Кладбищенские страсти и что такое фултонская речь

Кладбищенские страсти и что такое фултонская речь
Вместо предисловия.


Присел я в беседке. Осень промозглая. Сыро и зябко. Ветер гуляет, срывает листву, стволы оголяя. Мысли невольно уносят в детство далекое почему-то меня.  Рудный. Бараки. Сарай наш убогий. Батя в здравии и полон силенок, норовисто инструментом играя, что-то мастерит втихаря, мамкин заказ исполняя. Я, пацаненок, рядом шныряю, наблюдая, как из ненужного хлама батя в полезное превращает что-то там не спеша. Что? Я уж не помню, но въелось мне в память вовсе другое – как объяснил он мне по-простому о сложном, делая взрослым в понятиях своего пацана.


-«Пап! Расскажи мне еще о войне, как воевал ты и что ты там делал?» Зыркнул по-доброму отец на меня, усмехнулся, вижу - глаза его загорелись, и он отвечал:

-«Вот вспомнил по случаю. Расскажу, как мой дружок Николай живую покойницу из могилы спасал» …

Тут я очнулся. Сижу я в беседке. Осень промозглая. Сыро и зябко. Ветер гуляет, срывает листву… мозги мои лишь напрягая. К чему бы такое и, главное, что ныне мне батя напомнить желает? В какую картину вставить сей пазл изначальный мне предлагает? Видать, давно все уж назрело внутри и требует выхода, душу мою облегчая от скрытости связей из прошлого в настоящее. Полно уж, к черту всякого рода хандру, рукава засучив, приступаю к труду. 


Кладбищенские страсти и что такое фултонская речь

      
Впервые о ленд-лизе я узнал от отца, когда пошел в школу. Он мне часто при каждом удобном случае о своей военных похождениях рассказывал. Это были незамысловатые, порой веселые, а иногда и грустные истории из жизни механика бомбардировщика Ил-4 и его товарищей в годы войны и после нее. Вспоминал отец то время охотно, с каким-то неподдельным благоговением.  Даже в последние часы его жизни, чтобы отвлечь старика от грустных мыслей, я начинал уже сам ему рассказывать о его товарищах то, о чем отец не знал. А я в силу обстоятельств узнать успел, и было видно, как при этом загорелись жизнью его глаза…

Чтобы юного читателя постепенно ввести в курс дальнейшего повествования, скажу несколько слов об самолете Ил-4, который обслуживал мой отец. Ил-4 образца Великой Отечественной имел корпус, в виде цельнометаллической оболочки, длиной 14,8 м с размахом крыла — 21,44 м и с взлетным весом порядка 10 000 кг. Его максимальная скорость — 445 км/час; потолок — 9000 м; дальность при весе бомб 1000 кг на скорости 340 км/час — 3500 км. Имел два двигателя – М-88б мощностью 1100 лошадиных сил каждый. Моторесурс двигателей рассчитан на 200 часов эксплуатации, затем он заменялся на новый или капитально восстановленный.

Предназначался Ил-4 для нанесения бомбовых ударов в глубоком тылу врага в радиусе порядка 1500 км с продолжительностью полета с дополнительными топливными баками 12 часов – 6 часов до цели, 3 минуты на сброс «смертоносного груза» и 6 часов на обратный путь. Полет, как правило, происходил ночью. Экипаж состоял из летчика – командира экипажа, штурмана, стрелка-радиста и воздушного стрелка.

Летали как по одиночке, так и всем полком. Обнаружив цель, снижались и заходили на неё. Сначала сбрасывались осветительные бомбы специально для этого предназначенным экипажем. Затем другие по очереди производили прицельное бомбометание. Целясь, штурман направлял командира на боевой курс, а летчик выдерживал его над целью и, как правило, под ураганным огнем вражеских зениток и в лучах прожекторов. Да и ночные истребители врага изрядно трепали нервы. Тогда уже и стрелок-радист, и воздушный стрелок огрызались, что силы было: и слева, и справа и сверху, и снизу, лишь бы не допустить вражеский истребитель близко к себе и дать летчику скрыться в ночи. Эти 2-3 минуты, что отводилось на бомбометание, порой казались вечностью и превращались в невыносимую пытку: собьют или не собьют, а курс над целью, во что бы то ни стало необходимо держать, иначе бомбы в цель не лягут и задание будет сорвано.

Отбомбившись, старались как можно быстрее покинуть зону зенитного обстрела и вырваться из лучей прожекторов, а затем и оторваться от преследовавших вражеских истребителей, отстреливаясь и скрываясь в ночи. И так каждый вылет экипажи играли в «рулетку» со смертью. Да и чувство «охотника» возобладало как всегда над страхом смерти – вот она цель, бомби гитлеровскую гадину!

Самолет обслуживался закрепленными за ним техником, механиком и мотористом, а специальное оборудование, вооружение обслуживалось общими специалистами узкого профиля. Технари отвечали головой за техническое состояние вверенной им боевой машины. Отец мой как раз в войну был механиком и готовил этот бомбардировщик к боевым и учебным вылетам.

Это случилось в городе Рудный, что в Северном Казахстане, который был основан в 1957 году в связи с освоением железорудного месторождения и строительством Соколовско-Сарбайского горно-обогатительного комбината. Вспоминаю тот пасмурный осенний день в середине далеких 60-ых прошлого века. Родной 39 барачный квартал, улицу Сеченова. Отец что-то мастерит в сарае, а я как всегда кручусь возле него, дожидаясь момента, когда он что-то да расскажет.  Для меня его рассказы было вроде кино. Он рассказывал, я как-то само собой представлял все это в голове, и это доставляло мне удовольствие. Вот что поведал тогда отец:

«На наш аэродром прилетели как-то пять американских бомбардировщиков В-25, а с ними, помимо летного состава, прибыло пять технарей. Это было не пополнение нашей части новыми машинами, а вынужденная мера для укрытия техники, полученной по ленд-лизу от американцев еще во время войны, в качестве американской военной помощи. Они нам самолеты, танки, машины, разные нужные материалы, даже тушенку, которая «вторым фронтом» наши солдаты обозвали, в долг давали, чтоб мы Гитлеру, не дай бог, войну не проиграли, а то им бы пришлось уже самим по полной войну с фрицами вести. А теперь, когда мы Победу одержали, американцы начали охотится за своим добром. Обнаружив его, укладывали «добро» на «брюхо», подрезав стойки шасси, и гусеничными тракторами, взятыми напрокат в батальоне аэродромного обслуживания, превращали его в малопригодную для употребления металлическую лепешку. На такое нашим летчикам, летавшим бомбить фрицев на этих самолетах, было попросту смотреть невыносимо. Видите ли, союзникам дорого эту технику к себе перегонять, легче ее на металлолом пустить. Пусть русские его переплавляют. Им как раз для восстановления народного хозяйства металл и потребуется.
 
«А не пошли бы вы куда-нибудь подальше, господа союзнички, притом уже бывшие!?» – подумали наши, увидев такое американское безобразие. К тому же фултонская речь уже была произнесена, и диспозиция мировых сил определилась.

И началась игра в кошки-мышки, а попросту перегон этой ленд-лизовской техники с места на место. Перелетят вот так ребята из разных концов в разные концы нашей необъятной Родины, да небольшими группами. Постоят недельку тут и там, попробуй сыщи. Прибудут для изъятия своего добра союзнички, а у них, видать, такое право было по договору, а приписанных к данной части В-25 и в помине уже нет. Извините, господа американцы, ваши В-25 переданы в распоряжение другой части для восполнения боевых потерь. Либо не вернулись с задания или были списаны из-за увечий, не подлежащих восстановлению, еще тогда, в войну, и уже давно переплавлены на металл.

С этими ребятами-технарями я и познакомился. В тот момент я уже до техника дослужился и будучи старшиной офицерскую должность занимал. У меня на память фотография осталась, на которой оказались я и один из них – техник Николай. Вот фамилию его к, сожалению, забыл. Он рассказал одну удивительную историю, случившуюся с ними как раз после войны.

В 46-м летней ночью… уже и не припомню, какое они место называли, где это все случилось… ребята спешили в свою часть из самоволки. Чтобы сократить путь, пошли приятели через местное кладбище. И вдруг они слышат приглушенные женские крики. Остановились, благо что не рванули с перепуга в разные стороны, спиной к спине прижались, головами вертят, прислушиваются. Точно, плач или стоны откуда-то снизу раздаются. Видят – свежая могилка. Ухом к земле приникли. Точно здесь! Руками начали быстро землю рыть. Не переводя дух, наконец, могилу отрыли и крышку гроба сорвали. Девица, в покойницу наряженная, сразу присела, ртом воздух свежий глотает. Понять ничего не может, только в истерике бьется. Ребята ее кое-как сумели, наконец, успокоить.

Выяснили, что отец ее директор местного пивзавода, человек в этой местности весьма знатный и уважаемый. Адрес свой сообщила, и они все туда и направились. Не доходя несколько домов, останавливаются, дескать, не дело это домочадцев пугать возвращением дочери с «того света». Сначала их надо как-то подготовить. Николай и пошел. Стучит в окно. Свет зажегся. На крыльцо папаша выходит.

– У вас, дескать, похороны сегодня были?
– Ну да! Вот дочь единственную похоронили, ни с того ни с сего взяла и померла.
– Вот рано, вы, папаша, ее похоронили. Понимаете, как это сказать-то… жива ваша дочь! Мы вот ее откопали случайно и привели.

Папаша чуть чувств не лишился, аж присел бедолага:
– Как это?

Тут мамаша появляется, вся в недоумении.
– Да успокойтесь вы! Все нормально, правду вам говорю, вот сейчас сами увидите!

Свистнул Коля друзьям своим, они девицу и привели. Тут с родными ее и взаправду чуть Кондратий не случился. Но когда родители очухались, радости их предела не было. Трое суток папаша ребят от себя не отпускал, потчевал как самых дорогих гостей и божился, что все проблемы ребят в части уладит. И правда. Загрузил в полуторку самую большую бочку пива, что на пивоварне оказалась, и к командиру части наведался.  Дескать, тут такие служат? И поведал счастливый отец о подвиге служивых, слезно прося командиров никоим образом не наказывать этих славных ребят, ибо по его вине они задержались у него и вовремя в часть не явились». 

Отец закончил свой рассказ, а я тихонько стоял, отходя от детских впечатлений пережитого в голове случая с живой «покойницей». И наконец-то чтобы как-то сбросить с себя напряг от услышанного, спросил у него:
- Пап, а что это за фултонская речь?

- Да как это тебе сказать, Вовка? Я сам ее никогда не читал, но вот наш заместитель командира полка по политчасти, Вдовин Яков Абрамович, удивительный человек – мужик, что надо, нам на политзанятиях о ней кое-что рассказал. Был такой главный министр в Англии, что союзницей в войну была, сэр Черчилль. Вечно с большой сигарой во рту - главарь английских капиталистов. После войны простой английский народ его прокатил – главарем своим опять не выбрал, так он очень рассердился. А когда главный американский главарь Трумэн его в гости к себе позвал, то Черчилль на банкете в свою честь, речь эту и произнес. Если Гитлер немецкую нацию главной над всеми народами сделал, и ради их господства войну со всеми развязал, то Черчилль возьми да ляпни, что отныне те, кто на английском языке говорит, то есть англичане и американцы, тот должен миром править. Вот с этого и началось все. Эти капиталистические собаки нас, советских, из союзников своих сразу во врагов превратили. Даже атомными бомбами закидать хотели. Но товарищ Сталин вовремя приказал свою, уже нашу атомную бомбу сделать. И наши ученые с рабочими сделали ее! Капиталисты тогда очень напугались, и до сих пор боятся и войну с нами не начинают.  Вот, как-то так.

Спасибо тебе батя, а как еще можно более понятно объяснить сопляку, который недавно читать с горем пополам научился, что такое фултонская речь?

Вот при таких обстоятельствах я узнал, что американцы поставляли нам в войну самолеты и танки, правда взаймы, чтобы наши летчики и танкисты на них громили врага, который между прочем был общим, и эти поставки назывались ленд-лизом, за который надо еще отчитаться перед поставщиком… и, как потом выяснилось, и сполна расплатиться.

С момента этого разговора отца с сыном в осенний, ничем непримечательный день, прошло больше чем пол века. И вдруг из глубины подсознания неожиданно всплыли у присевшего по случаю в дачной беседке также по осени уже безвозвратно поседевшего и постаревшего сына подробности из далекого детства.  И свершился инсайт – многочисленные разрозненные пазлы сложились в единую картину связей из прошлого в настоящее. В настоящем мы прибываем, а вот в прошлое ни каждый сам заглянет… Готов помочь, коли возникнет желание попутешествовать в прошлое и разобраться с окружающей на данный момент реальностью.

Ну, что, полетели в прошлое?