Джонни де Луна

Всё свое советское детство и юность я знал, что негры хорошие и что из угнетают плохие американцы и родезийцы. Мы все переживали за Патриса Лумумбу и всем наш нравился Поли Робсон. Первый раз вблизи я «пообщался» с неграми в Анголе и почти мгновенно сообразил, что негр и куча негров – две большие разницы. Сообразил, потому и пулю не поймал в первый же день. Скажу честно. Не любить, не уважать ангольским неграм нас было не за что. Стреляя в нас, они спасали себя.  А мы стреляли лучше, ползали быстрее и ныряли глубже. Мы, двадцатилетние идиоты, спасали весь мир, в том числе и СССР от страшной опасности. Спасали на чужой земле, за десятки тысяч километров от своей страны. До этого у меня был один знакомый негр и мы были приятелями. Это Габи из питерской студенческой общаги. Это был настоящий европеец, окончивший Сорбонну. И принц он был настоящий. Они все принцы, куда не плюнь (это я про 50 лет назад, а про нынешних ничего не знаю и никого не ругаю). Только к принцу Габи часто ездила машина с флажками из их посольства и увозила его на приемы. Те ангольцы, сейчас говорят ангольезцы, но я буду говорить, как привык, что теоретически были «за наших» в этой необъявленной войне и сформировали мое мировоззрение в этом вопросе. Мужики, самый сильный и страшный национализм – это черный национализм. Поверьте, сам видел. Ладно, не будет ни претензий, ни обвинений, я не доклад для политиков и не инструкцию для спецназа пишу. Просто жизнь свою вспоминаю и кусочки ее на стол выкладываю. Хотите, пазл собирайте, хотите стол протрите. Ладно, еще раз о черном национализме, но в последний раз. По крайней мере в этом рассказе. Просто скажу, я еврей. Знаю и про Холокост, и про Джихад. Поверьте, черный национализм гораздо круче, просто во всю силу еще не развернулся. 40 лет целовали Нельсона Манделу под хвост, как борца с апартеидом, с американской угрозой. Особенно за это и любили. А кто-то из вас прочитал хоть одну его книгу в оригинале, хоть одно выступление выслушал? Сто процентов нет. Конечно, борец был, но не с апартеидом. За три года в Анголе я не спал ни с одной черной женщиной. За 68 лет жизни я ни разу не спал с проституткой. Социальные группы разные, а причина «воздержания» одна. Мое богатое воображение. Слишком хорошо понимал, что она обо мне в это время думать будет и всё, полный отказ. Я уже несколько раз писал, что самолюбия у меня больше, чем мозгов. Первые отношения с черной женщиной у меня сложились в Москве. Это был 77 год. Хорошее время и прекрасные отношения. А имя у нее было почему-то русское. Ирина. У меня друг работал в «Станкоимпорте». Зарплата 95 рублей, плюс 40% премия, плюс командировочные, плюс капитанский оклад. А самое главное 6-10 командировок в год в капиталистические страны. С ним я ходил кушать в «ненашу» столовую, где первый раз увидел разовую посуду и столовые приборы и где впервые близко познакомился с черной женщиной. Знакомство длилось два месяца, и я очень надеюсь, что у Ирины сохранились те же воспоминания, что и у меня. Если она жива, то уже даже не бабушка, а прабабушка. Дай ей Бог хорошие воспоминания. А дело было так. Заказал я в этой столовой стейк с кровью. Ни разу не ел, но читал. Надо попробовать, когда еще в такую столовую попаду? Да, нас учили пользоваться столовыми приборами, когда по шесть предметов лежит слева и справа от тарелки. А вот пользоваться пластиковыми ножом и вилкой не учили. Я и опозорился с первого раза. Режу свой «кровавый бифштекс», как обычным ножом, тут мой пластиковый ножик и разделился на две части. И одна (крайняя) из этих частей летит через весь зал и звук издает. Что-то среднее между «полетом шмеля» и полетом жакана. В зале кроме меня все люди воспитанные. Смеются все, но только глазами. Ирина за столиком напротив сидит и мне видно слезинки от смеха у нее на щеках. Но крепится. А я ей улыбнулся и подмигнул. Больше она крепиться уже не могла. Вылетела из зала не медленнее, чем половинка моего столового прибора. Я следом. Так и началось у нас с Ириной много хорошего. Но первые два шага были смешные. Многое хорошее началось со смешного. Первый «смех» — это в зале столовой, а второй на ступеньках этой столовой. Честное слово, хотя больше на анекдот от Жванецкого похоже, чем на жизнь. У друга было старенькое (лет 5-6) «Пежо». Разрешение на ввоз больше года «пробивали». Вышли мы на крыльцо «столовки», а у машины стоит горец в кепке – аэродроме и орет: «Чей пехо, чей пехо!?» Друг подходит и говорит: «Машина моя, но не «Пехо», а «Пежо», что вообще тебе надо?» А надо было ему машину купить, а именно эту, а не любую другую. Напоминаю, на дворе 76 год. На весь Таллинн одна легальная иномарка -  у Кереса! Дальше диалог. Друг будет обозначаться, как Д, а покупатель, как Г. (Генацвале значит).
Г. – Продай машина, 10 даю.
Д. – Самому нужна.
В это время Г. торгуясь сам с собой поднял цену до 30.000 рублей и Д. понял, что это диагноз и стал говорить вежливо, как с больным.
Д. – Понимаешь, машина не новая и на наш «асфальт» не рассчитана. Сыпется понемногу. Тебе запчасти недостать. Ты на ней много не проездишь.
Г. -Мне много не надо, мне мало-то не надо. Километров 20 в день мне надо!
Д. – Ничего не понял, объясни.
Г. – Я в Тыбылыси (Тбилиси) живу. Шеврале в Тыбылыси есть, мерседес в Тыбылыси ест. Пехо в Тыбылысы нэт. Мне нада по Руставели (главный проспект) туда-назад адын раз в дэн эхат. Все скажут: «Гиви поехал».
Помочь друг этому Гиви никак не мог. А то бы стал «вечным» капитаном в Обнинске или на Новой Земле. Друг отвез нас с Ириной к себе домой. Ирина – умничка, всегда говорила (очень надеюсь на это) то, что думала и о простых вещах говорила просто. Желания совпадали, условия позволяли. Мы остались у друга, а он уехал. Ребята, извините, очень срочно на тот конец Москвы ехать надо. Но утром вернусь. Застану вас, с Ирины готовка завтрака. Не застану – ключ вахтеру. Друг жил на Кутузовском, папа у него был большой шишкарь, решал проблемы Омской области. Вторая в моей жизни черная женщина была послана мне Богом в 2002 году в Лондоне. А дело было так. Я не умею и не люблю ходить по магазинам. Самое страшное для меня – это примерка одежды. В Лондоне с Таней-2 и тёщей Риммой (о ней особо и отдельно) пошли в Пассаж, в его лондонский аналог. Выглядел этот пассаж так. Круглая башня шести этажей. В центре -шестиэтажный проем. Внутри по кругу галереи с прилавками и отделами. По внутреннему контуру – море кафешек с видом на все это чудо. Сел я в кафешку на втором этаже и сижу, курю. По сторонам смотрю. Все кредитки, кроме одной отдал жене и сказал, что у них три часа, а то волком завою, кусаться начну и в полицию сообщу, что их украли. Смотрю, за соседним столиком сидит девушка-негритянка. Лет ей 25-26, рост у нее метр девяносто, а красоты она такой, что Наоми Кэмбел ей в горничные даже не годится. Она мою морду разглядела и поняла, что в глазах у меня море восхищения и ни капли «сала». Умная женщина такое всегда чувствует. Я собрал в кучу все иностранные языки, на которых знал больше трех слов и выдал фразу. Редкостно кретинскую фразу, после которой девушка должна была бы вызвать полицейского. При ее красоте первая сотня полицейских-спасателей должна была возникнуть прямо из воздуха после первого ее движения бровей. Я рисковал, сильно рисковал, но удержаться не мог. Ах, как она была хороша. Моя фраза из сборной солянки звучала примерно так: «Мадам, я из России (для них мы все Россия). Я первый раз в Лондоне и, наверное, последний. У нас есть только два часа, чтобы доказать мне, что черная женщина — это именно то, о чем я слышал и мечтал всю жизнь». И больше ни слова. Сигарету прикурил и докурил до фильтра две затяжки. Волнуюсь значит. Девушка встала из-за столика и подошла ко мне. Я тоже встал. Она оказалась еще выше, чем я думал. «Сейчас как влепил пощечину и хорошо, что кафешка на втором этаже, а не на 5-6м» - подумал я. Девушка протянула ко мне руку, но не вмазала, а взяла за плечо и потянула за собой. Дверь-улица-кеб-гостиница и еще дверь. За этой дверью время пошло по-другому. Изменилось всё, даже сила тяжести. Окно, потолок, кровать – всё мелькало перед глазами и ничего не останавливалось. Целых два часа, даже чуть больше. У этой черной девчонки тоже самолюбие было на первом месте. Единственная фраза, которую я услышал от нее за эти два часа звучала так: «Расскажи всем!» Остальные звуки, которые она издавала, что-то среднее между плачем, мычанием и рычанием. Всё кончилось. Я опять сижу в кафешке. Килограмма на 2 легче и в сто раз счастливее, чем два часа назад. Имени ее я не знал, она моего тоже. Это тоже заводит, мама не горюй. И вот между этих двух чудных черных женщин «вклинился» Джони де Луна. Он был женат на сестре супермодели Кармен Касс, которая между дефиле успела почти полностью разрушить Федерацию шахмат Эстонии. Кто и за что поставил ее во главе этой Федерации, еще большая тайна есть. А наш Джони был родичем Джони де Луна (диджея всех времен и народов, которого ветром ХХХ силы и происхождения занесло в Эстонию, а в Эстонии в постель и в семью нашей К.). А Джонни, с которым свела меня судьба, был его земляком, который приехал в Эстонию за легкой и веселой жизнью. Мы знали, а он не знал, что мы знаем про него гораздо больше, чем он рассказывал. Все его рассказы звучали так: «Я принц, сын принца, внук принца и …, и до двадцатого колена они все принцы и даже все их собаки тоже принцы, но собачки». Что же ты принц в Эстонию подался, сидел бы дома, ел вкусно и спал радостно. А у нас дворцовый переворот из-за нефти был, только тихий переворот. В газетах о нем ни слова. Так и мотаюсь по миру 10 лет. Черт, да ему самому не больше 25 лет. А знали мы, что полтора года назад Джонни просил убежище в Эстонии и шесть месяцев ждал решения, находясь в спец центре в Ида-Вирумаа. Получил отказ, но там познакомился со шведкой на 20 лет старше себя и вступил с ней в брак. В этот раз он приехал в Эстонию, как постоянный житель, а ко мне в камеру он приехал за воздушный замок о наркоте. Ни наркотой, ни тем более транзитом наркоты там не пахло и близко. Джонни сам наболтал себе и всем вокруг себя вполне взрослые срока. Необходимый минимум продуктов и курева у нас в камере был. Камера была на 6 человек, но все сидели по четверо, если была возможность.
Старая таллиннская тюрьма, воздуха вообще нет. Люди падают в обмороки. Для сердечников вообще беда. Джонни чувствовал себя принцем. Есть категория людей, которая чужую вежливость принимает за слабость, а слово «извините» или «благодарю» в лексиконе полностью отсутствует. Утро начиналось с того, что Джонни раздевался полностью, не в туалете, а посреди камеры и мазался весь (!) каким-то кремом. «Мне надо, чтобы кожа была мягкая» - объяснял он свое поведение. Потом Джонни готовил себе завтрак из наших продуктов и завтракал. Тюремную пищу принц не признавал. Мы все ели тюремную пищу, с купленными продуктами ее просто «разбавляли». Приняли человека в камеру - пусть ест. Но любой из нас если готовил, то на всех. «Шныря» у нас не было. Готовил тот, у кого лучше получалось или у кого было свободное время. А наш принц даже чай в двухлитровом чайнике кипятил на один стакан, потому что так быстрее. Потом Джонни чистил зубы и начинал врать. Врать в нашей камере не стоило. Мы все были мир повидавшие люди. Еврей из Хайфы, афганец из Кабула и «кидальщик» со специализацией Испания-Италия. Ну и я. Джонни был пятым, как пятое колесо в телеге. Наша камера смешила всю тюрьму. Вот корпусной хочет что-то сказать афганцу или израильтянину. В этом случае открывается не только «кормушка» нашей камеры, но и кормушка в камере напротив. Кормушка – это маленькая дверца в большой камерной двери. Через нее подают миски с едой. То есть с кормом. Отсюда и «кормушка». Корпусной говорит по-эстонски. Из камеры напротив мне переводил его слова на русский, а «толмачу» на английский. Ответ по той же «системе» только порядок языков менялся. Весело. В магазине Джонни ничего не покупал. Ну денег нет, прокормим одного-то вчетвером, думали мы. А тут приходит корпусной и спрашивает, будет ли Джонни баксы на ееки менять. Оказывается, у него во время ареста только доллары с собой были, а их меняют в бухгалтерии тюрьмы только по письменному заявлению. Принц наш был совсем бедный, как и положено принцу в изгнании. Его «капитал» даже до четырех штук не дотягивал. Меньше четырех штук баксов на счету было. При таких достатках мог бы себя и сам содержать, уж если принц. Наш принц рассказывал, что служит в Стокгольме главным менеджером в системе дорогущих отелей. Система всемирная, по имени „Hilton“, а Джонник ее агент в Стокгольме.
- Джонни, а летом где отдыхаешь?
- В кемпинге Хилтон
- А сколько номер стоит?
- А нисколько, я босс, мне бесплатно.
Джонни, а у Хилтона кемпингов-то нету. Хилтон – это не ниже пяти звезд, а у кемпингов такой системы оценки нет. Тут Джонник на всех за свое вранье рассердился и стал объяснять, что не нам в нашей сран…й Эстонии о „Hilton“ и о Джоннике рассуждать. Мы зеки, а не государственная элита, но нам не нравится, когда унижают страну, где мы живем. Значит и нас. Я Джоннику и говорю, что только обезьяна гадит в собственную кормушку, а эта «нехорошая» Эстония его шесть месяцев кормила и содержала, пока его ходатайство рассматривала. Ну и рассказал, как и зачем я три года в Анголе прожил. Вот это был финал. Джонник стал серого цвета. Негры всегда от страха сереют, а не бледнеют. Его вопрос: «Ты хочешь меня побить потому, что я черный?» Это их любимая провокация. Мой ответ: «Нет, я буду мстить за настоящих черным принцев тебе-самозванцу». У всей камеры, у Джонни, у цирика с той стороны двери – у всех глаза на лоб полезли от удивления. Ждут пояснения. И пояснение последовало. Звучало грубо, но меня уже «понесло».
«Джонни, ты все врешь, ты раб в трех поколениях не меньше. А Анголе у черных и ладони, и ступни ног были черные, а у тебя ногти белого цвета. Я знаю почему, это от хлорки, когда полы моешь, и от „Fairy“, когда посуду драишь. Чисто рабская работа». Все смеялись, и драка не состоялась. На вечерней проверке Джонни стоял с сумками и матрасом в скатке (это называлось «скрутить улитку») и сдался ментам. Его перевели в другую камеру. На тюрьме это называлось «встать на лыжи».
А теперь самое интересное. За что он сел? А вот за что. Джонни де Луна был супер диджеем и мужем супермодели. Фигура почти культовая. Все парни хотели его дружбы, а все девушки хотели его любви. По крайней мере внешне все так выглядело. У Джонни де Луна друзей было больше, а девушки были красивее и веселее, чем у нашего Джонни, у Джонни-2. И Джонни нашел выход. Он решил стать ни мало, ни много босом мафии. Такой Дон Корлеоне Африкано-Таллиннского разлива. Сделано все просто. Джонни-2 стал рассказывать девчонкам, что он готовит большую транзитную дорогу для наркоты прямо в Эстонию. Курьерами будут девушки из Эстонии. Им будут оплачивать туры по всему миру и еще платить за доставку груза. Все начнется, когда Джонни-2 наберет команду надежных и послушных (!) девушек-курьеров. Оба Джонни стали собирать и «тестировать» команду. Курьерши были почти счастливы и уже распределяли будущие заработки. Все старались доказать свою «послушность» и нужность. Возникла острая конкуренция, которая и вызвала «подковерную» войну «курьерш». Слёзы, обиды, интриги. К этому добавили еще и мечты «о хорошем», которые сопровождались постоянным хвастовством и фантазиями. Слухи дошли и до полиции. А тут вот как всё выглядело: «Подготовка группой лиц по предварительному сговору наркотрафика». А в законе сказано, что подготовка преступления приравнивается к самому преступлению, особенно если преступление не состоялось не из-за отказа от преступных намерений, а по независящим от них причинам. Арест к такой причине вполне относится.
Когда полиция разобралась (достаточно быстро) что это за траффик и откуда и куда он вел, вел он с дискотеки в кровать Джонни и Джонни-2, думаю, что смеху было много. Но смех отдельно, а закон отдельно, и смех тут уже ни на что не влияет. Влияет только состав преступления, а он здесь присутствовал и был процессуально закреплен: планирование, подготовка, вербовка и инструктаж (хи-хи!) группы исполнителей. Для любого суда хватит. Хватило и для нашего суда. И оба принца и несчастные девчонки огребли совсем взрослые сроки. Ну и Джонни, ну и фантазер. Всех поимел, уложил и посадил. Если и не принц, то волшебник точно.
;