Притча о взгляде шахматного короля

     Как в шахматах смысл игры сводится к тому, чтобы дать мат противнику невзирая на собственные потери, так на протяжении жизни мы совершаем поступки, в которых нам тоже видится некое весьма важное для нас значение : это может быть женщина или мужчина, это могут быть семья и дети, это может быть творчество, это может быть желание увидеть мир или познать его тайны, это может быть родина в критические ее годины или, напротив, страстное желание ее покинуть. Это могут быть, в конце концов, сотни больших и малых устремлений. И это может быть, наконец, просто проживание повседневности помимо каких-либо высших целей.
И все же смысл жизни обычно у человека имеется, даже если он трансформируется на протяжении жизни и сопрягается с прочими смыслами. И познается этот смысл – точь-в-точь как в шахматах – сообразно той жертве, которую человек ради него готов принести : много, когда жертвуется привычками и удобствами, еще больше, когда в жертву приносятся здоровье или свобода, ну а больше всего, когда жертвой становится сама жизнь. И прямо пропорционально степени жертвы человека ради «своего короля» разыгрывается партия его жизни.
     Разумеется, позиция и даже качество короля неоднозначны : в молодости они одни, в зрелости другие, а под старость третьи. В юности человек может покончить с собой из-за неудачной любви, а двадцать лет спустя только улыбнется на этот счет и покачает головой : что сталось с его бывшим «королем»? Или, скажем, безумно любит человек жену и детей, но ему нужно уходить в дальний поход или садиться в тюрьму, и вот проходит время, он возвращается, дети его давно выросли, а бывшая жена живет с другим мужчиной, и он вдруг задумывается о загробной жизни и начинает регулярно ходить в церковь или обращается в секту : потустороннее делается вдруг его последним «королем». Или, напротив, разочаровался человек в мирской жизни, увлекся каким-нибудь гуру, истратил на него безумное количество времени и денег, потом, наконец, увидел, что «король-то его – голый», так вот и возвратился на круги своя, и опять подыскивает себе прежнего и привычного «короля» : просто подходящую женщину. И так происходит на каждом шагу в жизни.
     И как без короля нет шахмат, так без некоего непременно в какой-то мере «высшего смысла» нет индивидуальной жизни. Правда, последний настолько различен для каждого человека, настолько он колеблется и перекрещивается с ему подобными даже в пределах единой биографии, что затруднительно сказать, кто же все-таки «король» и как он выглядит. Да, королевский трон вроде бы всегда на месте, то есть в душе человека, а вот самого «короля» как будто не видно : чья-то смутная величественная фигура в плаще и со скипетром на голове неслышно всходит на трон, сидит там некоторое время, а потом незаметно уходит, и далеко не всегда удается нам разглядеть черты его лица или выражение глаз.
     Но разве не действует на нас тень отца Гамлета куда сильнее, чем подействовал бы тот же король-отец при жизни? Может, и хорошо, что он уже не во плоти, а то еще чего доброго застанете вы его невзначай дремлющим в полночь на троне : он очнется испуганно, под горностаевой мантией старческая сморщенная кожа, глаза усталые и не находящие покоя, руки подрагивают, а под скипетром седина и испарина. И обоюдно вам придется, невзначай встретившись взглядом, отводить смущенно глаза : как некстати эта встреча! какая великая тайна оскорблена! и как справиться вам отныне с постигшим вас разочарованием?
     Не так ли точно благоговейно рассуждаем мы о портрете души, но нас невольно коробит, когда кто-то претендует сделать с нее фотографию или, еще хуже, показывает нам ее законченный облик, точно музейное чучело? Не так ли славим мы бога тем искренней и исступленней, чем меньше мы о нем знаем? И не так ли степень безумной нашей влюбленности обратно пропорциональна постижению характера обожаемого объекта?
     Итак, куда бы мы ни двигались и в какую бы сторону ни развивались, мы точно идем по узкой анфиладе с затемненными окнами, а перед нами открываются одна за другой двери, ведущие в комнаты, коих интерьер, находящиеся в них люди и сама неповторимая их атмосфера как бы только для того нас и встречают, чтобы вызвать у нас в душе некий наиважнейший для нас в данный момент вопрос, на который мы, как и полагается, находим ответ, удовлетворяющий посторонних, но отнюдь не нас самих. И следующее комнатное пространство поэтому обычно оказывается загадочней предыдущего, потому что каждый оставшийся без ответа вопрос усложняет следующий вопрос. И в конце концов любое жизненное пространство, чьими символами являются наши анфиладные комнаты, запоминается нам только так и поскольку, как и поскольку в нем отсутствовало то, что мы в нем искали увидеть.
     Так что, когда, подобно принцу Просперо мз «Маски Красной Смерти» Э. По, пройдя «через голубую комнату в пурпурную, через пурпурную в зеленую, через зеленую в оранжевую, оттуда в белую, а из белой в фиолетовую» : последнюю, потому что означающую наше предсмертное пространство, мы подводим итоги прожитой жизни, то все, к чему мы пришли, становится закономерно аналогом все того же шахматного короля. Да, в какой-то мере вся жизнь была пожертвована ради него, но есть ли он на самом деле, этот наш заветный шахматный король? И все тот же знакомый «привратник с длинной житкой черной монгольской бородой», видя, что мы уже отходим, кричит нам в ухо изо всех сил, чтобы мы еще успели услыхать ответ : «Никому сюда входу нет, эти врата были предназначены для вас одних, теперь пойду и запру их».
     И это уже не кафковская притча о Законе, а реальное положение дел : просто то ли дело в оригинальном гении Кафки, а то ли в самом жанре его неповторимого искусства, но только главный парадокс жизни и смерти здесь угадан и выражен тоньше и пластичней, чем в любой философии, включая шопенгауэровскую, а может быть, и в любой религии. Да, как в Средневековье города и ремесла имели своих покровителей среди святых, так духовным покровителем «философии отсутствия» самых высших и сокровеннных ценностей бытия, если хотите, является, безусловно, Франц Кафка. Читайте его «Процесс» и его «Замок» : чтобы наиважнейшее в них так вот дерзко, начисто и необратимо отсутствовало, – такое вы не встретите ни у какого другого писателя, не говоря уже о философах, основателях религий или прочих духовных деятелях.
     И вот, в полном согласии с буквой и духом Кафки мы, хотим того или не хотим, продолжаем лелеять в душе нашего шахматного короля : под какими только масками он нам не является! Чаще всего мы понимаем под ним, однако, некий потаенный «нерв жизни», до которого нам  почему-то обязательно нужно прикоснуться, а без этого жизнь – не жизнь, и как будто напрасно прожита. И сопровождает нас от рождения до могилы это странное, необъяснимое, мучительное чувство : будто вот-вот состоится то заветное прикосновение... Сначала нам казалось, что это будут неизгладимые впечатления детства. Потом юношеские приключения. Затем встреча с женщиной. И следом – семья, работа, общение с людьми, узнавание жизни. И так далее и тому подобное. Под занавес же, как и следует, нас встретит смерть.
     И все же, какой бы аспект жизни или смерти мы ни зацепили, везде, всегда и при любых обстоятельствах сопровождает нас основное умонастроение или, как говорят музыканты, главная тональность : точно мы тихо плывем над бездной, а самой бездны нет.  Да, вот уже и сделаны вроде бы решающие опыты жизни, но ни в одном из них, как ни странно, не обнаружилась бездна и не произошло прямого соприкосновения с нервом бытия, а ощущения того и другого почему-то остались. Как тут не вспомнить опять великого и могучего Эдгара Аллана : «Среди многих непонятных аномалий науки о человеческом разуме нет другой столь жгуче волнующей, чем факт, насколько мне известно, не привлекший внимания ни одной школы и заключающийся в том, что, пытаясь всокресить в памяти нечто давно забытое, мы часто словно бы уже готовы вот-вот вспомнить, но в конце концов так ничего и не вспоминаем». Или : «И точно так же, вглядываясь в глаза Лигейи, я постоянно чувствовал, что сейчас постигну смысл их выражения, что уже постигаю его – и не мог постигнуть, и он вновь ускользал от меня».
     Вот и особенность взгляда шахматного короля состоит в том, что он как бы постоянно отводит от вас глаза. И чем настойчивей вы пытаетесь заглянуть в них, тем он искусней отворачивается от вас, а точнее, непрестанно поворачивается к вам в профиль, так что вы оба начинаете взаимно кружить друг вокруг друга, причем в центре, как и подобает, движется вокруг своей оси шахматный король, ну а вы уже, как и принято у подчиненных, вращаетесь и вокруг его оси, и вокруг своей собственной.