41-ый. Пикник на двоих в бухте Ньюфаундленда

41-ый. «Пикник» на двоих в бухте Ньюфаундленда


Из всего многообразия источников с субъективным налетом под руку попались такие, которые неожиданно позволили сложить из цитат-пазлов, подкрепленных по случаю «официальными» документами, более-менее полную картину на заданную тему.

Вот и Уинстон Черчилль, как непосредственный участник событий, которые порой сам их и генерировал, в третьем томе «Вторая мировая война. Великий союз», изданного в Москве издательством ТЕРРА в 1998 году, «сподобился» поведать нам куда и зачем он покинул туманный Альбион и уплыл под большим секретом на «большом боевом корабле», прихватив еще и внушительный морской охранный эскорт, куда-то в Атлантику, уломав кабинет его величества предоставить ему в военное время внеочередной отпуск.
 
Уже после войны Черчилль по этому поводу рассказывал: «В качестве места встречи была выбрана бухта Пласеншия на Ньюфаундленде. Встреча была назначена на 9 августа, и для этой цели был выделен наш новейший линкор "Принс ов Уэлс". Мне очень хотелось встретиться с Рузвельтом, с которым я вел уже в течение двух лет переписку, становившуюся все более и более дружественной. Кроме того, наше личное совещание еще больше подчеркнуло бы крепнущее сотрудничество Англии и Соединенных Штатов, встревожило бы наших врагов, заставило бы призадуматься Японию и ободрило бы наших друзей. Необходимо было также решить много вопросов относительно американского вмешательства в битву за Атлантику, о помощи России, о нашем собственном снабжении и прежде всего о возраставшей угрозе со стороны Японии…

4 августа, перед наступлением темноты, "Принс ов Уэлс", сопровождаемый эскортом эсминцев, вышел на широкие просторы Атлантики. Гарри Гопкинс выглядел совершенно измученным после своих длительных путешествий по воздуху и утомительных совещаний в Москве. Все же он был весел, как обычно, понемногу набирался сил во время нашего плавания и рассказывал мне о своей миссии».

С первым томом «Рузвельт и Гопкинс глазами очевидца» Р. Шервурда вы уже знакомы: «Во время перехода через северную часть Атлантики—любимое место охоты немецких подводных лодок — Гопкинс работал над подготовкой отчетов о поездке в Москву.

Он сообщил Черчиллю о беседах со Сталиным, изложив все, что касалось военного положения России и ее нужд. Слушая это, премьер-министр еще лучше понял, почему президент так ценит Гопкинса. Он никогда раньше не слышал столь объективных и содержательных сообщений. Они обсуждали формулировки Атлантической хартии, которую премьер-министр должен был представить президенту, и Черчилль снова подчеркнул необходимость сделать твердое предупреждение Японии. Много времени было отведено для отдыха».

У Гопкинса сложилось впечатление, о котором позднее он поведал своим друзьям: «Можно было подумать, что Уинстон возносится на небо для встречи с Богом!»

У. Черчилль: «Мы прибыли к месту встречи в бухте Пласеншия на Ньюфаундленде в субботу 9 августа в 9 часов утра.

Как только обе стороны обменялись обычным морским салютом, я отправился на борт «Огасты» /«Августы» - это предпочтения разных переводчиков. Авт.-сост./ и приветствовал президента Рузвельта, который принял меня со всеми почестями. Он стоял, опираясь на руку своего сына Эллиота, в то время как оркестр исполнял государственные гимны. Затем он приветствовал меня самым радушным образом».

А тут под руку попались воспоминания самого Эллиота Рузвелта под названием «Его глазами» изданных в Москве аж в 1947 году. Благодарный сын президента Ф. Рузвельта нам поведал следующее:

«В субботу, в девятом часу утра, все мы уже были на палубе, наблюдая, как «Принц Уэльский» вошел в бухту и бросил якорь недалеко от «Августы». Я поддерживал отца под руку.

Часа через два премьер-министр и наиболее видные из сопровождавших его лиц прибыли на «Августу». Это была первая встреча Черчилля с отцом с 1919 года.

Первый визит Черчилля был чисто официальным; премьер-министр должен был вручить отцу письмо от английского короля.

В первый день отец и премьер-министр завтракали только с Гарри Гопкинсом, который прибыл на «Принце Уэльском» вместе с Черчиллем. Я рад был снова видеть Гарри и убедиться в том, что он сравнительно хорошо выглядит. …он был снова за работой — преданный и усердный, как всегда.

После завтрака …  Отец и премьер-министр сидели друг против друга и вежливо препирались… Столкнулись две идеи: премьер-министром явно владела одна мысль — американцы должны немедленно объявить войну нацистской Германии; президент же думал об общественном мнении, об американской политической жизни и обо всех неуловимых факторах, которые толкают людей к действиям и в то же время препятствуют им…

В тот вечер все мы были во власти Уинстона Черчилля, и он все время сознавал это. Отец лишь изредка задавал ему вопросы, подталкивая его, заставляя его говорить.

Он рассказывал о ходе войны, о том, как одно поражение следовало за другим. «Но Англия всегда выигрывает войны!» Он довольно откровенно рассказал нам, как близки были к поражению его соотечественники «…но Гитлер и его генералы оказались тупицами. Они этого так и не узнали. Или же они не посмели». Был момент, когда в тоне Черчилля звучала настойчивая просьба:

— Это для вас единственный выход! Вы должны выступить на нашей стороне! Если вы не объявите войны, я повторяю, если вы не объявите войны, не ожидая первого удара с их стороны, они нанесут его, когда мы уже погибнем, и этот первый удар может оказаться для вас и последним!

…вся его манера держаться создавала впечатление неукротимой силы, которая прекрасно справится и сама — да, да, справится, — даже если мы не внемлем его предупреждению.

Время от времени отец вставлял вопрос:

— А русские?

— Русские! — в тоне Черчилля послышался пренебрежительный оттенок, но затем он, казалось, спохватился. — Конечно, они оказались гораздо сильнее, чем мы когда-либо смели надеяться. Но кто знает, сколько еще…

— Значит, вы считаете, что они не смогут устоять?

— Когда Москва падет… Как только немцы выйдут в Закавказье… Когда сопротивление русских в конце концов прекратится…

На все вопросы Черчилль отвечал четко, без оговорок, без всяких «если»; в сопротивление русских он не верил или верил очень мало. Он вел крупную игру в этот вечер. Он старался внушить нам, что львиная доля ленд-лиза должна принадлежать британскому льву; что всякая помощь Советам приведет лишь к затяжке войны, а в конечном счете, и притом несомненно, — к поражению; и с тем большей убежденностью он приходил к своему единственному выводу:

— Американцы должны вступить в войну на нашей стороне! Вы должны вступить в войну, чтобы не погибнуть!

Отец слушал его внимательно, серьезно… Но ни один из американцев, сидевших в облаках табачного дыма в этой кают-компании, ни разу не произнес ни «да», ни «нет», ни «может быть».

Это походило на второй раунд товарищеского матча бокса… Он никому не принес победы, но никому из зрителей и не хотелось подзадоривать противников, чтобы увидеть хорошую потасовку. Все мы желали победы обеим сторонам.

Вечером в воскресенье, после регламентных мероприятий и переговоров «…премьер-министр вновь обедал на «Августе». Этот обед выглядел менее официально… Присутствовали только отец, премьер-министр, их ближайшие помощники, мой брат и я.

Он снова был на высоте положения. Его сигары сгорали дотла, коньяк неуклонно убывал. Но это, по-видимому, совершенно не сказывалось на нем. Его мысль работала не менее, если не более ясно, а язык стал еще острее.

<Но> чувствовалось, что два человека, привыкшие главенствовать, уже померялись силами, уже прощупали друг друга, а теперь готовились бросить друг другу прямой вызов. Нельзя забывать, что в то время Черчилль был руководителем воюющей страны, а отец — только президентом государства, достаточно ясно определившего свою позицию.

После обеда…  перемена <в беседе> уже начинала сказываться… она резко проявилась в связи с вопросом о Британской империи. Инициатива исходила от отца.

— Конечно, — заметил он уверенным и несколько лукавым тоном, — конечно, после войны одной из предпосылок длительного мира должна быть самая широкая свобода торговли.

Он помолчал. Опустив голову, премьер-министр исподлобья пристально смотрел на отца.

— Никаких искусственных барьеров, — продолжал отец. — Как можно меньше экономических соглашений, предоставляющих одним государствам преимущества перед другими. Возможности для расширения торговли. Открытие рынков для здоровой конкуренции. — Он с невинным видом обвел глазами комнату.

Черчилль заворочался в кресле.

— Торговые соглашения Британской империи… — начал он внушительно. Отец прервал его:

— Да. Эти имперские торговые соглашения, — о них-то и идет речь. Именно из-за них народы Индии и Африки, всего колониального Ближнего и Дальнего Востока так отстали в своем развитии.

Шея Черчилля побагровела, и он подался вперед.

— Господин президент, Англия ни на минуту не намерена отказаться от своего преимущественного положения в Британских доминионах. Торговля, которая принесла Англии величие, будет продолжаться на условиях, устанавливаемых английскими министрами.

— Понимаете, Уинстон, — медленно сказал отец, — вот где-то по этой линии у нас с вами могут возникнуть некоторые разногласия. Я твердо убежден в том, что мы не можем добиться прочного мира, если он не повлечет за собой развития отсталых стран, отсталых народов. Но как достигнуть этого? Ясно, что этого нельзя достигнуть методами восемнадцатого века. Так вот…

— Кто говорит о методах восемнадцатого века?

— Всякий ваш министр, рекомендующий политику, при которой из колониальной страны изымается огромное количество сырья без всякой компенсации для народа данной страны. Методы двадцатого века означают развитие промышленности в колониях и рост благосостояния народа путем повышения его жизненного уровня, путем его просвещения, путем его оздоровления, путем обеспечения ему компенсации за его сырьевые ресурсы.

Гопкинс улыбался, адъютант Черчилля, коммодор Томпсон помрачнел и был явно встревожен. У самого премьер-министра был такой вид, как будто его сейчас хватит удар.

— Вы упомянули Индию, — прорычал он.

— Да. Я считаю, что мы не можем вести войну против фашистского рабства, не стремясь в то же время освободить народы всего мира от отсталой колониальной политики.

— А как насчет Филиппин?

— Я рад, что вы упомянули о них. Как вам известно, в 1946 г. они получат независимость. А кроме того, они уже располагают современными санитарными условиями, современной системой народного образования; неграмотность там неуклонно снижается…

— Какое бы то ни было вмешательство в имперские экономические соглашения недопустимо.

— Они искусственны…

— Они составляют основу нашего величия.

— Мир, — твердо сказал отец, — не совместим с сохранением деспотизма. Дело мира требует равенства народов, и оно будет осуществлено. Равенство народов подразумевает самую широкую свободу торговой конкуренции. Станет ли кто-нибудь отрицать, что одной из главных причин возникновения войны было стремление Германии захватить господствующее положение в торговле Центральной Европы?

…Индия, Бирма были живым упреком англичанам. Сказав о них вслух однажды, отец и впредь напоминал о них англичанам, бередя… раны их больной совести, подталкивая, подгоняя их… не из упрямства, а потому, что был убежден в своей правоте; Черчилль это знал, и именно это беспокоило его больше всего.

Был уже третий час ночи, когда английские гости распрощались. Я помог отцу добраться до его каюты и уселся там, чтобы выкурить с ним по последней папиросе.

— Настоящий тори старой школы, — улыбнулся отец, — мы с ним сработаемся. На этот счет не беспокойся. Мы с ним прекрасно поладим… Я полагаю, что мы еще поговорим об Индии более основательно, прежде чем исчерпаем эту тему. И о Бирме, и о Яве, и об Индо-Китае, и об Индонезии, и обо всех африканских колониях, и о Египте и Палестине. Мы поговорим обо всем этом. Не упускай из виду одно обстоятельство. У Уинни есть одна высшая миссия в жизни, — но только одна. Он идеальный премьер-министр военного времени. Его основная, единственная задача заключается в том, чтобы Англия выстояла в этой войне. У него идеальный склад ума для военного руководителя. Но чтобы Уинстон Черчилль руководил Англией после войны? Нет, не будет этого.

Жизнь показала, что в этом вопросе английский народ согласился с отцом.

На следующее утро, часов в одиннадцать, премьер-министр снова явился в капитанскую каюту «Августы». Он, Кадоган, Самнер Уэллес, Гарри Гопкинс и отец работали над последним вариантом <Хартии>… Я несколько раз входил в каюту и ловил налету обрывки разговора, <стараясь> понять, каким образом Черчилль сумеет примирить идеи Хартии с тем, что он говорил накануне вечером. Думаю, что он и сам этого не знал.

В семь часов премьер-министр опять приехал к нам на обед — на сей раз по-настоящему неофициальный: кроме отца и Черчилля, присутствовали только Гарри Гопкинс, мой брат и я. Это был вечер отдыха. Все же Черчиллем по-прежнему владело стремление убедить нас, что Соединенные Штаты должны немедленно объявить войну Германии, но он понимал, что в этом вопросе он обречен на поражение, <понимая> что для достижения окончательной победы Англия нуждается в американской промышленности и в активных действиях Америки…

Сознание этой зависимости не могло не сказаться на отношениях между двумя руководителями. Постепенно, очень медленно, мантия вождя сползала с плеч англичанина на плечи американца.

В этом мы убедились позже, вечером… Это был своего рода заключительный аккорд воинствующего черчиллевского консерватизма. Черчилль встал и расхаживал по каюте, ораторствуя и жестикулируя. Наконец, он остановился перед отцом, помолчал секунду, а затем, потрясая коротким, толстым указательным пальцем перед самым его носом, воскликнул:

— Господин президент, мне кажется, что вы пытаетесь покончить с Британской империей. Это видно из всего хода ваших мыслей об устройстве мира в послевоенное время. Но несмотря на это, — он взмахнул указательным пальцем, — несмотря на это, мы знаем, что вы — единственная наша надежда. И вы, — голос его драматически дрогнул, — вы знаете, что мы это знаем. Вы знаете, что мы знаем, что без Америки нашей империи не устоять.

Со стороны Черчилля это было признанием, что мир может быть завоеван только на основе условий, поставленных Соединенными Штатами Америки. И, сказав это, он тем самым признал, что английской колониальной политике пришел конец, точно так же, как и попыткам Англии занять господствующее положение в мировой торговле и ее стремлению стравить между собой СССР и США.

И всему этому действительно пришел бы конец, если бы отец был жив.

На следующий день… к половине третьего все пришли к окончательному соглашению по поводу совместных деклараций, подлежавших опубликованию. Главная задача, <которая решалась> в эти дни, была выполнена; я видел, что Уэллес и отец испытывали удовлетворение и гордость. Когда мы вышли на палубу «Августы», казалось, что все лица расплываются в широкой улыбке. Почетный караул и судовой оркестр построились на палубе, и когда английские начальники штабов, а за ними Черчилль стали спускаться по трапу, оркестр заиграл «Боже, храни короля». Конференция закончилась. На следующий день президент и премьер-министр от имени Соединенных Штатов и Соединенного Королевства сделали следующее заявление:

    1. Что их страны не стремятся к территориальным или другим приобретениям.

    2. Что они не согласятся ни на какие территориальные изменения, не находящиеся в согласии со свободно выраженным желанием заинтересованных народов.

    3. Что они уважают право всех народов избирать себе форму правления, при которой они хотят жить; что они стремятся к восстановлению суверенных прав и самоуправления тех народов, которые были лишены этого насильственным путем.

    4. Что они, соблюдая должным образом свои существующие обязательства, будут стремиться обеспечить такое положение, при котором все страны — великие или малые, победители или побежденные — имели бы доступ на равных основаниях к торговле и к мировым сырьевым источникам, необходимым для экономического процветания этих стран.

    5. Что они стремятся добиться полного сотрудничества между всеми странами в экономической области с целью обеспечить для всех более высокий уровень жизни, экономическое развитие и социальное обеспечение.

    6. Что после окончательного уничтожения нацистской тирании они надеются на установление мира, который даст возможность всем странам жить в безопасности на своей территории, а также обеспечить такое положение, при котором все люди во всех странах могли бы жить всю свою жизнь, не зная ни страха, ни нужды.

    7. Что такой мир должен предоставить всем возможность свободно, без всяких препятствий плавать по морям и океанам.

    8. Что они считают, что все государства мира должны по соображениям реалистического и духовного порядка отказаться от применения силы, поскольку никакой будущий мир не может быть сохранен, если государства, которые угрожают или могут угрожать агрессией за пределами своих границ, будут продолжать пользоваться сухопутными, морскими и воздушными вооружениями. Они полагают, что впредь до установления более широкой и надежной системы всеобщей безопасности такие страны должны быть разоружены. Они будут также помогать и поощрять всякие другие осуществимые мероприятия, которые облегчат миролюбивым народам избавление от бремени вооружений.

Во вторник, около пяти часов дня, «Принц Уэльский» поднял якорь, снова уходя навстречу войне. Он прошел близко от «Августы», которая отдала ему прощальный салют»…

То, что должен знать Мир, он узнал уже на следующий день. Например, «Красная звезда» /№ 191/ заметку о данном событии и сам текст декларации разместила 15 августа:

«ЛОНДОН, 14 августа. (ТАСС). Как передает агентство Рейтер, английский премьер-министр Черчилль встретился с президентом США Рузвельтом на море, где они разработали совместную англо-американскую декларацию, определяющую цели, за которые борются союзники, а также основные принципы, на которых должны базироваться планы будущего мира. Об этой хорошо засекреченной встрече сделал специальное сообщение по радио лорд-хранитель печати Эттли, который огласил текст англо-американской декларации, идентичный опубликованному Белым Домом в Вашингтоне».

Р. Шервуд: «В этом меморандуме Черчилль энергично настаивал также на том, чтобы в Москве, на основе переговоров Гопкинса со Сталиным, было созвано совещание по вопросу о перевооружении русских армий. Он сказал, что назначит лорда Бивербрука английским представителем на этом совещании «с полномочиями выступать от имени всех английских ведомств». Тогда предполагалось, что американским представителем будет Гопкинс, но позже Рузвельт решил, что Гопкинс не сможет выдержать нового длительного путешествия через такой короткий промежуток времени, и вместо него был назначен Гарриман.

Бивербрук прибыл в Ардженшу в понедельник 11 августа. Больше всего его интересовала помощь России — вопрос, по которому теперь фактически не было споров после обнадеживающих сообщений Гопкинса. Однако, когда Бивербрук узнал о предложении опубликовать документ, известный под названием Атлантической хартии, и когда он прочел его текст, в нем заговорило глубокое чувство заботы об экономической целостности Британской империи и с ним стало трудно иметь дело».

Результатом потуг У. Черчилля в отношении русского союзника в контексте его встречи с Рузвельтом явилось совместное письмо премьер-министра Британии и президента США советскому лидеру тов. Сталину. Черчилль как всегда, хотя бы по формальным причинам пусть не на долго, но оттягивал момент выполнения союзнических обязательств по отношению России, воюющей на фронтах от Баренцева до Черного морей с их общим врагом. Предстоящая конференция должна состоятся ближе к октябрю, и еще не известны ее результаты, как и не известно положение русских на фронтах к тому времени.  Но значимость своих потуг Черчилль преподнес Миру, как свершившееся действо, от которого Гитлер должен трепетать, но материализовал его опять-таки лишь на бумаге.   

А в Москве по этому поводу состоялась беседа председателя совета народных комиссаров СССР И.В. Сталина с послом США в СССР Л. Штейнгардтом и послом Великобритании в СССР С. Криппсом. Привожу ее запись и послание премьер-министра Британии и президента США тов. Сталину:

«15 августа 1941 г.

Тов. Сталин в присутствии т. Молотова принял Штейигардта н Криппса, прибывших в сопровождении третьего секретаря английского посольства Денлопа. Штейнгардт и Криппс, каждый, передали т. Сталину личные ноты с текстом совместного послания Рузвельта и Черчилля.

Ознакомившись с посланием, т. Сталин заявил, что он приветствует предложение Рузвельта и Черчилля и что со стороны СССР не будет возражений против созыва в Москве совещания представителей трех стран для распределения сырья и вооружения. Тов. Сталин добавил, что он со своей стороны готов принять все меры, чтобы это совещание состоялось как можно скорее.

Тов. Сталин просил Штейнгардта и Криппса передать Рузвельту и Черчиллю от имени народов Советского Союза и от имени Советского Правительства сердечную благодарность за их готовность оказать помощь СССР в его освободительной войне против гитлеровской Германии.

Во время беседы т. Сталин, Штейнгардт и Криппс условились, что коммюнике о приеме с текстом послания Рузвельта и Черчилля будет опубликовано в Москве, Лондоне и Вашингтоне 16 августа в 9 часов утра по московскому времени».

«У. ЧЕРЧИЛЛЬ и Ф. РУЗВЕЛЬТ И. В. CTAЛИHУ /Получено 15 августа 1941 года/

Мы воспользовались случаем, который представился при обсуждении отчета г-на Гарри Гопкинса по его возвращении из Москвы, для того чтобы вместе обсудить вопрос о том, как наши две страны могут наилучшим образом помочь Вашей стране в том великолепном отпоре, который Вы оказываете нацистскому нападению. Мы в настоящее время работаем совместно над тем, чтобы снабдить Вас максимальным количеством тех материалов, в которых Вы больше всего нуждаетесь. Многие суда с грузом уже покинули наши берега, другие отплывают в ближайшем будущем.

Мы должны теперь обратить наше внимание на рассмотрение политики, рассчитанной на более длительное время, ибо предстоит еще пройти большой и трудный путь до того, как будет достигнута та полная победа, без которой наши усилия и жертвы были бы напрасными.
.
Война идет на многих фронтах, и, до того, как она окончится, могут возникнуть еще новые боевые фронты. Наши ресурсы хотя и огромны, тем не менее они ограничены, и речь должна идти о том, где и когда эти ресурсы могут быть наилучшим образом использованы в целях максимального содействия нашим общим усилиям. Это относится равным образом как к военному снаряжению, так и к сырью.

Потребности и нужды Ваших и наших вооруженных сил могут быть определены лишь в свете полной осведомленности о многих фактах, которые должны быть учтены в принимаемых нами решениях. Для того чтобы мы все смогли принять быстрые решения по вопросу о распределении наших общих ресурсов, мы предлагаем подготовить совещание в Москве, на которое мы послали бы высокопоставленных представителей, которые могли бы обсудить эти вопросы непосредственно с Вами. Если предложение о таком совещании встретит Ваше одобрение, то мы хотим поставить Вас в известность, что впредь до принятия этим совещанием решений мы будем продолжать по возможности быстрее отправлять Вам снабжение и материалы.

Мы полностью сознаем, сколь важно для поражения гитлеризма мужественное и стойкое сопротивление Советского Союза, и поэтому мы считаем, что в этом деле планирования программы распределения наших общих ресурсов на будущее мы должны действовать при любых обстоятельствах быстро и без промедления.

Франклин Д. РУЗВЕЛЬТ
Уинстон С. ЧЕРЧИЛЛЬ»

Иностранная печать «разглагольствуя» о личном послании Черчилля и Рузвельта товарищу Сталину ненароком приоткрыла тайный замысел дядюшки Сэма.

«ЛОНДОН, 17 августа. (ТАСС). Авторы передовых статей и дипломатические обозреватели английских газет характеризуют послание Рузвельта и Черчилля Сталину, как документ выдающегося значения.

Дипломатический обозреватель «Таймс» пишет: Послание, взятое в связи с опубликованной 14 августа декларацией, показывает, что США намерены вступить в тесный контакт с Англией и Советской Россией для совместного использования ресурсов всех трех стран таким образом, чтобы это соответствовало общей стратегии войны.

Парламентский корреспондент газеты «Таймс» характеризует послание, как документ чрезвычайного значения. «Ознакомление с этим документом и декларацией, опубликованной 14 августа, показывает, — пишет корреспондент, — что Соединенные Штаты намерены полностью присоединиться к Британской империи и Советской России для совместного использования ресурсов всех трех государств таким путем, который будет соответствовать предполагаемой стратегии войны.

По сообщению вашингтонского корреспондента агентства Рейтер, наблюдатели, находящиеся в Вашингтоне, полагают, что мероприятия, выдвинутые в послании, адресованном Черчиллем и Рузвельтом Сталину, представляют собой крупный шаг на пути к окончательному уничтожению национал-социалистской тирании. По мнению наблюдателей, это обращение выражает уверенность в способности России задержать германскую военную машину и убеждение в том, что та часть военных материалов, которая предназначена для отправки в СССР, должна быть значительной».

В чем же заключается этот тайный замысел? Он скрыт в формулировке: «для совместного использования ресурсов всех трех государств таким путем, который будет соответствовать предполагаемой стратегии войны». В августе 41-го Соединенные Штаты имели статус нейтрального государства, но определились со своими приоритетами во внешней политики и настраивали под нее и внутреннюю.  Возникает вопрос: кто из трех держав: США, Британия или Советский Союз, окажется от этого в выгоде? Тот, кто воюет «не на жизнь, а на смерть», или тот, кто имеет контроль над ресурсами, как своими, так и чужими, организовывает их распределение и поставку для ведения другими этой войны, имея для этого необходимый потенциал, и рассматривая все это в качестве своеобразного бизнеса? Ответ очевиден.

К тому же в п. 4 Атлантической Хартии «…все страны — великие или малые, победители или побежденные — имели бы доступ на равных основаниях к торговле и к мировым сырьевым источникам, необходимым для экономического процветания этих стран», заложена «мина» в отношении всего предполагаемого мирового «содружества» в будущем, определяя дальнейшую роль Соединенных Штатов в послевоенном миропорядке. Стоит только отбросить «добродетель» из этой формулировки, то сразу находится ответ на вопрос, кто будет иметь от этого выгоду. Тот, кто будет иметь контроль над данным процессом и обеспечивать его воплощение, кто будет конкурентоспособным в торговых делах, основанных на «свободе» рыночных отношений.  А кто будет иметь контроль, тот и будет претендовать на роль мирового «жандарма». Конечно это тот, кто во время войны загонит будущих конкурентов в «кабалу» за счет оказания им материальной помощи в ее ведении, за которую еще предстоит рассчитываться по ее окончанию в течении ни одного десятка лет. По мнению дядюшки Сэма, должник – это не конкурент! Но и выхода у воюющих нет отказаться от помощи хотя бы и в долг. При данном раскладе интересы воюющих подстраиваются под интересы помогающих – мы поможем вам остаться живыми, но после ликвидации угрозы вашей жизни, вы просто от нужды допустите нас в вашу экономическую сферу, а значит и политическую – если мы помогли вам остаться живыми, то и поможем вам восстановиться от «шока», а для этого будьте добры расплатиться вашими ресурсами. 

Но товарищу Сталину «тайные замыслы» заокеанского «благодетеля» «по барабану», ему нужно выиграть время для задействования ресурсного потенциала великой советской державы, и он требует от своих исполнителей его воли иметь по каждому акту «за кордонной» помощи соответствующую бумагу, по которой и предстоит расплатиться в дальнейшем. Да и надо помнить мудрость веками подтвержденную - победителей не судят! Осталось только победить.

Поэтому «16-го августа с. г. в Москве имело место подписание Соглашения о товарообороте, кредите и клиринге между СССР и Англией.

Соглашение предусматривает в значительных размерах поставки английских товаров в СССР, а также поставки некоторых советских товаров в Англию.

По Соглашению Англия предоставляет СССР для оплаты товаров кредит в 10 млн. фунтов стерлингов, стоимостью 3% годовых, сроком в среднем на пять лет.

Когда указанная сумма кредита будет близка к исчерпанию, Правительства вступят в переговоры об увеличении суммы кредита.

Платежи между Сторонами регулируются на основе клиринга.

Соглашение подписали — от имени Советского Правительства Народный Комиссар Внешней Торговли СССР тов. А. И. Микоян, а от имени Британского Правительства — Чрезвычайный и Полномочный Посол Великобритании в СССР г-н Стаффорд Криппс».