Еще одна тайна Лермонтова

В знаменитом стихотворении М. Ю. Лермонтова «Ветка Палестины» (1837) есть тема, до сих пор обойденная вниманием исследователей.

Выстраиваясь в единый ряд, образы стихотворения создают ощущение некой тайны, касающейся религиозных воззрений поэта:

ВЕТКА ПАЛЕСТИНЫ

Скажи мне, ветка Палестины:
Где ты росла, где ты цвела,
Каких холмов, какой долины
Ты украшением была?

У вод ли чистых Иордана
Востока луч тебя ласкал,
Ночной ли ветр в горах Ливана
Тебя сердито колыхал?
 
Молитву ль тихую читали,
Иль пели песни старины,
Когда листы твои сплетали
Солима бедные сыны?
 
И пальма та жива ль поныне?
Все так же ль манит в летний зной
Она прохожего в пустыне
Широколиственной главой?

Или в разлуке безотрадной
Она увяла, как и ты,
И дольний прах ложится жадно
На пожелтевшие листы?..
 
Поведай: набожной рукою
Кто в этот край тебя занес?
Грустил он часто над тобою?
Хранишь ты след горючих слез?
 
Иль, Божьей рати лучший воин,
Он был с безоблачным челом,
Как ты, всегда небес достоин
Перед людьми и Божеством?..

Заботой тайною хранима
Перед иконой золотой,
Стоишь ты, ветвь Ерусалима,
Святыни верный часовой!
 
Прозрачный сумрак, луч лампады,
Кивот и крест, символ святой...
Все полно мира и отрады
Вокруг тебя и над тобой.

1837


Прежде всего, обращает на себя внимание третья строфа. Как и зачем «Солима (Иерусалима) бедные сыны», т. е. иудеи, «сплетали листы» ветви пальмы («и пальма та…» — четвертая строфа)?

Среди иудейских обрядов есть лишь один, связанный с пальмовой ветвью — «лулавом». Именно «сплетая» (т. е. соединяя) ветвь пальмы с ветвями мирта и речных ив, иудеи исполняют предписание Книги Левит:

       А в пятнадцатый день седьмого месяца, когда вы собираете произведения земли, празднуйте праздник Господень семь дней:
       в первый день покой и в восьмой день покой;       
       В первый день возьмите себе ветви красивых дерев, ветви пальмовые и ветви дерев широколиственных и верб речных,
       и веселитесь пред Господом Богом вашим семь дней… (Лев. 23, 39–40)

Речь идет об осеннем празднике Кущей (Суккот), в который воздается благодарение Богу за урожай. Пальмовые ветви и ветви «верб речных» (т. е. ив) упомянуты в библейском тексте прямо, а «ветви дерев широколиственных» — это, согласно традиции, ветви миртовые.

Из трех упомянутых растений составляется своего рода букет, которым совершаются ритуальные взмахивания в дни Кущей при чтении Псалмов.

Поэт упоминает, что «сплетая листы» пальмовой ветви для изготовления «лулава» (а другого смысла здесь быть не может),  «Солима бедные сыны» —

Молитву ль тихую читали,
Иль пели песни старины…

Согласно обычаю мистиков-каббалистов, при изготовлении «лулава» над ним нараспев произносят «тихую» (шепотом) древнюю молитву («молитву ль тихую… иль… песни старины»).

Но что же далее произошло с «веткой Палестины»? — Об этом мы узнаём из шестой строфы:
 
Поведай: набожной рукою
Кто в этот край тебя занес?
Грустил он часто над тобою?
Хранишь ты след горючих слез?

 
Возникает вопрос: кого имеет в виду поэт — христианского ли паломника, вернувшегося на родину из Палестины со священным «трофеем», или — одного из тех же «Солима бедных сынов»? Вряд ли паломник, посетивший Святую землю (радостное событие!) и возвратившийся домой, станет «часто грустить», да еще и с «горючими слезами», над принесенной ветвью. Психологически это малодостоверно. Оплакивать утраченный Храм, Иерусалим, потерянное отечество свойственно как раз иудеям — и притом действительно «часто» и с «горючими слезами». Ритуальное оплакивание такого рода даже введено в обряды иудейской религии. К примеру, набожные евреи в каждую полночь поднимаются на слезную молитву, скорбя о Храме и Иерусалиме…

Сомнение вызывает смысл седьмой строфы. Кто он — «Божьей рати лучший воин»? Крестоносец, вернувшийся из похода в Палестину? Или «воин духовный на стезе Христовой»? Или… опять иудей? Во всяком случае, в христианской традиции «Божьей ратью» может быть названа как новозаветная Церковь, так и «Церковь ветхозаветная» — избранный Божий народ…

И, наконец, восьмая строфа. О какой «заботе тайной», охраняющей иудейский «лулав» рядом с христианской «иконой золотой», здесь говорится?

Кто и зачем поместил этот предмет иудейского религиозного служения (а не просто «ветку Палестины») рядом с иконостасом — «кивотом и крестом»?

Притом «забота тайная» продолжается: «лулав» не только поставлен на святом для христиан месте, но и «храним», т. е. оберегаем, именно там. Кто-то, по-видимому, наблюдает за тем, чтобы эта «ветка Палестины» оставалась всегда вблизи «символа святого».

Мало того: именно «ветвь Иерусалима» названа «верным часовым» при христианской святыне, обеспечивающим «мир и отраду» не только «вокруг», но и «над» собой, т. е. — привлекающим небесное благословение!..

Да и образ пальмы, которая в «разлуке безотрадной» с народом-изгнанником «увяла, как и ты» (пятая строфа) — говорит о многом…

…Вопросов, как видим, возникает немало. Известно, что «еврейская тема» на протяжении всего поэтического пути привлекала внимание Лермонтова, — достаточно вспомнить его переводы-переложения «Еврейских мелодий» Байрона или пьесу «Испанцы». Впрочем, вопрос этот неоднократно обсуждался литературоведами, и здесь мы останавливаться на нем не будем.

Так или иначе, весь образный строй «Ветки Палестины» навевает мысль о своеобразном «марранстве» поэта — об «иудеохристианском» компоненте его жизнеощущения и мировоззрения, что нуждается в дальнейших исследованиях.

Пока же мы имеем дело лишь с определенными намеками — и догадками, догадками, догадками…

 

2010