Глава 2. Выселение в Сибирь
- А это вовсе не еврейские имена, а библейские.
- Но откуда? У нас же вполне русская фамилия - Козьмины?
- Фамилия русская, да и мы все русские, а вот библейские имена остались ещё с царских времен, со времен переселения.
- Какого переселения?!
- Ой, это такое старое предание, что я почти ничего не помню.
Однако, история нас заинтересовала и, встречаясь с другими родственниками, мы собирали по крохам всё, что они слышали от своих бабушек и дедушек. Многое нам рассказала двоюродная сестра Лёля, которая была постарше нас, и потому раньше заинтересовалась этой загадкой. Позднее на помощь пришел вездесущий интернет.
*******
В архивах Воронежской духовной консистории от 1765 и 1796 годов сохранились материалы о неком «антицерковном учении, которое по-своему перетолковывает Ветхий Завет, вводит иудейские религиозные практики, состоящие в чтении и пении псалмов, в соблюдении субботы». Потому секта получила название «субботников» или «иудействующих». К 1811 году тревожные известия о её распространении стали приходить из Тульской, Воронежской и Тамбовской губерний.
На первых порах «в видах посмеяния над заблуждениями и возбуждения в народе отвращения», субботников стали именовать «жидовствующими».
В царской России, где, как и в других странах, тогда был распространен антисемитизм, по Установлению от 1769 года, евреи жили за «чертой осёдлости». Им дозволялось селиться на присоединенных к России польских территориях, в Новороссии, Крыму, и частью на Украине. (Официально черта оседлости была отменена только после Февральской революции 1917 года).
Люди, добровольно, без принуждения менявшие «отеческую веру» на обычаи «угнетенного и презираемого племени», вызывали гадливое недоумение. Причем чаще всего людьми «Моисеева закона» становились простые крестьяне, да изредка мещане и купцы.
Воронежский епископ Епифаний писал в Москву, что «в соседнем городе Ельце, крестьянин Ефим Лукьянченков публично, на торгу, в купеческих лавках читает Ветхий Завет и толкует его любопытствующим людям».
В 1825 году для борьбы с этой «особо вредной» сектой «субботников» были приняты суровые меры. Зачинщиков и проповедников отдавали в солдаты либо ссылали в Сибирь. Вот это последнее неожиданно оказалось истинной приманкой для многих крестьян.
Предки Козьминых до XVIII века жили в небольшом селе где-то в Рязанской губернии. Семьи в ту пору были многодетными, отцы да деды, что мужики, что бабы, были усердными и рачительными хозяевами. Да только земли недоставало, чтобы сытно всех накормить. А ещё и сеном для скотины надо было запастись, а особых покосов не сыщешь. В общем, как-то надрывно да скудно жилось. Отдыхали, как принято, по воскресеньям да церковным праздникам. А отдых-то какой? Грамотных среди крестьян мало, книги – редкость, только Евангелие да Святцы…. Многие мужики пили, другие в церковь ходили.
Батюшка деревенский был скромный, тихий, добрый, но тоже обремененный огромной семьей и не сильно образованный. Иной раз он не мог даже про иконы и праздники растолковать, не говоря уж о чем другом…
Весной и осенью приходской батюшка для прокормления своей огромной семьи наравне с крестьянами сам в поле работал. Дворов в деревне немного, потому и доход от прихожан был невелик. Да и за обрядовые услуги - крещение, венчание, отпевание, много ли возьмешь?! Тем паче, что с хворых, обездоленных и неимущих он никакой мзды не брал. Потому батюшку хоть уважали и любили, да за разъяснениями и истолкованием сложных вопросов не обращались.
Как раз в ту пору и появились в окрестных деревнях пришлые грамотеи, которые могли и на многие житейские вопросы ответить, и много чего интересного растолковать из Священного Писания. Случались среди них и такие, что придерживались «веры Моисеевой». От них и услышали деревенские интересные сказания и пророчества из Ветхого Завета, рассказы о вере иудейской, об их обычаях, о соблюдении субботы. Слушали с настороженным интересом, хотя в дом приглашали редко, потому как для русского мужика всё еврейское носило оттенок чего-то постыдного, презренного. Покуда разговор шел про веру да обычаи, мужики кривились, даже сплевывали в сердцах. Когда объяснял, что принявших веру иудейскую выселяют в Сибирь, опасливо настораживались. Однако любопытные рассказы об этой далекой Сибири скоро обернулись завлекательными сказками, некой влекущей мечтой.
- Земли в этой Сибири столько, что даром бери, сколько сможешь обработать, - рассказывал пришлый грамотей и проповедник. - Леса огромные, так что враз можно дом построить, а то и два. Какие хошь хоромы ставь. Зверя, рыбы, грибов, ягод виданных и невиданных – видимо-невидимо. И помещиков никаких нет, сам себе хозяин…
Тогда даже многие жители окрестных сел призадумались.
- А как же в эту Сибирь попасть?
- Очень просто. Иудеев-то ссылают в Сибирь, так? Вот вы и объявите себя иудеями.
- Ну, уж это никак невозможно, - негодовали мужики.
- Дак, вы просто так, для вида объявите. Ну, имена другие возьмите, да отдыхайте не по воскресеньям, а в субботу. Вот и примут вас за «субботников».
- Кто примет?
- А я бумагу составлю и пошлю, куда надо.
Мужики расходились, почесывая затылки и мечтательно вспоминая рассказы о далекой и богатой Сибири. А тут как раз случились подряд два неурожайных года, то дожди заливали землю, то сушь истребила весь хлеб. В крайнем отчаянии отважился народ объявить себя «людьми закона Моисеева». Решились даже имена изменить. Тогда-то и стал наш пращур, Федор Кузьмич, родившийся в далеком 1772 году, Лейзером Абрамовичем.
Пришлый грамотей и грамоту сочинил от лица общины, и отправил её самому императору.
- Вот теперь вы «огласили себя». Остается только ждать.
В страшном «сумлении» ждали сельчане решения своей судьбы. Вскоре пришел Указ о ссылке всех в Сибирь «за отказ от православия и принятие еврейской веры». Впрочем, многие из людей «Моисеева закона», или как их ещё именовали, «русские евреи» продолжали соблюдать христианскую веру. Некоторые втайне, а иные, особенно женщины, открыто, до самого отъезда продолжали ходить в церковь, исповедовались и причащались. Даже детей крестили, только имена им уже давали библейские.
В дальнюю дорогу собирались всем селом. Подготовили крепкие подводы, запаслись продовольствием. К возам приторочили коров, овец, коз, чтобы детей в дороге молоком поить. Кур взяли в клетках, чтобы яйца были, да захворавшим в дороге бульон сварить. Самое ценное: документы, деньги, снадобья лечебные складывали в сундук, который хоронили под сиденьем хозяина. Туда же женщины прятали свои православные иконы, бережно укутав их в праздничные платки. Перекрестившись на церковь, где стоял, благословляя их батюшка, на осиротевшие хаты, на погост, где покоились родные, сельчане, голося, причитая и рыдая, отправились в путь. Несколько солдат конвоировали переселенцев, следуя впереди и позади обоза.
По теплому времени, к осени добрались до Казани. Оттуда путь шел вдоль Сибирского тракта через Пермь, Кунгур, Екатеринбург, Тюмень, Тобольск, Каинск, Колывань, Томск. Самые тяжкие испытания пришлись на первую зиму. Многих деток и женщин тогда лишились. Вот и наш пращур овдовел на пути в Сибирь. Остались при нём две дочери, которых он старинке продолжал звать Настасьей и Матреной, хотя по выданным документам им были присвоены другие, иудейские имена.
Следуя далее по южной ветке тракта, переселенцы через два года достигли, наконец, поселка Зима, что в Иркутской губернии. Слегка обосновавшись на новом месте, пращур наш на 55-том году жизни женился вторично на 30-летней вдове Матрене, урожденной Крыловой, которая по-еврейски звалась Томор Исааковна. Они родили трех сыновей: Якова, Захария и Исаака.
Захарий, дед нашей двоюродной сестры Лёли, родился в 1829 г. в селе Зиме. В 18 лет он женился на 19-летней красавице Дине Исааковне, урожденной Михайловой. У них было 5 сыновей: Абрам, Аарон, Анания, Яков и Моисей, то-бишь наш будущий дедушка Михаил Миронович, появившийся на свет в 1879 году.
Обустроившись в Зиме, изголодавшиеся по земле крестьяне, рьяно взялись за работу. Земли, как и обещали проповедники, было вдоволь. Расчищали и распахивали ближнюю к поселению землю под хлеб и огород, да ещё и дальние заимки столбили под покосы. Заселяясь «на пустом месте», мужикам приходилось заодно осваивать кузнечное, столярное и прочие ремесла. Даже надписи на каменных памятниках научились вырезать, когда на другой год меняли временные, простые и деревянные кресты над родичами, ушедшими из жизни на новом месте.
Дед наш, Козьмин Михаил Миронович (Миней Ааронович), женился на девице Сарре Аароновне (Серафима Мироновна) - из рода Потаповых, тоже ссыльных «субботников». В Зиме у них родилось пятеро детей (Финиас, Ася, Рафаэль, Давид, Алина). Дед сам дал им хорошее начальное образование. Но мирная жизнь в богатой сибирской тайге кончилась с началом революции. В феврале 1919 года семья перебрались во Владивосток, а дед ушел в партизанский отряд, сражавшийся за установление советской власти в Приморье. Боевые дружины партизан занимали соседние поселки, арестовывали белогвардейскую милицию, захватывали почту, телеграф. На территории отвоеванного рудника «Тетюхе» все разрозненные отряды и группы были сведены в один партизанский отряд. Командиром отряда был избран Вячеслав Евстафьевич Сержант, а дед Михаил Миронович Козьмин стал ответственным секретарем штаба. Попутно он ещё выбирал свободное время для обучения неграмотных бойцов в организованной им школе. Когда мир воцарился на территории Приморского края, дед стал инспектором народного образования Приморья. По окончании Второй мировой войны дед Михаил Миронович с бабушкой Серафимой Мироновной переехали к дочери Алине в Москву. Умер дед в 1949 году и похоронен на Донском кладбище в Москве.
Свидетельство о публикации №223020501454