Операции Согласие по воспоминаниям ее участников

Операции «Согласие» по воспоминаниям ее участников
 

С 25 августа по 17 сентября 1941 года Советский Союз и Великобритания провели совместную операцию, которая в дальнейшем была названа операцией «Согласие». А попросту молниеносно оккупировали Иран. С севера силами РККА, а с юга вооруженными силами Великобритании. Но по весьма благовидному поводу и законному основанию.

Гитлеровская Германия, преследуя свои стратегические интересы, даже пошла на то, что объявила иранцев восточными арийцами, инвестировала большие деньги в экономику Ирана, внедряла нужную ей идеологию, и готовила почву для размещения своих вооруженных сил на его территории. Это и понятно: кавказские нефтяные районы СССР становились досягаемыми для люфтваффе, и север Ирана становился плацдармом для нанесения вооруженного удара с юга по советскому Кавказу. Да и Турция, неравнодушная к Германии, вполне при таком раскладе могла «потерять голову» и ввязаться в мировую бойню на ее стороне. К тому же СССР и Индия, колония Великобритании, порты Персидского залива в этом случае теряли единственную сухопутную связь стратегического значения между собой.  Да и морально Советский Союз имел законное право вступить на территорию Ирана, согласно действующего на тот момент Договора между Советской Россией и Персией от 26 февраля 1921 года. Этим правом Советский Союз и воспользовался вопреки «пассивному» нежеланию этому руководства самого Ирана и не способного на тот момент отстоять на собственной территории свои же интересы в противовес интересам гитлеровской Германии, которая уже вела войну с СССР. После ввода наших войск и Великобритании в Иран, Турция так и осталась в нейтралитете чуть ли ни до конца войны в Европе.

Вот что мне удалось разыскать в Интернете и в документах из архива историка Сергиенко А.М. по поводу участия 42 ДБАП в этой решительной и молниеносной Иранской кампании. 

После того, как закончилась «зимняя компания», 42-ой ДБАП из заснеженного и холодного «предместья» в Кречевицах, перелетел к себе на базу в Воронеж. А уже через три дня, не догуляв отпущенные 10 суток на отдых и восстановление, личный состав полка был вновь собран для перелета на новое место дислокации в солнечный и жаркий Кировабад. Началась новая «страница» в истории этого боевого соединения.

Как вспоминает участник этих событий летчик Василий Проценко, уже известного вам по до военному периоду и началу войны, «…В 40-ом году в Закавказье прибыло много войск, в том числе и авиация. Насосная, что возле Боку на берегу Каспийского моря, была занята истребителями, в Кюрдамире располагались СБ и ДБ, в Евлахе ДБ полка Тупикова. В Кировабаде ДБ 42-го полка. В Возиани так же ДБ. В общем, вся долина от Баку до Батуми была занята в основном бомбардировочной авиацией. В горах ближе к границе располагались истребители».

Началась интенсивная учебно-боевая подготовка в освоении ночных полетов, полетов с учетом горной местности, морских просторов, полетов на полный радиус действия, с переучиванием с ДБ-3а на ДБ-3ф, ну и конечно с «переосмыслением» финских уроков. Одиночно, звеньями, эскадрильей, полком. Ну, все, как по канонам тогдашней военной науки.

Началась война. 42-ой бомбардировочный авиаполк продолжал в учебно-боевой подготовке совершенствовать свое мастерство. Летному составу явно не хватало опыта в ночном пилотировании в маршрутных полетах на средних и больших высотах. В этом признается командир одной из эскадрилий капитан Бабенко Андрей Демьентевич в своих воспоминаниях, который впоследствии и возглавил этот прославленный полк.

В августе из состава 42-го авиаполка, имевшего 5 эскадрилий, был сформирован еще один 455-й бомбардировочный авиаполк. Оба полка теперь состояли из трех эскадрилий и вошли в состав организованной тогда 133-й бомбардировочной авиадивизии.  Командиром дивизии назначили майора Грабора Михаила Михайловича.

25 августа ранним утром был совершен первый боевой вылет, авиаполк, встретившись с непроходимой облачностью, задание полностью не выполнил. Отдельные экипажи отбомбились по запасным целям, а остальные вернулись на базу. Очередной боевой вылет назначили на ночь.

По материалам некоторых сайтов на данную тему вообще указывается, что наши летчики летали только на разведку и раскидывали листовки, а потери иранской стороной составило 1000 человек, самое максимальное, что было мной найдено. Так вот на долю 133 БАД в этом случае приходится половина этих потерь «несчастных» иранских подданных в военной форме, «невзначай» попавших под бомбовый удар наших бомбардировщиков. Конечно, надо полагать, кто готовил данный отчет за подписью командира 36 АД ДД генерал-майора Дрянина в ноябре 1944 г., «слегка» преувеличил заслуги дивизии. Видать, объяснение этому необходимо искать в другой плоскости: была дана команда подготовить документ, обосновывающий награждение дивизии орденом «Красное знамя». И поэтому за утверждение, что «с поставленными задачами дивизия справилась хорошо, не потеряв за эту операцию ни одного экипажа», «писарьчука» следовало бы сначала «погладить по головке», но после награждения надавать «по шапке» непременно. Возможно, так оно и было. И вот почему.

На «Форуме Поисковых Движений» эксперт Александр Слободянюк делится следующей информацией: «…Комендатура в ночь с 24 на 25 августа 1941 года выполнила приказ Начальника Пограничных Войск по снятию иранских пограничных постов Кюрдашт, Учтюбик и резидентуры офицера. Обеспечила беспрепятственные действия Красной Армии на участке при переходе границы…  С 27 по 30 августа 1941 года комендатура успешно выполнила приказ о розыске самолета бомбардировщика, погибшего на иранской территории во время ввода наших войск в Иран. Группы под командованием капитана Саакяна, старшего лейтенанта Сморогова и младшего лейтенанта Лакомова совершили переход по горам до 40 километров и при помощи местного населения нашли обгоревший советский самолет и погибший экипаж в составе 4-х человек. Трупы летчиков были преданы земле. С самолета сняты и доставлены в комендатуру 4 пулемета и два пистолета ТТ…»

В рукописных воспоминаниях Бабенко А.Д. читаем: «…На пути от цели над плоскогорьем Малого Кавказа отдельные участки гор были закрыты облаками. Это усложняло полет. (И весьма плотно зачеркнутое, но читаемое). Экипаж летчика тов. Соколова шел в составе звена и при встрече с облаками он не смог преодолеть создавшееся препятствие в полете…».

Этот вылет совершался ночью

Зная хотя бы одно «ФИО», а в данном случае это Грабор М.М., не трудно обнаружить на ресурсе «Мемориал» Донесение о безвозвратных потерях 133 БАД за этот период. Это могли быть два экипажа: 1-ый лейтенанта Малежика Петра Петровича и 2-ой лейтенанта Соколова.  Хотя в этой операции могли летать и погибнуть «летуны» из других частей. Хотя если ненароком заглянуть в «Википедию», то в данных о потерях в операции «Согласие» можно узреть, что Советский Союз в этой операции потерял всего 3 самолета… Как ни странно, ни эти ли три самолета, которые предстоит потерять 42-му ДБАП?

Однако пограничники нашли наш сгоревший бомбардировщик с четырьмя членами экипажа, а экипаж Соколова насчитывал три человека:

Соколов Константин Григорьевич, 1920 г.р., командир звена, лейтенант, погиб при катастрофе самолета 25.08.1941 г., первичное место захоронения Иран, г. Горис.*
Хасанов Владимир Алексеевич, 1920 г.р., штурман звена, лейтенант, погиб при катастрофе самолета 25.08.1941 г., первичное место захоронения Иран, г. Горис.*
Концевой Сергей Николаевич, 1915 г.р., стрелок-радист, сержант, погиб при катастрофе самолета 25.08.1941 г., первичное место захоронения Иран, г. Горис.*
------------------------------------------------
*[ЦАМО, Ф. 58, Оп818883, Д. 1655].

Экипаж Малежика как раз насчитывал 4 человека, но их сбили над целью в воздушном бою:

Малежик Петр Петрович, 1913 г.р., командир звена, лейтенант, погиб в воздушном бою 25.08.1941 г.*
Чернов Петр Дмитриевич, 1913 г.р., мл. летнаб, лейтенант, погиб в воздушном бою 25.08.1941 г.*
Смирнов Павел Иванович, 1914 г.р., стрелок-радист, мл. сержант, погиб в воздушном бою 25.08.1941 г.*
Шпицин Николай Федорович, воздушный стрелок, мл. сержант погиб в воздушном бою 25.08.1941 г.* 
-------------------------------------------------
*[ЦАМО, Ф. 58, Оп818883, Д. 1655]


В том же документе находим еще две фамилии, обладатели которых сгорели вместе самолетом, будучи сбитыми в воздушном бою над Тавризом.

Максимов Михаил Игнатьевич, 1913 г.р, штурман звена, мл. лейтенант, 25.08.1941 г. сбит в воздушном бою над Тавризом, сгорел совместно с самолетом.*
Жигин Александр Михайлович, 1919 г.р., воздушный стрелок, мл. сержант, 25.08.1941 г. сбит в воздушном бою над Тавризом, сгорел совместно с самолетом.*
-------------------------------------------------
*[ЦАМО, Ф. 58, Оп818883, Д. 1655]


А вот командиру этого экипажа старшему лейтенанту Лосеву и стрелку-радисту старшему сержанту Зубенко повезло. Они удачно спустились на землю на парашютах и, хотя Лосев был ранен в ногу, с некоторыми приключениями благополучно через три дня вернулись в свою часть. Но об этом чуть позже.

Из воспоминаний об иранских событиях 41-го года генерала Бабенко А.Д.:

«В состав 42 ДБАП входило пять эскадрилий. На базе 42 полка был сформирован еще один 455 авиаполк.

42 и 455 ДБАП вошли в состав 133 бомбардировочной авиационной дивизии и стали трех эскадрильного состава. 

А перед этим командовать 42-ым полком прибыл летчик майор Грабор, который перед назначением на эту должность работал заместителем командира полка по политической части. Майор Грабор был отличным летчиком, командиром-воспитателем, он летал на бомбардировщике днем и ночью. Будучи заместителем командира полка по политической части, лично сам на самолете Дб-3 занимался обучением летчиков технике пилотирования днем и ночью.

В 42-ом полку он пользовался заслуженным авторитетом у всего личного состава полка.

42 ДБАП принял участие в ликвидации деятельности германской агентуры и упреждения готовящегося открытого удара по Советскому Союзу с территории Ирана.

Перед началом боевых действий в Закавказье командир 42 ДБАП майор Грабор пошел на повышение, став командиром 133 авиадивизии. 25 августа он был вызван командующим ВВС Закавказского военного округа для получения задачи на последующие дни. После совещания у командующего при взлете ночью на самолете Дб-3ф майор Грабор и штурман тов. Духонин погибли при авиакатастрофе.

В связи с этой трагедией 133 БАД возглавил майор Дрянин Виталий Филиппович, до этого командир 83 ДБАП Закавказского ВО. Командиром 42 ДБАП был назначен В. Плескачев. Через некоторое время его направили на курсы усовершенствования. К временному исполнению обязанностей командира 42 авиаполка допустили меня.

С 25 по 27 августа авиационные части наносили бомбовые удары по авиационным мастерским, складам, ж.-д. узлам и административным центрам Ирана. 42 полк в интересах этой задачи сделал три полковых вылета.

Групповой полет ночью звена, эскадрильи, может сохраниться до момента встречи с плохой погодой, до попадания группы в лучи прожекторов и обстрела зенитной артиллерии, а также атак истребителей.  Когда группа самолетов, идущая в строю, встречается на маршруте с облаками или в районе цели попадает под обстрел ЗА и т.п., строй нарушается и с этого момента экипажи вынуждены действовать самостоятельно, но до самостоятельного полета они не всегда были подготовленными.

Строй эскадрильи, которую мне было приказано вести, сохранился до момента бомбардирования цели и слабого обстрела мелкокалиберной зенитной артиллерией.

Строй ведущего звена нарушился в момент встречи с облаками на обратном маршруте от цели.

Мы не могли тогда прийти к необходимому выводу о нецелесообразности групповых полетов ночью и о целесообразности одиночных полетов. У нас не было еще достаточного опыта. А тактика до военного времени обязывала летать ночью в строю звена, эскадрильи и т.п.

Самолет командир звена тов.  Лосева по его докладу был сбит зенитной артиллерией. Он и стрелок-радист выбросились с парашютами и приземлились на границе Ирана, через несколько дней экипаж возвратился в часть. Штурман и воздушный стрелок, к сожалению, погибли.

Боевой вылет днем осуществляли за облаками. Бомбардирование производилось по расчетному времени из-за облаков. Группу самолетов вел В.В. Улюшкин.

Ночью бомбовые удары наносили звеньями, днем в строю девяток. Эффективного противодействия нашим боевым порядкам со стороны противника не было. Первый полет ночью для некоторых наших экипажей оказался сложным. Не все они имели необходимые навыки в самолетовождении, технике пилотирования над горной местностью в усложненных метеоусловиях. На пути от цели над плоскогорьем Малого Кавказа отдельные участки гор были закрыты облаками. Это усложнило полет. Экипаж летчика Соколова шел в составе звена и при встрече с облаками не смог преодолеть создавшееся препятствие в полете и потерпел катастрофу. Экипаж погиб.

Когда наши наземные войска вели тяжелые бои на территории Смоленской, Калининской и Брянской областей, 133 бомбардировочная дивизия получила приказ о перебазировании в кратчайшие сроки на аэродромы Ярославской области и о немедленной готовности к боевым действиям в интересах наземных войск Западного фронта. В начале октября 42 ДБАП покинул Кировабад».

На кануне 9 мая 2016 года пришел комментарий по поводу моего поста в Живом Журнале «55. Что было, то было… Экипажи Иллариона Горбунова…»

Автор письма Марина Чигишева мне написала:

«Добрый день! Нашла в вышеуказанном тексте информацию о своем деде, который служил вместе с Горбуновым. Это Василий Иванович Меньшиков, на информацию о наградном листе на которого есть ссылка в материале. Есть и фото, на котором стоит в том числе мой дед. Спасибо большое за информацию и за фото. В нашей семье чтится память о деде. Он был главой большой семьи. Я его очень любила. Он писал воспоминания о войне, которые у меня сохранились. Там не только о том, как он воевал, но и о том, как воевали его товарищи. Если интересно, я могу отсканировать и отправить эти воспоминания. Могу набрать какие-то выдержки. Если пригодится - буду рада».

О! А как я подобному радуюсь! Через некоторое время, на мой ответ, что «изнываю от нетерпения», получаю фотографический клон воспоминаний полкового штурмана 108 ап ДД Меньшикова Василия Ивановича. Начинаю «скользить глазами» и на четвертом снимке зациклило: читаю то, что уже неоднократно читал… и даже писал! Нахожу. Это конец августа 41-го, события, связанные с оккупацией Ирана. А если конкретнее: про летчика Лосева и его стрелка-радиста Зубенко, и про «одиссею», как они возвращались в родную часть после потери их самолета над Тавризом.

Слово полковому штурману 108 ап ДД Меньшикову Василию Ивановичу:

 «ГОРНЫЕ ТРОПЫ

Нападение Гитлеровской Германии на нашу страну создало реальную опасность на нашей южной границе со стороны Ирана. Врагу особенно важно было воздействовать на наши нефтяные районы Баку и нефтеперерабатывающую промышленность. Необходимо было обеспечить безопасность наших границ в этом районе и пресечь возможность расширения агрессии против нашей страны. Известно было, что немцы создали в Иране большое количество диверсионно-шпионских организаций. По согласованию с Великобританией Советское правительство приняло энергичные меры к пресечению возможных попыток гитлеровцев втянуть Иран в агрессивный блок. Трижды: 26 июня, 19 июля и 16 августа, правительство СССР обращало внимание Иранского правительства на опасность, которую представляла шпионско-диверсионная и подрывная деятельность как для самого Ирана, так и для Советского Союза и потребовало немедленного прекращения этой деятельности. Правительство Ирана осталось глухим к этим требованиям.

25 августа 1941 года Советское правительство направило Иранскому правительству ноту, в которой указывалось на то, что так как правящие круги Ирана не пресекают затеваемые германской агентурой на территории Ирана смуту и беспорядок, правительство СССР вынуждено «принять необходимые меры и немедленно осуществить принадлежащие Советскому Союзу в силу статьи 6-й договора 1921г право - ввести временно в целях самообороны на территории Ирана свои войска». В ноте указывалось, что эти действия Советского правительства не направлены против Иранского народа и ни в какой мере не угрожают территориальной целостности и государственной независимости Ирана. Как только опасность, угрожающая интересам Ирана и СССР, будет устранена, говорилось в ноте, Советское правительство во исполнение своего обязательства по советско-иранскому договору 1921 года, немедленно выведет советские войска из пределов Ирана. (История Великой Отечественной войны Советского Союза т.2 стр.1941).

Дальнебомбардировочной авиации, в том числе и нашему 42 ДБАП, базировавшейся в Закавказье, было приказано в момент перехода наших войск через границу пересечь ее в воздухе. Категорически было запрещено бомбить любые населенные пункты, промышленные, хозяйственные и экономические объекты любого назначения. Мосты разрешалось бомбить в том случае, если через них двигались войска навстречу движения наших войск. Нам была поставлена задача произвести бомбардировочный удар по аэродрому Миами. Но весь этот район был закрыт десяти бальной облачностью. Боевой порядок пошел на запасную цель аэродром в районе г. Тавриз, где на восходе солнца произвел бомбометание по летному полю аэродрома с целью блокирования взлета с этого аэродрома. В ночное время того же дня мы пошли для блокировки аэродрома Урмия. На маршруте поворотный пункт был над Тавризом, что было явной ошибкой, впоследствии поворотных пунктов до конца войны над крупными пунктами не назначали.

В результате в момент разворота зенитным огнем артиллерии был сбит самолет старшего лейтенанта Лосева, идущего левым ведомым в нашем звене. Снаряд прошел через кабину Лосева и разорвался в кабине штурмана Максимова, который был убит, а Лосеву обожгло ногу. Самолет загорелся, вести его было уже нельзя, садиться также невозможно из-за горной местности и к тому же ночью.

Командир корабля Лосев приказал покинуть самолет на парашютах. Ночь была ясная и лунная. Спускаясь на парашютах, Лосев и стрелок-радист старший сержант Зубенко, видели друг друга, но в момент приземления их разделила вершина одной из гор. Каждого из них теперь интересовал один вопрос: как же приземлился его товарищ? Подавать какие-либо звуковые сигналы друг другу они не решались, понимая, что находятся на чужой земле. Ничего не оставалось, как ползти между камнями на вершину горы навстречу друг другу. Встретились на вершине горы. Осмотревшись, обнаружили, что в момент динамического удара при раскрытии парашюта у командира корабля оборвалась кобура с пистолетом. Теперь на двоих у них был один пистолет стрелка-радиста Зубенко. Кроме этого у него был припрятан скальпель. Чтобы замести следы, парашюты снесли в одно место, срезали на всякий случай скальпелем две стропы, завалили парашюты камнями.

Дальнейшее действие диктовались обстановкой: в район падения самолета должны прийти люди. Решили уходить на север в сторону своей границы. Немедля, под покровом ночи без тропинок и дорог в горах двинулись в путь. В напряженной обстановке на первых порах Лосев не ощутил особой боли в ноге, но при движении это немедленно сказалось: к ожогу ноги от разрыва снаряда в кабине штурмана в момент приземления с парашютом на склон горы добавилось сильное растяжение мышц, в следствии чего Лосеву пришлось при движении все время опираться на плечо Зубенко. Палку для опоры взять было негде, кругом ночь и голые камни.

Утро застало путников при выходе из гор в небольшую долину, в которой кое-где виднелись возделанные небольшие поля. Товарищи выбрали наиболее удобное место с точки зрения скрытности и защиты от лучей августовского палящего солнца в одном из ущелий с крупными камнями, где как могли отдохнули, до наступления сумерек.

В сумерках на одном из полей собрали ощупью несколько засохших колосков ячменя, решив ими утолить голод. Надо заметить, что у нас в бомбардировщиках имелся бортовой паек, но так как самолет загорелся в воздухе, то было тогда ни до пайка, поэтому наши товарищи в течение суток вынуждены были оставаться голодными. Ну, что можно было получить от зерен ячменя из нескольких сухих колосков, кроме как дополнительно усилить только жажду? Вода на пути им нигде не попадалась, а искать ее - значит замедлить движение и выдать себя. Ни то, ни другое было совершенно нежелательно. Двигались и следующую ночь, стремясь строго держать курс на север. Но горы, да ночью - это не степь, где ничего не препятствует пути. Приходилось все время обходить горы и ущелья, корректируя движения на север при помощи ручных компасов. У каждого члена экипажа был ручной компас, как обязательное снаряжение.

К утру следующего дня вышли в небольшую долину, и оказались у населенного пункта. Залаяло несколько собак. В следствии усталости, настороженности и нервного напряжения показалось, что лают сотни собак. Начинался рассвет. Пошли в обход, но далеко от населенного пункта так и не ушли. Рассвет не задержался, и застал в районе кладбища. Решено было переночевать между надгробных камней и плит.

Не прошло и двух часов, как на кладбище прибежал мальчик лет десяти. Обнаружив «гостей» в незнакомых для него одеждах, остановился в изумлении и испуге. Но и для Лосева с Зубенко эта встреча не была в радость. Все трое в течение двух-трех минут, не шевелясь молча смотрели друг на друга. Зубенко знал несколько азербайджанских слов и сказал мальчику: - Оглан китты (мальчик уходи). Мальчик повернулся и стремглав исчез, но и нашим товарищам было уже не до отдыха. По-пластунски двигаясь, покинули кладбище и, добравшись незамеченными до кустарника на холме, ушли в горы.

На кладбище Лосеву попалась палка, которая в последствии заменила плечо Зубенко. После случая на кладбище решили двигаться днем с максимальной осмотрительностью. К вечеру вышли к небольшой долине, в которой оказался небольшой ручей. Товарищи уже двое суток ничего не ели и не пили. Непреодолимое желание было у каждого из них скорей добраться до этого ручья. Напившись досыта воды, товарищи почувствовали некоторое облегчение от усталости. Но отдыхать в таком месте, где есть вода и где можно с большой вероятностью наткнуться на людей, было бы большой опрометчивостью. Поэтому, перейдя ручей, двинулись дальше. В трех шагах от ручья, прыгая, пересекла им путь лягушка. Лосев, не давая себе отчета, ударил по ней палкой. Удалившись от этого места метров на двадцать, товарищи остановились и решили подобрать лягушку, что и сделал. Но что же с ней делать - сырую есть? Как-то непривычно вообще есть лягушку, да еще и сырую, но два физически измотанных здоровых организма неистово требовали пищи. Но разум восторжествовал, решили покинуть долину, а уж затем видно будет, что делать.

В горах собрали различных растений, нашлась смятая коробка с одной спичкой у Зубенко в кармане комбинезона (в последствии в приказном порядке каждый член экипажа должен иметь обязательно спички). Лягушка была зажарена на вертеле, разделена с точностью до грамма на две половины, при помощи скальпеля. И какая же она была вкусная!

В связи со случаем на кладбище распорядок движения был изменен, да и устали до невозможности, поэтому вынуждены были ночью отдыхать. После ночного отдыха силы немного были восстановлены, но нога у Лосева сильно распухла и затрудняла движение, но товарищи настойчиво продолжали путь. Около девяти часов утра был замечен всадник, который двигался в стороне параллельно движению путников. Вывод был сделан: движение всадника связано со встречей на кладбище с мальчонкой и в последствии товарищи убедились, что не ошиблись. На их пути неожиданно встретилось глубокое ущелье, которое обойти справа или слева решить было трудно, т.к. не видно было признаков изменения этого ущелья. Было решено спускаться в него при помощи тех строп, которые были срезаны после приземления. Связанных двух строп не хватило до дна ущелья, казалось метра два, не больше. Но когда Зубенко спустился и оказался на конце стропы, то этот конец не доходил до дна ущелья на метра четыре. Оторвавшись от стропы Зубенко ввалился на дно с незначительными ушибами.

Как же спускаться Лосеву с больной ногой? Спущенный конец стропы был подтянут на верх, к нему привязан ремень и портупея. Но и в этом случае длины общей стропы с ремнями не хватало около метра без роста самого спускающегося. Зубенко натаскал кучу камней, создав более благоприятный спуск Лосеву в ущелье на одну ногу.

После спуска решили у противоположной стены ущелья отдохнуть. Посидев некоторое время, услышали наверху какой-то шорох. На месте шороха у самого края обрыва стоял стройный козел. Зубенко не думал ни о чем кроме пищи, выхватил пистолет из кобуры и начал целиться, но в следствии голода, усталости, нервного напряжения, у него тряслась рука. Тогда Лосев взял у него пистолет и сказал, что в мирное время всегда из пистолета попадал в яблоко мишени и забирал все призы. Прицелившись, выстрелил. Козел подпрыгнул и скрылся. Но этот выстрел все же не прошел бесследно. Спустя некоторое время по обе стороны ущелья оказались люди и начали предлагать знаками и жестами двигаться по ущелью, наши товарищи решили прикрыться скалой и не выходить до ночи. Но люди начали сталкивать сверху камни, после чего уже сидеть под скалой было не безопасно. Когда вышли из-под скалы на середину ущелья, получили указание в каком направлении двигаться по ущелью. Через некоторое время несколько человек спустились в ущелье, подхватили хромого Лосева под руки и повели в аул. Зубенко следовал за ними.

По приходу в аул им было предложено войти в одну из хат. Но летчики отказались, боясь западни. По этой же причине отказались войти в предложенный сарай. Тогда среди улицы был разослан ковер, где появились нарезанные ломтями арбузы, виноград, самовар, хлеб-лаваш и по небольшому кусочку сахара. Товарищи не поймут, ловушка это или сердечная встреча?

Собралось население аула во главе со старейшиной, жестами и отдельными русскими словами (один из них знал несколько русских слов) приглашали покушать. После трапезы, естественно моральный дух наших товарищей повысился, беседовали мимикой, улыбками, жестами. При полетах с наших бомбардировщиков было сброшено большое количество листовок, каким-то образом у Зубенко оказалась одна из них, он ее вытащил и не успел развернуть, как каждый житель аула, кто из кармана, кто из-за складки одежды, кто из-под заплаты вытащил такие же листовки. Стало ясно, что окружают не враги, а друзья – простой трудовой народ. Надо подметить, что люди одеты были очень плохо, решительно не понятно, где заплаты, а где собственно костюм. Выяснилось, что спички имеет только один старейшина аула. Когда было предложено закурить гостям, то прежде закурил старейшина от спички, затем взял из халата кусочек ватки, зажег его от папироски, после чего каждый, кто закуривал, брал из своей одежды кусочек ватки, зажигал ее от ваты старейшины и прикуривал. В течение беседы выяснилось, что до государственной границы осталось 30 километров, были выделены два проводника и один ишак для Лосева, чтобы он мог передвигаться на нем верхом. К вечеру третьих суток наши товарищи оказались на государственной границе на южном берегу Аракса.

В знак благодарности Зубенко снял с себя синий комбинезон и подарил его одному из проводников, Лосев снял меховую телогрейку, подарил другому. Денег оказалось только 30 рублей. Это были красные тридцатки с изображением Ленина. Когда проводникам были поданы деньги, то оба крестьянина подняв руки вверх, повторили несколько раз: «Чок-Чок», что означало - большой-большой человек. Оба крестьянина жестами настойчиво просили их взять на нашу Советску землю, и когда получили ответ, что этого сделать товарищи не могут, оба проводника заплакали, как дети. Через два дня оба товарища были доставлены на самолете на свой аэродром».

 
Но не всегда, что было предписано, было полезным, что проявилось в данной Иранской кампании.

Опять, почему-то, на глаза попалась схема полета на Кенигсберг и Данциг 53 ДБАП от 23 июня 1941 года.  И почувствовалась внутреннее напряжение. Это чувство возникает всегда, когда имеются, к примеру, известные факты, до сели сами по себе, а от ныне промелькнула между ними пока еще не уловимая, но требующая быть замеченной, некая значимая связь. Один из фактов явно эта схема, а другой промелькнул где-то недавно в прочитанном.  Но что и где?

Смотрю на схему в который раз. Перебираю в голове, что в последнее время читал. На крышке домашнего «агрегата», что «3в1» от Хьюлетт-Паккард, лежит папка с написано «Уржунцев К.И.» Открываю. Вот, оказывается, что! Боевые действия в Иране! Но самое главное – вот что: «…грубая ошибка – сбор ночью в отряды или в девятку»! А схема боевого вылета на Кенигсберг и Данциг 23 июня как раз есть подтверждение тому, что в начале войны, улетая на боевое задание, экипажи собирались звеньями и по эскадрильям, порой в глухую непроглядную ночь, как и предписывалось регламентирующими бумаженциями, и как учились тогда летать.

Что же поведает нам легендарный летчик Константин Уржунцев в своих рукописных воспоминаниях о «Боевых действиях в Иране»?
      
«Начало было назначено на 5:00 25 августа 1941 года, т.е. перелет границы самолетами и переход танками. В общем, начало войны.
      
Война в Иране с точки зрения нас, летчиков – это, как ненужно делать и почему. Взлет был назначен на (примерно) 2:30 ночи. Сбор над аэродромом по (звеньям) отрядам в 3 самолета. Оговорюсь, что ночи в Закавказье даже летом черные и никакого огонька. Взлетел и держись по приборам, а нужно собрать отряд. И пошла карусель, потому что выпускать стали один за другим. Еще отряд предыдущий не собрался, а в воздухе выпускался другой. И не знаю, как другие отряды, а у меня пристроились один с другого отряда, а второй совсем с другой эскадрильи. 
      
Мне было задание бомбить аэродром, т.е.  самолеты на аэродроме и его постройки. Когда я пришел в район Ардабиля, то облачность была низкой, так что горы были выше облаков. Снижаться под облачность нельзя. Запасными целями были аэродромы Мдиани и Тавризкий. Так как Мдиани был ближе, пошел туда. Бомбометание производил в разрывы облаков. Самолетов на аэродроме не было. Бомбы сбросили на строения по ведущему отряда. После бомбометания проверил результаты. Они были плохими. Например, строение стояло целое, правый ведомый, который пристроился, у него были зажигательные бомбы, и он несколько отошел.  Его бомбы легли по полю аэродрома. Было видно, как они горели. Это 1-й полет.
      
Второй был на аэродром Тавриз. Погода была отличная. Прошел на аэродром на Н=3000-4000 м. Ничего нет из самолетов. Снизился до 800-900м. Думал замаскированы. Сопротивления никакого. Обошел вокруг, ничего не обнаружив, решил бомбить ангар. Это и сделал, попал хорошо. Обстрела никакого.
      
Третий полет был на мост в районе Тегерана. И опять карусель. Взлет ночью, сбор девятки над аэродромом. Кое-как собрались, но уже тогда, когда начало светать, прошли минут 30-40, подошли к облачности и в ней рассыпались. Я пробил облако вверх и никого не мог увидеть. Пошел один. Все время шел с набором, пока не набрал 7000 м, т.к. перед Тегераном хребет высокий. Погода была отличной. И, как было приказано, зашел, отбомбился и тоже без сопротивления. Ушел обратно на Баку над морем, как шел и на Тегеран. Все время над морем сплошная облачность.  Пришел к Баку по расчету времени. Начал пробивать облака в долину реки Кура. Видать рассчитали неправильно. Уклонились, к полетам в облаках оказались толком не обучены.
      
Дождь, сильная болтанка. Чуть в гору не врезался, еле выбрался, вернее, вывалился из облаков, подлетел до Евлаха и решил сесть. Горючее было на исходе, думал, что на аэродром Кировабада не дотяну. Сел, зарядился горючим и перелетел в Кировабад домой. А в Евлахе стоял тогда полк полковника Тупикова.
    
За четыре полета я не видел ни одного выстрела из зениток или истребителя, но потеряли несколько экипажей, они сами находили горы. Полк сделал 5 боевых вылетов. Я четыре. После первого вылета, когда шел на посадку, мне радист по ошибке дал посадку на запасной аэродром. Главное те экипажи, что были со мной, они сели, а меня посчитали сбитым над целью. Когда я прилетел на аэродром, то полк ушел во второй полет.
      
И вот не возвращается одна из наших эскадрилий. Цель была на ж.-д. станцию Тавриз и аэродром. Там была оборона ЗА, но слабоватая, а кто-то говорил, что очень много было ЗА. Летчик из нашей АЭ, по фамилии Лосев, был сбит над аэродромом. Выпрыгнул с парашютом и пришел в часть через некоторое время, остальные члены экипажа погибли. 

Но 1949 году я его встретил случайно в поезде, ехали из Ленинграда в Москву. Из его рассказа, думаю, его сбил кто-то из наших, по ошибке ночью.
      
Вот все, что я помню об Иранской войне. Ничего хорошего, одни ошибки и даже такая, можно сказать, грубая ошибка – сбор ночью в отряды или в девятку. Это сейчас смешно, но так было.  Мне кажется, в историю писать этот период непоучительно, если не оговориться перед этим, как ненужно было делать, но я обещал вам написать…»
      
Глупость летать строем ночью стала очевидной. Сохранить строй ночью, иногда в облаках, невозможно. И для какой надобности такие «парадные» изощрения предписывались? Это днем оправдывалось, когда всем бортовым оружием отбивались от истребителей противника, а при обстреле ЗА становились отменной мишенью. А ночью строй само собой распадался, и приходилось каждому экипажу до цели пробиваться самостоятельно. А обратно, как показывала практика, возвращались, как кому повезет… Так и пришли к рациональной мысли – до цели добираться самостоятельно, четко выдерживая время подлета к ней, так как «выгрузка» над целью по очереди, обусловленной временем, заданным еще на земле при подготовке к боевому полету…

В архиве историка Сергиенко А.М. оказалось письмо полковника Клевцова Виктора Петровича, и вот что он пишет об Иранских событиях:

Прибыли в г. Тбилиси на аэродром Возиани, где не было ни людей, ни м/ч, потом стали прибывать личный состав, а м/ч – Дб-3ф (Ил-4) перегнали с воронежского завода.

Этот полк вошел в 26 дивизию. Не тали самая дивизия, о которой идет речь? Мне казалось, что она прекратила свое существование еще 1942 г.

За три дня до окончания войны я и товарищ Дрянин, а он был уже замкомандира полка (53 ДБАП, участвующий в Финской кампании. Авт.-сост.), были отозваны в Москву в отдел кадров, где мы получили назначения: Дрянин на должность командира полка, я – командира АЭ (Речь идет о 83 ДБАП 26 отдельной смешанной авиационной дивизии. Авт.-сост.)»
   

Из биографии на генерал-майора Дрянина В.Ф. читаем, что «в марте месяце 1940 г. был назначен на должность командира 83 ДБАП ст. Вазиани (г. Тбилиси). В этой должности принимал участие по разгрому фашисткой провокации в Иране. В 1941 г в августе месяце вступил в должность командира 133 АДДД г. Кировобад.

Когда началась Отечественная война 1941 г. нашему полку была поставлена задача бомбить Иран. Я сделал 9 боевых вылетов своей эскадрильей, затем дежурил на турецкой границе, а потом наша дивизия перебазировалась на аэродром Кашино под Рыбинском.

26-ой дивизией командовали бездарные люди. С Кавказа на аэродром Кашино прибыли с командиром, который не имел ничего общего с авиацией без летного образования.  Этот дубина знал в нашем гарнизоне только комнату руководящего состава в столовой. Потом его сменил т. Абраменко. (Возможно речь идет о будущем командире 53 БАД 10 ВА полковнике Абраменко Павле Федоровиче, участника иранских событий 1941 года. Авт.-сост.). И комиссар Рушайло был тоже под стать этому командиру.
 
Летный состав был отлично подготовлен. Летал днем и ночью в сложных условиях. И был загублен этими командирами днем при безоблачной погоде в боевых порядках полков и эскадрилий».

Читателю напомним, что согласно отчета о боевых действиях ВВС Закфронта в операции против Ирана в период с 25.8 - 31.8.41 года зенитной артиллерией противника сбито 3 самолета и предположительно зенитно-пулеметным огнем сбит 1 самолет. Не вернулись с выполнения боевого задания 4 самолета. На своей территории произошло 15 катастроф и 18 аварий. Погибло летного состава на территории противника, не вернулось с выполнения соевого задания и при катастрофах на своей территории 63 человека и ранено 6 человек. Из строя выведено 41 самолет. 85% всех происшествий падает на части бывшей 26 АДДД ГК.

Вот что пишет Людмила Санберг, дочь командира 6-го АПДД 26-ой АДДД капитана Лукина Василия Ивановича, в своих мемуарах «Страницы истории военной авиации в семейной хронике @ Военная литература (militera.lib.ru), 2005», по поводу потерь летного состава полка:

«Иранская компания

…В ночь на 25 августа 6-й тяжелый бомбардировочный полк, выполняя задание Советского правительства, предпринял с аэродрома Евлах перелет через государственную границу с целью нанесения бомбового удара по Экзели и аэродрому Пехвели на территории Ирана.

Командование обеспечило летный состав полка картами с обозначением боевых целей без учета особенностей гористой местности, без указания высоты гор. Это выяснилось в процессе выполнения задания, когда в условиях ночного полета самолеты врезались в вершины горных массивов. Полк нес большие потери. Папа чудом остался жив. Когда по маршруту оказались высочайшие горы, разрывы в облаках при лунном свете обозначили их черными массами, и он скорее почувствовал, чем осознал, что перед ним вершины гор. Резко взял вверх. Самолет благополучно миновал опасность в последнюю секунду. Позже карты были скорректированы, недостатки были устранены. Напрасная гибель летчиков очень остро переживалась в части. В связи с тем, что многие самолеты полка не долетели до цели, эффективность бомбовых ударов была низкой. Поэтому командование отдало приказ в тот же день 25 августа повторить бомбовый удар по тем же целям. С новым боевым грузом самолет, пилотируемый отцом, предпринял боевой вылет в район Экзели и Пехвели. В те сутки экипаж находился в воздухе почти 9 часов. Управление самолетом требовало от летчика больших физических усилий. Бессонная ночь и физическая усталость вызывали болевые угнетающие ощущения в организме. Командование вынуждено было дать экипажам сутки отдыха.

…Утром 27 августа экипажи 6-го ТБАП на аэродроме Евлах взяли на борт своих самолетов очередной бомбовой груз по 1000 кг каждый и предприняли третий боевой вылет на территорию Ирана. Целью бомбового удара был Казвин… 29 августа полк осуществил 4-й боевой вылет в район Казвина.

Всего с 25 по 29 августа 1941 года отец совершил на Иран 4 боевых вылета, на боевом курсе находился 19 часов 47 минут, пролетел 5600 километров, сбросил 4000 килограммов бомб… Целями были объекты на территории Ирана: Экзели, аэродром Пехвели, Казвин. В Казвине, впоследствии, находился штаб нашей группировки войск, дислоцированных на территории Ирана. Бомбардировке подвергались еще и нефтепромыслы, и нефтехранилища. Отец рассказывал, что ему никак не удавалось разбомбить одно из нефтехранилищ. Осколки бомб пробивали стенки огромных резервуаров. Из них вытекала нефть и сбегала в низину. Пришлось применить зажигательный фугас. Взрыв был такой силы, что у самолета чуть не оторвались крылья. А по возвращению из последнего полета ему пришлось давать объяснение, почему он бомбил цели после капитуляции Ирана. Но сотрудники «Смерш»… быстро разобрались, что сообщение о капитуляции пришло, когда самолет отца еще находился в воздухе, но уже на обратном курсе после выполнения боевого задания…»