Улыбка нежности гл. 1 продолжение дед давид

                ДЕД   ДАВИД

 

 Деда Давида я никогда не видела. Он погиб за 3 года до моего рождения в 1943 году при трагических обстоятельствах далеко от родного дома. Об этом хочу рассказать поподробнее.
 Дед, видимо, как и большинство евреев, с радостью принял советскую власть. Подозреваю, что после революции еще в Орше он был связан с одним из районных революционных комитетов, основная задача которых заключалась в том, чтобы судить, издеваться, мучить и убивать людей за сопротивление советской власти или просто, чтобы присвоить себе их имущество и ценные вещи. Мне, конечно, ничего не рассказывали про то, чем дед занимался, но как-то дома я слышала разговор о том, что часто по ночам во сне он сильно кричал и просыпался в холодном поту. Ему снились кошмары. Скорее всего, он мог не понаслышке знать о многочисленных издевательствах и казнях неугодных советской власти простых граждан. Надеюсь, что лично непосредственного участия в этих страшных злодеяниях он не принимал.

 С 1920 году дед Давид и бабушка Роза жили уже в самой Орше, где 20 июля того же года родилась моя мама Анета, ваша прабабушка. Маленькая красивая смуглянка с темно-карими глазами и очаровательной улыбкой. Правда, впоследствии за этим скрывался довольно твердый и жесткий характер. Видимо, в ее отца, моего деда Давида. Ёзя рассказывала,  что с малых лет Анета была очень умненькой девочкой с горделивой осанкой. Для всех домашних она стала непревзойденным кумиром. И действительно, свою «царственность» наряду с потрясающим чувством юмора (такое сочетание само по себе не часто встречается), моя мама достойно пронесла через все многочисленные невзгоды и разочарования, выпавшие на ее долю.

 В 1924 году деда перевели на работу в Москву. Вся семья поселилась почти в самом центре столицы, на известной улице Сретенка, в Большом Сергиевском переулке. Издревле это был один из самобытных районов Старой Москвы, где в основном селились мещане и купцы со своими многочисленными торговыми лавками. Забегая немного вперед, я не могу обойти вниманием и не сказать пару слов о счастливейшем, как мне теперь представляется, периоде своей жизни, напрямую связанным с этим патриархальным местом старой Москвы – Сретенкой.
 
 Дух этого района был с испокон веков какой-то особенный. До сих пор я ощущаю его мистическую энергетику. Стоило только завернуть в любой из переулков шумной, толкущейся Сретенки, как ты попадал в тихое, кажущееся абсолютно безлюдным, пасторальное место, где ощущалась не только фундаментальность, но и своеобразная защищенность этого пространства. А вот на самой Сретенке жизнь била ключом, всегда столпотворение, как при народном гулянии. Я всегда торопилась вынырнуть оттуда как можно быстрее. Толпу я не любила с детства. Помню очень колоритный магазин «Дары природы» на углу Сретенки и нашего Большого Сергиевского переулка. В мою бытность название этого магазина несколько раз менялось: то «Овощи- фрукты», то «Грибы-ягоды», а то «Дары природы». При этом ассортимент оставался практически один и тот же. Самое замечательное было то, что можно было всегда бесплатно любоваться красиво оформленными прилавками с всевозможными фруктами и вкуснейшими орехами. Стакан томатного сока и горстка арахиса были для меня большим праздником: в семье была строгая, но разумная экономия.

 В конце Сретенки ближе к Садовому Кольцу уже в мою бытность располагался кинотеатр «Уран», который любила посещать Ёзя или с бабушкой Розой или со своей соседкой, Ольгой Евгеньевной. Это у них был «выход в свет». В общем, жили все дружно, бурно и интересно. А все потому, что тогда все были молодые, веселые, улыбчивые и очень симпатичные. Так они мне теперь представляются и так запомнились навсегда.

 И еще несколько слов о нашем «родовом гнезде». В 2008 году я прилетела из Израиля в Москву в гости к вашим родителям. Ариэлю тогда был один годик с небольшим. Я не видела Москву более семнадцати лет, и на следующий же день после приезда помчалась на свидание с моим до боли родным Большим Сергиевским переулком. Мне не терпелось подышать сретенским воздухом и, конечно, проверить, жив ли еще мой первый в жизни дом (а их было потом, ох, как много). И, о чудо! Наш крепкий, из добротного кирпича, облицованной светлой плиткой, шестиэтажный старинный (ему уже исполнились не менее ста лет!) дом с необычным дизайном фасада, построенный на стыке Х1Х и ХХ веков, оказался цел и невредим. Его даже отреставрировали, да так, что он просто помолодел! (Вот бы и мне также … хоть чуть-чуть!). Да и вся Сретенка приобрела более ухоженный вид. И неудивительно: почти весь район Сретенки оказался купленным очень богатыми москвичами. Элита и номенклатура также облюбовали мои родные пенаты. Теперь это один из самых престижных районов современной старой Москвы.

 Напротив нашего дома когда-то давным-давно возвышалась церковь Преподобного Сергия «что в Пушкарях у Трубы», известная с 1547 года. К ней со стороны соседнего переулка примыкала колокольня, и переулок этот до сих пор носит название Колокольников. В советское время, в разгар антихристианского террора, примерно в 1934 году церковь и колокольню снесли. На их месте построили какой-то мрачный неказистый громадный дом из темно-красного кирпича, похожий на тюрьму. Не знаю, был ли он когда-нибудь жилой, но при мне в нем находилась средняя школа, в которой я проучилась семь лет: со второго по восьмой класс. А свой первый класс я закончила в элитной сретенской школе для девочек, заманивающей первоклассниц известным на всю округу балетным кружком. Но про свои школьные годы я расскажу в свое время. А сейчас продолжу о начале московской жизни моих родных в послереволюционное время.

 Видимо, мой дед Давид уже в двадцатых годах был высокопоставленным чиновником. Будучи уже в Израиле, я узнала, что он был заведующим одного из отделов концерна нефтяной и газовой промышленности. Сейчас я предполагаю, что дед был связан также и с силовыми структурами: просто так на такую должность не назначали. Кроме того, он не смог бы получить три большие комнаты в четырехкомнатной квартире, а возможно и всю квартиру, да еще в центре Москвы. Квартира №19 в доме №5 по Большому Сергиевскому переулку располагалась на третьем этаже шестиэтажного дома с лифтом. Потолки высотой почти четыре метра. Парадная лестница необъятных размеров. В общем – королевские апартаменты для того нищего и голодного времени. Да и для нашего теперешнего тоже.

 Та противоречивая и трагическая эпоха, в которую выпало несчастье жить семье моего деда, уже детально изображена и в художественной литературе, и в киноискусстве, и даже в документальном кино. Но чтобы наилучшим образом наглядно себе представить и, что называется, на собственной шкуре прочувствовать, каким образом и кем был сломан, раздавлен и задушен привычный уклад жизни нормальных людей и даже целых сословий, я сошлюсь на художественный фильм «Собачье сердце» по одноименному роману замечательного русского писателя М.И.Булгакова. Гениальный сценарий, талантливо подобранный актерский ансамбль, саркастически смешные эпизоды на фоне страшных революционных перемен двадцатых годов ХХ столетия, приведших к окончательной всеобщей экономической разрухе и культурному упадку российской империи. Своим тонким ненавязчивым юмором этот фильм доставляет мне такое наслаждение, так повышает настроение, что возникает непреодолимое желание смотреть его еще и еще раз, что я и делаю, как только он появляется на экране телевизора. А это теперь бывает довольно часто. Видимо, его показ здорово поднимает рейтинг телевизионных каналов. Кроме того, есть еще одно сугубо личное обстоятельство, может быть и не стоящее внимания других, но очень важное и дорогое моему сердцу. А именно: дом и квартира, в которой происходят интересные и, порой, фантастические события с героями картины, страшно напоминают мне наш сретенский дом и коммунальную квартиру, в которой я прожила первые четырнадцать лет своей жизни.

 Ко времени моего рождения все члены семьи Гитлевичей в составе четырех человек: бабушка Роза, мама, папа, и мой дядя, мамин брат Арлен проживали в том же доме и в той же квартире, но уже ютились все вместе в одной двадцатиметровой комнате. Причина, по которой семья оказалась в таком положении, печальна и банальна для того времени: арест деда в 1938 году по ложному обвинению в шпионаже в пользу английской разведки. После его ареста все комнаты, кроме одной, отобрали, а в остальные вселили супружескую пару бывших крестьян с двумя детьми, семью работницы радиокомитета и одинокого мужчину.