не экспедиционный шофер таковым является?) прекращается и недовольный голос произносит: «Разве ты не видишь, я слушаю!»
На дворе влажность – 100 процентов, с неба сыпет какая-то водяная пыль. В палатке – влажности процентов 80. Сыро все: от бушлатов, до вкладышей в спальники, которые столь гадко мокры и пахнут, что не иначе как «выкидышами» мы их и не называем. Какие уж тут маршруты?
Вход в палатку раскрывается и в нем появляется невеселая морда нашего практиканта по кличке «Ботя» (слова «ботан» в то время еще не знали). Сегодня он дежурит по кухне, и это ему оптимизма явно не прибавляет. Жидкие его пряди концентрируют природные осадки и время от времени  с них начинает свисать капля, которую, когда она все-таки срывается, Ботя пытается поймать языком.
- Завтракать будете? – Слышу я унылый вопрос.
- А что у нас сегодня на завтрак? – Спрашиваю я, хотя заранее знаю ответ, который явно направлен на повышение уровня моей депрессии.
- Манная каша… На сгущенном какао… Ну и какао… Не, если хотите, я вам вермишель разогрею – после ужина которая осталась.
Тут подал голос наш шофер: 
-Давай, давай вермишель. А хлеб есть?
- Есть. Ну тот, из мусорки.
Дело в том, что в один из первых дней, когда ничего не предвещало нынешних природных катаклизмов, к нам в лагерь забрели коровы. Хлеб они есть не стали, но и сделали его на вид практически непригодным для употребления. Ну а когда началось все это погодное безобразие, а хлеб быстро закончился, пришлось доставать тот хлеб, над которым поглумились коровы, очищать и обжаривать. Но специфический запах (догадайтесь какой) все равно до конца устранить не получилось. Ну а что, все равно ели – другого-то не было.
Ну а теперь собственно о вермишели. В этих вот «нечеловеческих» условиях и придумали мы замечательный рецепт «Вермишель по-туркменски). Значит, берется серая вермишель (второго сорта), кидается на сковородку и доводится так, чтобы приобрести этакий коричневый цвет, присущий стружке относительно давно срубленного дерева. Затем она опускается в кастрюлю с кипящей водой и варится буквально несколько минут. Затем снова вываливается на сковородку и туда же вбивается зебуевина (см. выше). Как только зебуевина переходит в полужидкую фазу, блюдо считается годовым. На вид блюдо получается похожим на мелкие щепочки, политые жженной резиной. На вкус, впрочем, тоже. Но кушать-то хочется.
И вот, откушавши этой изысканной, после ужина мне пришла в голову простая мысль:
- Наш шофер подвозит нас как можно ближе к трассе, а там – рюкзаки на плечи и пешком в город, до которого и было-то не так уж и далеко.
Но Бог видимо смилостивился над нашими кулинарными муками. И когда мы подъехали к трассе очень симпатичный ЧС-овец (человек с такой вестью ну никак не мог быть несимпатичным) сообщил нам, что дорогу до городка, куда мы стремились, практически расчистили и наша «Шишига» (экспедиционный Газ – 66), если аккуратно, то вполне пройдет.
Мы врывались на рынок, как небольшая Орда с целью разграбить его дочиста. Рюкзаки заполнялись овощами, фруктами и зеленью. А в продуктовом магазине, расположенном возле, мы помимо хлеба, чая и нормальными (не второго сорта) макаронными изделиями купили лапши, а также две мороженных курицы.
Хочу напомнить, что дело происходило в горбачевские восьмидесятые, посему для той птицы, которую мы купили, название было чисто условным. В нарде ее назвали «синей птицей», поскольку представляла такая тушка голову с закаченными глазами на длинной шее. Снизу были лапы, присущие скорее журавлю, а в промежутке – мелкое тулово, как бы с мясом. И вот этих кур на продавщица завернула в отдельный кулек из плотной бумаги, так что все это напоминало какой-то макабрический букет, из которого вместо цветов торчали эти мороженные головы с головы с закаченными бельмастыми глазами.
Возвращались мы в лагерь в очень приподнятом настроении. Но тут Ленечка, которому было поручено транспортировать этот куриный букет, вдруг толкает меня и шепотом говорит:
- Слушай, я не могу, они на меня смотрят. Забери их на…
Ну, я посмотрел. И действительно. Эти синие птицы начали отмерзать, головы их склонились над краем кулька, а бельма как бы приподнялись. И смотрели эти мертвые твари на нас с большой укоризной. А Ленечка, человек впечатлительный, заявил, что кушать этих тварей он ни в каком виде не будет. И слово свое сдержал.
А мы наслаждались куриной лапшой, и мне казалось, что ничего вкуснее в своей жизни я ел.

Марш открытия полевого сезона
 
Лишь весна сменяет зиму,
В жилах непреодолимо
Начинает кровь толкаться,
А в ушах звенеть капель.
Время мазать салом пятки,
И куда-то без отладки:
В горы, в поле, в лес и в море,
Но за тридевять земель!
 
И как кареты от подъезда
- вертолеты, вездеходы,
В нетерпенье бьет копытом
наш изношенный "Газон".
Нервы нам щекочет запах
расцветающей природы,
Это значит, значит новый,
новый полевой сезон!
 
Вертятся колеса с визгом
- В нем призыв и даже вызов.
Как олень во время случки.
Надрывается мотор.
Катера, автомобили
Молят, чтоб их отпустили
В это время, время года
Порезвиться на простор.
 
В ожиданьи километров,
Полетевших кинолентой,
В предвкушеньи отрешенья
От сумятицы мирской,
С рюкзаками и тюками
Мчимся мы к такой-то маме,
Ищем что - не знаем сами,
Разве только - непокой!