Трактат о счастье. Часть I. Глава 7

Часть I.
Глава 7. История паразитизма.

Машинист объявил гнусавым голосом, что следующая станция — «Царское Село».

— Лена, забыл спросить, куда Вы едите? Случайно, не в Екатерининский парк?

— Как Вы догадались? Ах да, смешно Вас об этом спрашивать. И Вы туда же?

— Конечно, ведь наши встречи не случайны, — хитро улыбнулся я.

Синица покинула нас, как только мы вышли из вагона.

— Пойдёмте пешком? Здесь идти минут 30. Можно по Софийскому бульвару или по Конюшенной улице.

— А, какая разница? — спросила Лена, окинув взглядом площадь.

— На Конюшенной можно попить кофейку, на Софийском — высокие тенистые деревья.

— Лучше по бульвару.

Мы перешли площадь и зашагали по дороге, утопающей в тени высоких ветвистых деревьев.

— Какая красота! — воскликнула Лена и обернулась вокруг себя, — что бы Вы там ни говорили, лично я сейчас несказанно счастлива!

— Охотно верю. В то же самое время кто-то сейчас думает, как прокормить детей?... На протяжении миллионов лет животный мир, чтобы выжить, приспосабливался к изменениям природных условий на Земле. Чем разумнее становился человек, тем чаще пытался не адаптироваться, а подстраивать под себя среду обитания. Одни империи и государства приходили на смену другим, но построить такое общество, в котором каждый её член ощущал бы себя совершенно счастливым, пока не удавалось никому.

Безмятежная улыбка спала с лица Лены, я же продолжал как ни в чём не бывало:

— На первый взгляд, рецепт человеческого счастья понятен: трансформировать среду обитания под свои нужды и построить идеальное общество для удовлетворения насущных потребностей. Так почему же до сих пор мы не достигли всеобщего счастья? С проблемой противодействия неблагоприятным природным условиям мы справились. Вот только до сих пор продолжается борьба с другими людьми, группами, обществами, классами, народами и государствами с иным представлениям счастья, которая превращаются в бесконечную череду войн, переворотов, революций и закончится только тогда, когда общество достигнет одинакового представления о сущности счастья. А всегда ли человечество было таким неоднородным? — обратился я к Лене.

— Ну вот, сразу же загрузили, не дав женщине порадоваться и вкусить кусочек своего маленького счастья, — изобразила Лена обиду, нарочито выпятив нижнюю губу, — и что Вы хотите услышать?

— На каком этапе возник в обществе антагонизм? Как у Вас с историей?

— С историей у меня всё хорошо, впрочем, как и с остальным, — ехидно ответила Лена. — Давайте представим себя на востоке Африки, в Танзании. Солнце в зените, но жары не ощущается. Время года определить невозможно – здесь постоянно тепло. Дата -  2.5 миллиона лет до нашей эры. Первобытные люди, Homo Habilis – человек умелый, не пользуются одеждой. Она ни к чему — холодно здесь не бывает. Интимные места прикрыты густой шерстью, да и стыд им ещё неведом. Жилища тоже не нужны, разве что спрятаться от диких животных. Но для этих целей подходят естественные укрытия. Живут первобытные люди небольшими стадами, человек по 20–30. Поодиночке они бы вымерли от голода или были истреблены хищниками. А объединившись в группы, проще обороняться от зверей и добывать пищу. Занимаются собирательством и охотой, используя примитивные инструменты: палку-копалку, заострённый камень и дубину. Жизненные цели первобытных людей исключительно в удовлетворения двух основных своих потребностей: утоление голода и защита от хищников. В этом первобытные люди недалеко ушли от остального животного мира.

— Пока ничего интересного. Что дальше? — вклинился я в рассказ Лены.

— Со временем Homo Habilis научились делать орудия труда, что выделило их из мира животных. В первобытном обществе ещё отсутствовали зависть, паразитизм, эксплуатация, рабство. Любое приспособление шло на пользу всему стаду. С изобретением первых орудий охоты – заострённых палок, дубинок, камней — первобытные люди из жертв постепенно стали сами превращаться в хищников. А добычи было больше, если охотились не в одиночку, а группами. Устраивать ямы-ловушки, заниматься загоном зверей можно было только сообща. Совместная охота, жизнь в группе, разделение труда между мужчинами и женщинами было прогрессивным решением первобытных людей. Мужчины занимались охотой, а женщины — собирательством и воспитанием детей. Шансов выживания стало больше.

— Если разделение труда в стаде было прогрессивным, то выходит, что стирание различий между обязанностями и занятиями мужчины и женщины в наше время — деградация? — предположил я.

— Не задумывалась над этим, — поправила Лена волосы на виске. — Но продолжим. Вожаком в стаде первобытных людей становился самый сильный и умный самец. Авторитет зарабатывался в успехах на охоте, в обороне от хищников и принятии правильных решений в непредвиденных обстоятельствах. В перепалках между членами стада последнее слово было за вожаком, и чем выше был его авторитет, тем быстрее погашались стычки. Но конфликты возникали не только внутри стада, но и с чужаками, зашедшими не на свою территорию. Бились прежде всего за местность, если считали её выгоднее в плане пищи. Военными трофеями становились женщины побеждённого стада, шкуры убитых животных, а также орудия охоты и труда. В военных конфликтах не было ничего прогрессивного для развития человечества. Но, благодаря естественному отбору, выживали самые сильные, умные и ловкие члены стада.

— Понятно, — перебил я Лену, — первобытные люди жили в почти коммунистическом обществе. Совместная охота, справедливое распределение пищи, отсутствие эксплуатации человека человеком. Если бы не агрессивная среда обитания, то могли бы жить вполне счастливо. Ну а что стало с человечеством позже?

— Представим, что мы оказались в юго-восточной части Европы, на территории современной Болгарии. Какой год? Где-то 45 тысяч лет до нашей эры. Первые Homo Sapiens, очень похожи на современников, скорее всего, кроманьонцы. Живут в пещерах, ходят в шкурах, используют копья и стрелы с костяными наконечниками, делают украшения из камней, ракушек и костей, рисуют на стенах пещеры сцены охоты, хоронят умерших родичей, общаются посредством речи. Овладели огнём – в жилищах постоянно горит костёр, возле которого они греются и жарят свою еду. Селятся родовыми общинами от 20 до 100 человек. Все поколения мужчин живут вместе, в то время как женщин, по возможности предпочитают брать из других общин. Основные жизненные цели – добывание пищи, защита от хищников и от агрессивных воинов из других родовых общин.  Кроме основных целей, появились и второстепенные: сохранение или добыча огня, разрисовывание рисунками пещер, изготовление украшений и орудий труда. По сравнению с первобытными людьми – прогресс налицо. И на это человечеству понадобилось целых 2 миллиона лет.

— Ох и нерасторопные же были наши прародители, — усмехнулся я.

— С необходимостью вождя в родовой общине было всё понятно, — продолжала Лена, — но вот возникновение у Homo Sapiens колдунов и шаманов вызывает немало вопросов. Бессилие перед явлениями природы зарождало у человека разумного страх. Не зная настоящих причин явлений, люди считали, что их вызывают действия сверхъестественных существ. Люди прозвали их духами, а самых могущественных из них — богами. В общинах возникали люди, которые посредством таинственных ритуалов заставляли остальных поверить в то, что они способны напрямую общаться с духами и с богами. Их вначале называли колдунами, а позже шаманами или жрецами. Им приносили жертвы — подарки: корзину с зерном, убитое животное. Последние пользовались этими верованиями для укрепления своего господства над общиной. Что давала такая власть? Прежде всего — подчинение всех членов общества воле колдуна или шамана и паразитирование на них. Это со временем и привело к неравенству. На первом этапе, пока у вождей ещё не появилась собственная вооружённая охрана или дружина, они пользовались влиянием колдунов и шаманов на людей в своих целях, чем и объяснялось их мирное сосуществование в общинах.

— Следовательно, — вмешался я, — невежество и доверчивость одних людей, обман и мошенничество других — послужило причиной первичного расслоения людей в общине и зарождения паразитизма, эксплуатации и неравенства. А счастливы ли были Homo Sapiens? Поскольку они обитали в «неблагоприятной» среде, то, вероятно, испытывали только кратковременные ощущения счастья после удачной охоты или победы над войнами из других общин. Особенно если они сопровождались множеством трофеев и пленных женщин. Большую же часть времени они ощущали себя несчастными.
 
Так, незаметно за разговором по Софийскому бульвару мы дошли до Садовой, а оттуда до входа в Екатерининский парк.

— Может быть, Вы и без билетов сможете пройти? — решила Лена подтрунить надо мной.

— На автоматические турникеты и банковские карты мои способности не распространяются, — улыбнулся я, — воздействовать я могу только на живых существ, но пользоваться своими способностями в корыстных целях я бы не стал. Два билета, пожалуйста, — обратился я к женщине в окошке.

— Этот вариант меня тоже устраивает, — засмеялась Лена.

Выйдя на Эрмитажную аллею, мы свернули направо и дошли до Екатерининского дворца. Обогнув его слева, вышли на Рамповую аллею, а уже с неё открывались все маленькие прелести Екатерининского парка.

— Здорово здесь! – воскликнула Лена. — Только вот не нравятся мне однотипные железные скамейки. Мало того, что на них сидеть неудобно, так они ещё и достаточно холодные, особенно, весной и осенью.

— Согласен, — поддержал я Лену, — но тогда и я добавлю свою каплю дёгтя. В этом парке полакомиться шашлыком – это лотерея. Вчера ещё мясо не подвезли, сегодня оно уже закончилось, а завтра вообще жарить не будут!

— Нет шашлыка? — разочарованно произнесла Лена. — А что мы тогда здесь делаем? Никакого уважения к посетителям! – воскликнула она, едва сдерживая смех.

— Осмелюсь заметить, что не я выбрал для прогулок этот парк. Я всего лишь присоседился к Вам.

— Может быть, нам сегодня повезёт? – спросила Лена, посмотрев на меня, как голодный пёсик на обедающего хозяина с куриным окорочком в руке.

Несчастное выражение лица Лены меня сильно развеселило, и я не смог удержаться от смеха, который, похоже, был столь заразителен, что вскоре и Лена рассмеялась.

— Предлагаю продолжить нашу беседу, глядишь, и аппетит нагуляем?

— Сильнее всего расслоение началось в древнем Египте. Представим, что мы очутились где-то в верхней его части. Какое время? Около 4 тыс. лет до нашей эры. Кто эти люди? Вероятнее всего, бадарийцы. Основные занятия – мотыжное земледелие, рыболовство и животноводство. Живут дружно, большими поселениями. Никакого социального неравенства пока нет. Перенесёмся чуть позже… Вожди и старейшины распределяют земельные участки, управляют делами общины. За это они получают внушительные взносы в виде части собранного урожая и приплода скота, которые со временем превратились в принудительный и тяжёлый сбор. Знать богатеет, а простые крестьяне едва сводят концы с концами. Во время войн между племенами победители захватывали пленников. Их забирал себе вождь и другие знатные Египтяне. Пленников превращали в рабов, а знать их захватившая составляла класс рабовладельцев. Награбленные вождями богатства позволяли им набирать надсмотрщиков, стражников и отряды воинов, чтобы заставить повиноваться рабов и крестьян. Непокорных избивали палками или казнили. С ростом числа стражников и воинов усиливалась и власть вождей, и стали возникать государства.

— Прошу прощения, Лена, а формулировку государства не напомните?

— «Государство — это политическая форма организации общества на определённой территории, суверенная организация публичной власти, обладающая аппаратом управления и принуждения, которому подчиняется всё население страны».

— Спасибо, продолжайте.

— Вот так и возникло классовое неравенство в изначально равноправных племенах и общинах. Одни люди грабили других людей, а награбленные деньги пускали на оплату аппарата принуждения для того, чтобы продолжать эксплуатировать и держать в повиновении ограбленных. Ну вот, в принципе, и всё, — закончила Лена.

— Предположим, что крестьяне были бы умнее, и не допустили бы возникновения неравенства. То есть, сообща контролировали бы распределение зерна и животных между всеми членами общины. Стали бы они более счастливыми? Возможно, если бы не было войн, а, следовательно, и пленных, которых превращали в рабов. Даже если допустить, что всех захваченных в результате войны рабов честно распределяли между всеми крестьянами, то возникновения рабовладельческого строя было бы не избежать, а, следовательно, и эксплуатации человека человеком. Таким образом, возникновение неравенства и паразитизма было предначертано.

Обсуждая эту интересную тему, мы незаметно обогнули большой пруд и дошли до кафе "Волконский", которое располагалось в башне из красного кирпича. Во дворике с правой стороны от кафе стояли летние столики, за которыми сидели посетители. По знакомому запаху и небольшому дымку мы сразу поняли, что это шашлыки.

— Ура! Нам повезло! – воскликнула Лена, удовлетворённо поведя носом.

— Прекрасно!  Ещё раз убедился, что Вы счастливый человек. Прошу, — пригласил я её за свободный столик.

[Добро пожаловать в анонимный клуб интеллектуальной элиты - magsus.ru]