Как Ландер Куриленкой чуть не стала

              Наде Толоконниковой, что только насмешила и так смешную манду своей глупостью, ибо профессиональная фотомодель Милена Ангел превосходит ничтожных потаскушек, зачем - то фотающихся голыми, на порядки и в разы       
   Прошлогодний снег Садальского, стоило ему воплотиться не в рисованных самодвижущихся картинках, но в затхлой печальной реальности волошинского чертоворота бегающей за своим хвостом по кругу России, стал, разумеется, не столько протухлым боржчом доброхотной пропаганды уровня тупее и еще тупее, тупо как только можно, тупо быстрее, тупо всегда, прошу прощения за моцартизм в условиях санкций и желающей победы армии Венка крысы Потупчик, сколько той геополитицкой катастрофой, что и самоотменила мусорские присяги неожиданно вымырнувшей в девяностых шелупени, подвизающейся ныне постами министров, губернаторов и даже, страшно подумать, самого президент - диктатора, почему - то не застрелившегося после подписания Беловежских соглашений Невилла Чемберлена, но злоупорно продолжающего насаждать все вот это вот все, от чего вменяемые людишки бегут, как не бежали в Юрьев день или после краха Белого движения, насыщая умом и мускулами сопредельные и вовсе дальние веси, разнося по планете грандиозный слых о стратегичности в кучах, о билизованных на священность боротьбы за чужой и чуждый бизнес на крови, о приторном говнеце снова крысы рунета, не высмеиваемой мною, отнюдь, изучая гадину все эти годы, я силился понять не истины Талькова, а хоть какую частичность совести, здравого смысла, просто порядочности в публикуемых нолях и единицах, примерно, как ждать спасения Чапая или просто хорошего кино от российских кинематографистов, что глупо априори. Изучение давно прекратилось, так, по старой памяти метнешься и ведь буквально ушатываешься подлостью и глупостью холуев и прислуги, как я уже говорил, лукавые царедворцы частенько рискуют шкуркой, сроком или вообще жизнью Немцова, а прихваты, облизывающие любую властишку, всегда в шоколаде, достаточно покоситься в сторону седастого Познера, как будущее Криськи встает во всей красе. Несут на носилках парализованную старушку в жолтой маечке, звезда холокоста, все дела, Бортко в президиуме, мусора, фесеошники, а эта древняя кричит с носилок, грозя кулаком :
     - Ужо !
     Уж и гнали его маклаки, и, сговорившись, позволяли укупить на грош пятаков, заказывая стюдню на копейку в базарном трактире, подкупив полового медной копеечкой, чтобы в момент самонужный выпер и позвал Ужо, чего только не предпринимали рыночные предприниматели - все зазря. Торчит сычом Ужо, мешок бездонный теребит, зыркает по сторонам, как чего узреет - коршуном летит и первым оказывается возле потенциального продавца родины.
    - Скольки ? - деловито интересуется Ужо, кругом обходя продающего херню любую. - Червонец ? Га ! А рублевку хошь ?
    Хитрованцы сразу просекали плагиат, лишь дурной не читал Гиляровского, хоть Ксения Собчак и не рекомендовала таковского, а на Первом и в бложике Несмияна прямо разоблачили гадящую англичанку, глобально овевая тот скособоченный сарай, что все эти граждане не удосужились вычистить, найдя себе достойнее применение шишковатить и чапманить экспертизой, аналитикой и вдумчивым разбором полетов уже подзабытого за недосугом  " Боинга ", сшибленного гиркинцами и давно, что тот же Несмиян, помнится, опровергал. Шумели хитрованцы, тихохонько злобясь на неизменность окружающего их пространства. Что с того, что будошник стал росгвардейцем, гнилой трактир модной кафешкой, а меловая доска маркера смартфоном ? Народишко - то остался прежним, вот в чем самая коренная суть.
     - Народ, сшибаемый как кегли,
     Летя во все концы бескрайних зим,
     Нес за собой чумой и тифом
     Горячечный тот бред,
     Что воплотился гением Петра,
     И фарш от сути большевизма,
     Прикрыл червей, личинки мух,
     А также золотой рублевик
     За мальчика кровавого в глазах.
     - Недурно, - оценил книжку хохотливый и длинный граф Орлов, перед ликвидацией холерного бунта решивший ознакомиться с достопримечательностями старой столицы, швыряя с седла серебряный ефимок, жадно принятый трясущимися руками Ужо. - Жох ты и хлюст, конечно, но умеешь потрафить антиком каким, потому живи.
     Пришпорил горячего жеребца лихой офицер и убыл, бля. Он же военный, присягу давал, вероломствовать боязно ему, про честь не понаслышке знает, опять же в рай не угодишь потом - то. Сука, в общем, он сука и есть, любую форму на него натяни, какую угодно идеологию вотри, никогда не быть ему человеком, а вот быть им или не быть - это истинно по графу Льву Толстому каждому за себя решать. Кто - то же ведь и в попу трахается, кто - то пирожками с капустой банчит, а иные офашизевшей в дупелину территории побед желают и властителям ничтожным сраки лижут. Каждому - свое.