Терзания человеческой души

ТЕРЗАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ

ПО РАССКАЗУ МИХАИЛА ЮРЬЕВИЧА ЛЕРМОНТОВА "ТАМАНЬ"


ВСТУПЛЕНИЕ

           Михаил Юрьевич Лермонтов напечатал роман «Герой нашего времени» в санкт-петербургском журнале «Отечественные записки» с 1838 года по 1840 год. Роман состоит из повествования от лица рассказчика, содержащего в себе повесть «Бэла» и рассказ «Максим Максимыч», и так называемого «журнала Печорина», якобы попавшего в руки его сослуживца и друга Максима Максимыча, пожилого штабс-капитана (в романе его фамилия не указана), уже после кончины Григория Александровича Печорина, и включавшего в себя рассказы «Тамань» и «Фаталист», а также повесть «Княжна Мэри».
           Известный литературный критик того времени Виссарион Григорьевич Белинский называл роман «грустной думой о нашем времени» и отмечал, что «Герой нашего времени» стал большим шагом вперёд в развитии русской художественной прозы. Гениальный Гоголь признавался, что до Лермонтова «никто ещё не писал у нас такой правильною и благоуханною прозою».


ПРИБЫТИЕ В ТАМАНЬ

           Всё вышеизложенное можно отнести и к рассказу «Тамань». Хронологически этот рассказ опубликован при жизни автора самым последним из основного текста романа, в тех же «Отечественных записках» в 1840 году. Позже, посмертно (и уже в отдельных изданиях), опубликованы рассказ «Максим Максимыч», повесть «Княжна Мэри» и «Предисловие».
           В рассказе «Тамань» Григорий Печорин только ещё едет на Кавказ «как странствующий офицер двадцати трёх лет от роду «с подорожной по казённой надобности». При нём «…исправлял должность денщика линейский казак». Линейскими казаки назывались потому, что охраняли Кавказскую линию, созданную для борьбы с горцами. Печорин приехал в черноморский городок Тамань поздно ночью, на перекладной тележке, – лошадином экипаже, сменяемом на каждой почтовой станции. Поселение это расположено на берегу неглубокого Таманского залива, впадавшего в керченский пролив. Как пишет Лермонтов уже об утреннем пейзаже: до «…берега Крыма, который тянется лиловой полосой и кончается утёсом, на вершине коего белеется маячная башня», расстояние целых двадцать вёрст.
           Печорину предстояло отправляться ещё дальше – в Геленджик, и пару ночей требовалось переночевать в Тамани. Местный десятник черноморского казачьего войска не смог найти проезжему офицеру ночлег: «…к которой избе ни подъедем – занята». Печорин заявил что «три ночи не спал», поэтому десятник повёл его к «одной фатере», но предупредил, что «там нечисто».


СЛЕПОЙ МАЛЬЧИК, ДЕВУШКА и ЯНКО

           Два домика под соломенной крышей стояли почти «на самом берегу моря», высоко над обрывом. В одном из них, с белыми стенами, Печорина и его денщика встретил полностью слепой мальчик лет четырнадцати, сирота, изъяснявшийся на «малороссийском наречии». В бедной хате Печорин не нашёл на стене ни одного образа (иконы), и решил, что это дурной знак. Денщик лёг спать, а офицер заметил, как за окном промелькнула чья-то тень, потом другая. Слепой мальчик с узлом в руках стал спускаться вниз, к берегу моря, погрузившемуся в туман. Спустившись следом, Печорин увидел девушку, подошедшую к слепому и севшую у воды рядом с ним.
           Из разговора, донёсшегося с берега, Григорий Александрович понял, что они оба ожидают прибытия какого-то Янко, на парусной лодке пересекавшего ночью Керченский пролив. Несмотря на волнение моря, посудина «…ловко повернулась боком и вскочила в маленькую бухту невредима». Человек, находившийся в судёнышке, «среднего роста, в татарской бараньей шапке», вместе с мальчиком и девушкой «…принялись вытаскивать что-то из лодки; груз был так велик, что я, – подумал Печорин – до сих пор не понимаю, как она не потонула».


СКАЗОЧНАЯ УНДИНА

           Утром, во второй, покосившейся избушке, Печорин стал выпытывать у мальчика: «…говори, куда ты ночью таскался с узлом?» Слепой в ответ лишь плакал, а старуха, жившая в лачужке и готовившая «обед, довольно роскошный для бедняков», укоряла офицера: «Вот выдумывают, да ещё на убогого! За что вы его? Что он вам сделал?»
           Не добившись ничего от незрячего подростка, Печорин «…сел у забора на камень, поглядывая в даль». Неожиданно его слух поразила песня. «На крыше хаты стояла девушка в полосатом платье, с распущенными косами, настоящая русалка». Она, защитив глаза ладонью от лучей солнца, «…то смеялась и рассуждала сама с собой, то запевала снова песню». Печорин узнал её голос, он уже слышал его прошлой ночью на берегу моря. Девушка громко хохотала, спорила со старухой, бегала вприпрыжку, словно Миньона, – девочка-подросток из произведения немецкого писателя Гёте.
           Между тем девушка пробежала мимо Григория Александровича, остановилась и пристально посмотрела ему в глаза, словно удивлённая его присутствием. Печорин заметил, что своим поведением и обликом она напоминала сказочную ундину, то есть русалку. Целый день девушка вертелась около его квартиры, причём пение и прыганье «…не прекращались ни на минуту», её «…глаза казалось, были озарены какою-то магнетическою властью». Стоило Печорину начинать говорить, она «…убегала, коварно улыбаясь».
           Печорин признал, что «…никогда подобной женщины не видывал». Хотя она была далеко не красавица, но «…гибкость её стана, особенное, ей только свойственное наклонение головы, длинные русые волосы, какой-то золотистый отлив её слегка загорелой кожи на шее и плечах и особенно правильный нос» – всё это он считал обворожительным.


«ОТКУДА ВЕТЕР, ОТТУДА И СЧАСТЬЕ»

           Под вечер Григорий Александрович остановил девушку в дверях и спросил, что она делала сегодня на кровле, зачем пела. Она ответила, что «…смотрела, откуда ветер дует. Откуда ветер, оттуда и счастье. Где поётся, там и счастливится. Вздумается – запою; кому услыхать, тот услышит; а кому не должно слышать, тот не поймёт». На вопрос, как её зовут, «ундина» не ответила.
           Печорин сказал девушке, что видел её ночью на берегу, и «…пересказал всё, что видел», при этом пригрозил, что о произошедшем донесёт коменданту. Он не подозревал важности этих сорвавшихся слов, и впоследствии искренне раскаялся, что произнёс их.
           Вечером, когда Печорин «…засветил свечу и сел у стола», ожидая, когда денщик нагреет чайник, девушка-ундина впорхнула в комнату, села напротив, устремив на него нежный взор. «Лицо её было покрыто тусклой бледностью, изобличавшей волнение душевное; рука её без цели бродила по столу, …грудь то высоко поднималась, то, казалось, она удерживала дыхание». Вдруг она вскочила, обвила руками шею Печорина, «…и влажный, огненный поцелуй прозвучал на губах» его. У мужчины потемнело в глазах, он непроизвольно сжал девушку в своих объятиях «…со всею силою юношеской страсти», но коварная ундина словно змея, скользнула между его руками, шепнув на ухо, чтобы ночью, как все уснут, выходил на берег, и «…стрелою выскочила из комнаты».
          

СХВАТКА

           Печорин не очень-то поверил в искренность чувств «русалки», поэтому разбудил денщика и приказал бежать на берег, едва услышит звук выстрела из пистолета, который он предусмотрительно «…заткнул за пояс».
           Девушка дожидалась Печорина на краю спуска к морю. «Месяц ещё не вставал, и только две звёздочки, как два спасительные маяка, сверкали на тёмно-синем своде». Ундина прыгнула в лодку, причаленную к берегу, и предложила Григорию Александровичу следовать за ней. Он повиновался, и не успел опомниться, как заметил, что лодка уже отплыла на пятьдесят сажён от берега.
           «Что это значит?» – спросил Печорин сердито. «Это значит, – отвечала девушка, сажая его на скамью и обвив его стан руками, – это значит, что я тебя люблю…» Её щека прижалась к его щеке, он ощутил на лице её пламенное дыхание.
           Григорий Александрович вдруг почувствовал, как что-то шумно упало в воду. Он хватился за пояс – пистолета нет. В душу закралось ужасное подозрение, кровь хлынула в голову. Он пытался оттолкнуть от себя коварную ундину, но та словно кошка вцепилась в его одежду и попыталась сбросить мужчину в море. Между ними началась отчаянная борьба, причём Печорин понял, что уступает противнику в ловкости. «Чего ты хочешь? – закричал он, крепко сжав её маленькие руки; «… пальцы её хрустели, но она не вскрикнула: её змеиная натура выдержала эту пытку».          
           «Ты видел, – отвечала она, – ты донесёшь!» Сверхъестественным усилием она повалила Печорина на борт; они «…оба по пояс свесились из лодки; её волосы касались воды; минута была решительная». Печорину удалось упереться коленкой в дно, одной рукой схватить ундину за косу, а другой за горло. Девушка выпустила из рук его одежду, и Григорий Александрович получил возможность «…мгновенно сбросить её в волны».


ПРОЩАНИЕ 
               
           После долгих усилий, с помощью найденной в лодке половины старого весла, Печорин причалил к пристани и поднялся наверх, к своей хате. По пути, всматриваясь в сторону берега, ему показалось, что там сидел кто-то в белом. Григорий Александрович прилёг на траву над обрывом, высунул немного голову, и с облегчением узнал в сидящей фигуре свою русалку. «Она выжимала морскую пену из длинных волос своих; мокрая рубашка обрисовывала гибкий стан её и высокую грудь».
           Вскоре к берегу приблизилась лодка, из неё на берег сошёл тот же человек, что и прошлой ночью. Печорин услышал их разговор. Девушка говорила: «Янко, всё пропало!» Они ещё что-то говорили, но тихо, так, что постороннему услышать было невозможно.  Вскоре явился слепой, «…таща на спине мешок, который положил в лодку». Янко сказал ему, чтобы берёг место, где лежат богатые товары, попросил передать кому-то, чьё имя Печорин не расслышал, что дела пошли худо, что теперь опасно, и этот человек его больше не увидит. Янко сказал ещё, что девушка поедет с ним, ей нельзя здесь оставаться. Затем приказал передать старухе, «…что, дескать, пора умирать, зажилась, надо знать и честь. Нас же больше не увидит». «А я? – спросил слепой жалобным голосом». Янко сказал только: «На что мне тебя?» Ундина, забираясь в лодку, помахала ему рукой. Янко положил что-то слепому в руку, а затем бросил ему монету. Слепой её не поднял. Когда лодка исчезла из виду, он всё сидел на берегу и рыдал.


ОТЪЕЗД

           Печорину стало грустно, он подумал: «И зачем было судьбе кинуть меня в мирный круг честных контрабандистов? Как камень, брошенный в гладкий источник, я встревожил их спокойствие и, как камень, едва сам не пошёл ко дну».
           В доме денщик, вопреки приказанию, «…спал крепким сном, держа ружьё обеими руками». Только оно и осталась нетронутым. Григорий Александрович с досадой увидел, что его «…шкатулка, шашка с серебряной оправой, дагестанский кинжал – подарок приятеля – всё исчезло. Печорин догадался, «…какие вещи тащил проклятый слепой». Делать было нечего! Не пожалуешься же начальству, что слепой мальчик его обокрал, а «…восьмнадцатилетняя девушка чуть-чуть не утопила?»
           Поутру появилась возможность ехать, и Печорин оставил Тамань. Что сталось со старухой и бедным слепым, так и не узнал. Он думал, уезжая: «Да и какое мне дело до радостей и бедствий человеческих мне, странствующему офицеру, да ещё с подорожной по казённой надобности!..»   


ТЕРЗАНИЯ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ
               
           Всё, что произошло в рассказе, читатель узнаёт из так называемого «Дневника Печорина», где «Тамань» является его первой главой. Показаны терзания души Печорина, приоткрывается занавес, за которым таятся скрытые черты его характера. Главный герой молод, ему только двадцать три года, и опыт, подсказывающий, что можно говорить встреченным людям, а чего нельзя ни в коем случае, в таких вот ситуациях и накапливается. Скверно только то, что слово сказанное – невозвратимо, и подчас может уничтожить чью-то судьбу так, небрежно, походя. Что и произошло в этом рассказе. Едва ли выживут сами старуха и слепой сирота, оставленные без средств существования. А Печорину предназначено колесить по стране и своей судьбе всё дальше и дальше – вплоть до преждевременной кончины, после которой и появится, благодаря великому русскому поэту и писателю Михаилу Лермонтову, его дневник с описанием терзаний человеческой души. 
           Предположительно Печорин умирает в возрасте чуть более тридцати лет. Лермонтову и этого не было дано: он прожил двадцать шесть лет девять месяцев и двенадцать дней.