Дети в оккупации - 1

     17 октября 1941 года, в Таганроге, с полукруглого балкона двухэтажного дома № 32 по ул. Ленина (ныне снова Петровской), с ужасом и любопытством брат с сестрой, вцепившись в юбку мамы Шуры, смотрели, как в сторону морского порта протарахтели мотоциклы с автоматчиками, а следом – танки, которые и расстреляли беспрепятственно с высокого берега не успевшие выйти из порта транспорты с жителями и руководителями советских и партийных органов.

      С началом обязательной регистрации и массового уничтожения таганрогских евреев, тридцатилетняя Шура залила свой паспорт чернилами и сожгла метрику дочери Аллы (с указанием мужа и отца – Кобрина Абрама). На троих остался один документ – метрика сына Бориса, – записанного под девичьей фамилией мамы Коляденко и отчеством Филиппович. Под этой фамилией семья прошла регистрацию в полиции и перепись населения.
Никто не выдал полукровства дочери.

      А со смертельной опасностью пришлось столкнуться очень скоро.
В результате жестоких боев под Таганрогом в плен к немцам попала большая группа красноармейцев, среди которых оказался и брат Шуры – Василий.

      Временный лагерь для военнопленных в пригороде был оборудован на скорую руку. Группа наших солдат совершила дерзкий побег, и преследуемая немцами, бросилась врассыпную. Василий решил отсидеться у сестры.
По пустынному ночному Таганрогу добрался и спрятался на чердаке знакомого дома.

      Преследователи с собаками быстро вышли на след беглеца, а затем и его сестры. Обессилевшего, избитого Василия бросили на пол в коридоре, а в комнату Шуры ворвался офицер и, угрожая пистолетом, требовал выдать других беглецов.
 Борис, трёх с половиной лет, забился в страхе под кровать, а девятилетняя Алла отчаянно вцепилась в руку офицера. Он отбросил девчонку к стене и так ткнул стволом в лицо, что из глаз брызнули слезы, а из носа – кровь. Но, слава Богу, не успел выстрелить – девчушка извернулась и проскочила меж его ног в коридор, где и наткнулась на лежащего на полу Василия. От пронзительного крика: – Убили! Мама, немцы дядю Васю убили! – оторопели даже преследователи. Нет, не убили. Полуживого утащили за колючую проволоку. Но он всё равно сбежал.
Прошел всю войну и потом до пенсии работал на шахтах Донбасса и Ростовской области…

      Уходя, офицер все-таки ударил Шуру рукой с пистолетом по голове так, что лопнула барабанная перепонка, и она до конца жизни плохо слышала левым ухом.

      (Побег точно был, но возможно не из лагеря, а с принудительных работ по восстановлению одного из заводов в прибрежной зоне.)

      Потом дети видели итальянские, румынские и снова немецкие дивизии. Хуже румын были только фигуры в черной форме гестапо и «СС» да свое, рябое ЛИЦО, пославшее мужчин умирать безоружными, а женщин и детей обрёкшее на голодную смерть, не успевшее даже толком эвакуировать оборудование и своих приближенных.

      Нужно было как-то выживать. Главная задача – добыть еду и топливо для печки. Поэтому все отрывочные воспоминания Аллы, так или иначе, связаны с решением этих проблем.

      Зима в 1941 году наступила рано, в середине ноября. Запасов не было, подножный корм вымерз. Чтобы не сдохнуть с голоду, пользуясь некоторой неразберихой, оставив детей под присмотр соседей, Шура с товарками ушла
по окрепшему льду Таганрогского залива на Кубань в Ейск, где она хорошо ориентировалась, в надежде поменять что-нибудь из домашних вещей на продукты. Через пару дней резко изменил направление ветер, потеплело, разломало лёд, и на много дней остались одни – Алла (моя мама) 10-ти и её брат Борис 4-х неполных лет. Оставленная еда и топливо скоро закончились. Маленький брат постоянно хныкал:
– Алла, есть хочется, Алла, когда мама придет?
Укрывая его всем, что могло сохранить тепло, сестра уговаривала:
– Скоро, Боренька, скоро. А ты спи, когда спишь, не так кушать хочется.
Но не соседи – голодных, замерзающих детей спас немец-колонист, занимавший одну из комнат на этаже.

      В это время в нескольких комнатах бывшей жилконторы разместили группу молодых парней из расказаченных и раскулаченных семей. Дня два они развлекались пьянкой, картами и потасовками между собой и тут на глаза им попался маленький Борис. Став в круг, гогоча, они стали перебрасывать пацана друг другу, как мячик. Алла бегала между ними, плача и прося отдать брата. На крики вышел их командир-немец, не то фельдфебель, не то ефрейтор, и только выстрелом в потолок остановил издевательство. Поняв из всхлипываний, что девочка с братом остались почему-то без матери, взял их под свою опеку.
     Заставил какую-то из соседок вымыть и вычесать детей. Приказал парням поддерживать тепло в комнате. Приносил со своей кухни горячую пищу, пока не вернулась несчастная мать, не чаявшая увидеть живыми дочку с сыном. Немец покрутил пальцем у виска, пробормотал что-то о чокнутой мамаше, оставил последний раз полбулки хлеба-эрзаца и скоро исчез из их жизни вместе со своими подопечными.

      Потом в этих комнатах квартировали немцы в основном из хозяйственных служб, как правило, среднего и старшего возраста, мобилизованные рабочие. Почти у каждого на родине остались жена, дети.

        (на фото Алла, март 1941, продолжение следует)