Люби свой самолет, как кавалерист свою лошадь

Люби свой самолет, как кавалерист свою лошадь
или почему летчики требовали в полет шпоры и саблю

 


«А годы летят, наши годы, как птицы, летят, и некогда нам оглянуться назад». Заметил я, что отец стал не на шутку дряхлеть, да и я статус «не первой свежести молодца» заимел, поседел видать навсегда. Сделал часов двенадцать аудиозаписей бесед с отцом для себя на память, даже не думая перекладывать когда-либо эти воспоминания на бумагу.  Но когда в Интернете обнаружил книгу «Записки воздушного стрелка-радиста» Жандаева Мукатая Жандаевича, идея написания книги этих воспоминаний меня захватила.
 
Автор «Записок…» повествует о тех же событиях, что я с детства слышал не раз от отца! Стрелок-радист Жандаев даже якобы летал в экипаже «Ила», механиком которого был мой отец. Но, к сожалению, он так и не вспомнил этого казаха, ставшего впоследствии знаменитым казахским ученым.

Я уже накрапал страниц пятьдесят отцовских воспоминаний, когда в поисках дополнительной информации по теме в Интернете неожиданно наткнулся на публикации крупного специалиста по истории Авиации дальнего действия – ученого, историка и писателя, Анатолия Михайловича Сергиенко. Я узнал, что живет он чуть ли не под боком, в Белгороде. А так как его статьи я обнаружил на интернетресурсах КПРФ, то через областной комитет партии без особого труда узнал его номер домашнего телефона. Осмелев, позвонил. Бодрый мужской голос ответил мне. Я представился. Узнав, что от него хотят, Анатолий Михайлович предложил, как будет готова рукопись, он готов будет ее посмотреть.

Можно сказать, что я в наглую напросился к нему в гости, и он, человек интеллигентный, не спровадил меня. За что я ему весьма и весьма благодарен. После нескольких посещений историка, я даже и не заметил, как втерся к нему в доверие. И закрутилось!

Теперь вы знаете откуда у меня письма-воспоминания участников тех далеких событий. Это воистину кропотливые потуги историка Сергиенко собрать воедино архивные документы и живые воспоминания тех, кто в этих документах как-то обозначился. Много удалось в этом историку!

Одним из них был Василий Елисеевич Проценко, летчик 42 и 455 дальнебомбардировочных авиаполков (ДБАП), с незавидной судьбой, но несломленный духом, человек, прошедший земной Ад. Он дорожил всем тем, что было до Ада. Он остался человеком и после Ада.

Вот как начиналось его первое письмо, адресованное историку Сергиенко:

«5.02.42 г при ударе по новодугинскому (немецкому) аэродрому я был сбит (состав экипажа: штурман лейтенант Барабаев Д.М., стрелок-радист сержант Ломов Н.С., воздушный стрелок сержант Резниченко Г.А., 6.2.42 г. пропали без вести. Авт.)  Обидно, жалко, но приказ выполнил и даже если бы и сгорел, что конечно для меня как человека, но не как для солдата, было бы лучше - это достойно сделанному. Хуже, когда горели, не достигнув цели. Каждому свое…

В общем 6.02.42-го по предательству жителя деревни у самой Сычевки был передан немцам. Обгорелый, слепой. Короче начался плен… Сычевка и предатели полицаи, Ново-Дугино и немецкие летчики. Не всякому выпадает счастье видеть то, что сделали его бомбы. Вязьма - тюрьма и допросы. Смоленск и тиф. Лодзь (Лицманштадт) – лагерь военнопленных и встреча с Борисом Михайловичем Цветковым, моим бывшим комэском и майором Озолиным и другими пленными летчиками и летчиками предателями. Штутгарт и побег. Пойманы. Тюрьма СД и одиночка. Побег закованными и снова пойманы. Дахау, подъем на дыбе и блок №5 с замораживанием. Дахау и блок №22 – знакомство с комитетчиками и генералом Тонконогих. Дахау и Аллах, и БМБ, и участие в сопротивлении. Снова Дахау и блок №31 – блок смертников. И снова побег за счет мертвых. Освобождение и марш бросок на Москву. Москва – Уфа - Алкино и снова лагерь, рота №4. Бунт и мокрый бункер, и оправдание. Москва и демобилизация. Поиски самого себя документального и безутешность, вот те узловые события после 5.02.42 до 20.11.45 г… В апреле 1971 г имел счастье беседовать минут 30 с генералом С.К. Бирюковым в Москве… Он генерал, зам командующего, а я так, участник войны и бывший в плену. Каждому свое…»

Нахожу в архиве Сергиенко письмо, дополняющее выше рассказанное Василием Проценко. Группа офицеров: капитаны Карагин, Миерзон и капитан запаса Авращенко из военных частей, дислоцирующейся в 70-е годы прошлого века в г. Барановичи, работали над составлением книги «Боевые традиции» и в разделе «Мученик немецкой неволи» они повествуют о Борисе Михайловиче Цветкове, командире авиаэскадрилий 42-го, а затем и 455-го ДБАП, участнике Зимней кампании. Вот что поведали офицеры в моем пересказе и архивными уточнениями:
      
В 25 октября 1941 г. при бомбардировке мотомехвойск и танков противника в районе Малоярославца бомбардировщик с экипажем в составе летчика капитана Цветкова Б.М., штурмана ст. лейтенанта штурмана Чернишенко И.И., начальника связи мл. лейтенанта АЭ Борового А.И., воздушного стрелка Гайдамаченко Н.А., был сбит истребителем противника.  Летчик Цветков раненным был взят немцами в плен. О судьбе других членов экипажа ничего не известно, и поэтому считаются без вести пропавшими.

В сентябре 1942 г. при перевозке в эшелоне в глубокий немецкий тыл перед Варшавой 20 пленных летчиков и в том числе капитан Цветков, открыв дверь вагона, совершили побег. Капитан Горбунов, летчик 42 ДБАП, был одним из них, и, прибыв через несколько месяцев в свою часть, рассказал, что капитану Цветкову убежать не удалось. Прыгая на ходу, он повредил ногу. «…Все дальше и строже содержали фашисты летчика Б.М. Цветкова. В одном из лагерей Цветков был свидетелем ужасной муки и варварского издевательства над русскими летчиками. В их числе и над его воспитанником - Василием Проценко.

Из строя было отобрано немцами 12 летчиков, их раздели догола и заперли зимой при 28° мороза…» Замороженных клали в ванну с холодной водой. Если кто проявлял признаки жизни, тому делали уколы, «после которых искры сыпались из глаз, потом растирали их и снова отправляли на лабораторные испытания». Выжили только трое, в том числе и лейтенант Проценко.

В мае 45-го в польском городке Радзинь командир 28-го БАП (бывший 42-ой ДБАП) Бирюков С.К., по счастливой случайности вышел на балкон в штабе своей части. В этот момент по улице под балконом проходила колонна освобожденных узников концлагерей при этапировании их к месту назначения. В одном из этих людей он узнал со спины по походке своего друга Бориса Цветкова.
      
Генерал Бирюков С.К. вспоминает: «Вскоре заместитель командира полка майор Федоров был назначен в другую часть с повышением. Вместо его на эту должность был назначен вернувшийся из плена капитан Цветков, который был сбит при выполнении задания в 1941 году. К большому нашему горю этот чудесный командир тяжело заболел, вновь открылся туберкулез, который подхватил в концлагере. Цветков отправился в Москву на лечение, но в конце 1945 г. он умер».

Но вернемся к первому письму Василия Проценко, адресованного историку Сергиенко А.М.

«…До 5.01.40 г. я находился в 51-ом СБАП (скоростной бомбардировочный авиационный полк) г. Курск, в котором были Василий Иванович Щелкунов - комэск и Александр Маркович Марков – младший летчик. А 5.01.40 г. была создана сводная АЭ (авиаэкадрилья) 51-го СБП для действий по Финляндии. 

…Василию Ивановичу Щелкунову я перегнал из Воронежа эталонный ДБ-3, как самому уважаемому комэску…». Это тот самый Щелкунов В.И., Герой Советского Союза, который в августе 41-го, бомбил Берлин, а в феврале по апрель 1944 года в Заполярье руководил Оперативной группой 109 ап ДД (авиационный полк дальнего действия), которая обеспечивала прохождение морских караванов с грузами по ленд-лизу в северные порты Мурманска и Архангельска, но это уже другая история, хотя и связанная с этой.

А Марков Александр был моим однокашником по КАГи (Качинская военная авиационная школа лётчиков) и дружком по 51-му СБАП. Это тот самый летчик Марков А.М., который стал первым Героем Советского Союза из состава 42 ДБАП за подвиг в Зимней кампании 1939-1940 годов. Он в горящем самолете сумел дотянуть за линию фронта и посадить его на «брюхо», сильно обгорел сам, но спас и экипаж, и машину.

«После окончания Финской прилетели в Воронеж с промежуточной посадкой в Монино.  В Воронеже, получив по 10 дней отпуска, разъехались по домам, а дня через три всех вызвали назад перелетать в Кировабад. Числа так 22 апреля 40 г. вылетели с Воронежа. Сели в Ростове. Переночевали и перелетели затем в Насосную, что возле Баку. При взлете старший лейтенант Ябриков отклонился с бетонки и поставил самолет на нос. Самолет сгорел, но экипаж остался жив. Переночевали в Насосной, и 24 апреля 40 г. перелетели уже в Кировабад.  Сели на аэродроме №4, что западнее города у железки Тбилиси – Баку.

Началось освоение ДБ-3 (в дальнейшем доработанный в Ил-4) в условиях жары, а 1 мая 40-го прошли парадом над Тбилиси.

В 40 году в Закавказье прибыло много войск, в т.ч. и авиация. В Насосной базировались истребители, Кюрдамире – бомбардировщики СБ и ДБ, в Евлахе – ДБ полка Тупикова. С ними мы базировались зимой 40-го в Кречевицах и летали на Финляндию. В Кировабаде – наш 42-й ДБАП. В Вазиани – ДБ-3. В общем, вся долина от Баку до Батуми была занята в основном бомбардировочной авиацией. В горах ближе к границе расположились истребители.

Началась усиленная подготовка и освоение полетов в ночи, в условиях гор и моря, начиная с одиночных полетов и кончая эскадрильей.

Что дала нам Финская?

Утвердила, что летающим на ДБ-3, надо готовиться воевать особо тщательно с расчетом на настоящего противника, т.е. сильного, а именно:

1. Уметь летать при любых условиях погоды на полный радиус действия одиночно, звеном, эскадрильей.
 2. Уметь бомбить с малых и больших высот точно с наименьшим временем нахождения над целью, внезапно с маневра.
 3. Отличную слетанность звена и эскадрильи до группового взлета и посадки.
 4. При выполнении тактических задач иметь прикрытие истребителей, и, следовательно, отработать с ними взаимодействие.
 5. Снайперское мастерство стрелков из «шкаса» (бортовой пулемет, авт.)  (штурмана, радиста, стрелка).
 6. Умение быстрой подготовки к вылету самолетов. Постоянная боеготовность самолетов.
 7. Необходимость иметь самолеты пикировщиков и разведчиков у себя. (Малоразмерные цели – мосты, зенитки и др., площадным бомбометанием группой не поражаются) Я не говорю о работе штаба, политобеспечении и материальной базе.

Каждому летчику, штурману, радисту надо было готовиться так, чтобы быть мастером боя на ДБ-3, а для этого необходимо летать, летать и летать, что, к сожалению, ограничивалось нехваткой горючего и другими нормами. Надо было себя, т.е. экипаж готовить и психологически. Быть готовым к различным внезапностям, неизбежно возникающим в боевом применении. И тот, кто это осознал, делал все возможное, чтобы стать мастером.

Пикировали, петляли, спиралили, заходили на бреющем и испытывали другие действия, недозволенные КУЛП-ом (курсом учебно-летной подготовки) для ДБ-3. Одновременно, конечно, выполняли то, что было по программе. И представьте себе, те, кто тренировал себя вне программы, скрытно вне глаз начальства, но трезво и обдуманно без хулиганства, тот имел успех и преимущество, когда началась настоящая война.
      
Где-то в июне в Тбилиси Михаил Иванович Калинин, наш всесоюзный староста, вручал награды 42-му ДБАП и 6 ДБАП. Многие были награждены.
      
В Кировабаде я был назначен командиром звена и повышен в звании, став лейтенантом. И в начале 1941 года был назначен заместителем комэска к Цветкову Б.М. Моим штурманом теперь был Иван Иванович Чернышенко, он же парторг эскадрильи. Моими летчиками стали Вася Поветкин и Костя Казаков.  Эскадрилья Цветкова была особенной от других. Все были молоды и из тех, кто готовился воевать вне программы. Цветков фактически знал об этом, но формально он этого не ведал. Такие летчики как Маркин А., Средницкий М., Кобенко В., Орлов А., Казаков К., Поветкин В.  - все комсомольцы, молоды, инициативны и дружны между собой. И мне, как помощнику комэски было легко с ними.
      
Вообще Борис Михайлович умел воспитывать и товарищество, а это очень важное, и мастерство.  Хорошим ему помощником в этом был комиссар Яков Абрамович Вдовин. Он не из летного состава. На Финской он был, кажется, артиллеристом. Дельный товарищ был и его, хотя он не летал, все уважали. Это очень важно для комиссара.
      
Техсостав тоже подобрался – коллектив молодых техников, инициативных и дружных. Эскадрилья Цветкова была лучшей в полку – комсомольская.  Цветков, штурманы и техники звеньев, инженер АЭ – были членами партии. К моему стыду фамилии техников помню очень немногих: Куртиков Е., Насекин, Авращенко - их не забыл. Но многих лица помню, а фамилии нет.
      
В Кировабаде научились летать ночью. Участвовали в учебах с Каспийским и Черноморским флотами.

Ходили эскадрилью на полный радиус действия, с ночным бомбометанием по чужим полигонам: Ростов – Махачкала – Красноводск - граница Ирана, Турции по берегу Черного моря, район большого и малого хребтов Кавказа. Вот граница полетов, все Закавказье с высотой до 8 тысяч метров со стрельбой и бомбометанием.
      
Штаб полка находился в здании мединститута, только выстроенного, в центре города.  Жили на частных квартирах, частично в военном городке гарнизона. Столовая и общежитие охранной службы были при штабе. Здесь же и были классы для занятий. Летать было интересно, т.к. были более сложные условия: горы, частые туманы, дожди и жара.  Свободное время уделяли туризму.
      
Вначале 41-го командир 42-го ДБАП майор Аверьянов был смещен за недостаточную безопасность полетов и боевую подготовку. Надо сказать, он, как командир, авторитетом у летчиков не пользовался. Личного примера в мастерстве летать не имел. Это главное.  Был груб с летчиками. Сам тактически не далек. Водить строй полка и на Финской и в мирное время не умел.  После его снятия, мне как инструктору ночной подготовки, случайно пришлось проверить его технику пилотирования. Была оценка «2». В авиации, видимо, сказывается объективность. Куда потом делся Аверьянов, не знаю.
   
Полк принял майор Грабор Михаил Михайлович. Человек достойный уважения.  Очень быстро заимел авторитет. Сам хорошо летал с девизом «Летать и летать!» Общителен, строг и справедлив.  Помнится, такой случай.  В начале года приказом Наркома Тимошенко авиация перешла в подчинение общевойсковых командиров. К нам с проверкой прибыл начальник гарнизона войск Кировабада, какой-то генерал кавалерии. На аэродроме был выстроен полк по экипажно. Представляете картину? В строю экипажи стоят все поочередно: летчик, штурман, радист, стрелок, техник, механик, моторист и т.д. Ни ранжира, ни званий, какая-то гребенка из строя. Генерал возмутился, потребовал построить всех по ранжиру – час подбирались по росту. Смех, шутки.
      
Генерал распустил строй. Начал проверять самолеты. Достал из мундира белый платочек и сунул руку в ребра цилиндров, а там касторовое масло. Он другим платочком протер свою лошадь, он чист. В приказе наркома Тимошенко было сказано: «Летчик должен любить свой самолет так, как кавалерист лошадь». Вы извините меня, я не высмеиваю Тимошенко, нет. Но Вам, как историку – это факт чистейшей правды. Летчики – это оптимисты и юмористы и некоторые почти официально просили выдать им шпоры и сабли. В общем, веселое было время! Видать столкнулось старое с новым и новое победило.

Приказ был отменен, вернее его не выполнили. Тот же генерал запретил нам полеты на 10 дней, приказав заняться чисткой самолетов.  Майор Грабор один день дал на чистку самолетов, и начали летать. Видимо получил неприятности, но самолеты не привяжешь – небо было наше, а ни конница, ни клинки его не изрубили.
      
До начала войны в Кировабаде мы подготовились к большой войне, я бы сказал, не плохо. Днем, ночью, в сложных условиях, на разных высотах, с применение боевого оружия летать умели, и воевать были готовы.

Особых случаев не имели, кроме потери 2-х экипажей при ночных полетах и то по вине Аверьянова, за что его и сняли.

В конце мая 41-го у меня лично был один интересный полет. По письменному приказу комполка с указанием маршрута и высоты полета 7 тысяч метров с представительным майором в малиновых петлицах прошли через Стамбул, Бурса, Анкара, Малатья, оз. Ван, оз. Урмия, Тегеран, Баку, Кировабад. С фотографированием на АФА-13 (авиационный фотоаппарат, авт.) по команде майора. На случай непредвиденного приказывалось самолет взорвать и живыми в руки не сдаваться. Все обошлось хорошо. Взлетели, прошли, сели. А товарищам сказал, что летал в Тбилиси. Экипаж тогда за этот полет получил по 1000 рублей.

Где-то в марте-апреле начали изучать самолеты Як, Лаг, Миг, Пе-2 и Германию, как возможного противника. Турцию и Иран знали хорошо.  О войне с Германией каких-либо официальных предположений не было. Возвращающиеся с отпусков товарищи рассказывали о сосредоточении войск, наших и немецких, на западных границах. Готовились к применению подвесных химических рассеивателей (газовым атакам), не помню, как они назывались. Знаю, что их подвешивали по 3 штуки с водой и на полигонах открывали с последующим их сбросом.
      
В полку было 5 АЭ боевого расчета и 3-4 АЭ учебного порядка.

Числа 15 июня Борис Михайлович Цветков уехал в отпуск лечиться в Крым. Вторая эскадрилья была в составе: помощник комэска по летной части я – лейтенант Проценко В.Е., помощник комэска по строевой и хозяйственной части старший лейтенант Орлов Александр, командир звена лейтенант Кобенко Владимир, командир звена лейтенант Маркин Александр. Летчики: мои - младший лейтенант Козаков Константин, младший лейтенант Поветкин Василий; у Кобенко – лейтенант Средницкий Миша, лейтенант Соколов Костя; у Маркина - младший лейтенант Михолап, старший лейтенант Федоров; у Цветкова кроме Орлова А.  был еще младший лейтенант Солухин Евгений.
   
21 июня заканчивая рабочий субботний день, в 14-00 я подписал товарищам срочной службы увольнительные и, приняв к сведению, где кто будет завтра, пошел домой заниматься подготовкой летного дня на вторник. Обычно понедельник был день материальной части. Ночь прошла в полном спокойствии».

Вот спросит юный читатель – а причем тут летчик Василий Проценко и ленд-лиз?

Пока не причем. Но! Ленд-лиз, прикрытый благими намерениями и сулящий радужные перспективы доминирования над всем миром его прародителям на будущее, со скрипом воплощался в реальность. Буквально через несколько часов – «22 июня, ровно в 4 часа…» Советский Союз будет конкретно втянут в «мировую мясорубку» нового передела мира. И как покажет дальнейший ход истории, в паутину намерений доминировать одних избранных над остальными через ленд-лиз будет затягиваться и Советский Союз.

Для «дядюшки Сэма» как раз не хватала в его намерениях сдавать в аренду и взаймы американское оружие такого потенциального «заемщика», как Советский Союз! «Ведь от тайги до британских морей» у него от таких просторов точно дух захватывало! «Океаны Гитлер не одолеет, англичане с нашей помощью не дадут, да и просторами России точно подавится, просто людского ресурса для этого не хватит, и мы с Англией палки в колеса ему ставить будем! Главное, чтобы источить на нет русский людской ресурс – это уж задача австрийского ефрейтора-выскочки нового фюрера германской нации Адольфа Гитлера, а просторы русские от нас никуда не уплывут!» - наверняка так думал «дядюшка Сэм».

Но самое главное – чтобы к этому был готов Вася Проценко и его друзья: они, оказались, как узнает в дальнейшем читатель, в нужный час и на нужном месте. Даже не зная об этом. Но готовые как морально, так и физически сыграть предназначенную судьбой роль «винтиков и шестеренок» в глобальном процессе! Нет, не для того, чтобы «дядюшка Сэм» барыши свои подсчитывал от удовольствия, что он и делал после нашей Победы, а, чтобы мы с вами состоялись и сохранили, и приумножили многократно то, за что они головы свои сложили или готовы были сложить.