Бейкобой, блуждающий рыцарь. Глава 2

Глава 2,

в которой Бейкобой находит свою святыню

День уходил, и солнце, укрытое серыми дождевыми облаками, было похоже на угасающий факел. На фоне багрового неба очертился смоляной силуэт разрушенного храма. Зияющая пустыми высокими окнами, лишённая крыши громадина стояла на высоком холме, поросшем густой, словно борода великана, травяной порослью. Руины заслоняли небо, заслоняли угасающее солнце. Некогда здесь совершались обряды отправления и свадьбы, здесь горели высокие белые свечи и шелестела фиолетовая мантия священника. Но камни баллист и тараны уничтожили храм. Недолго пришлось отряду мастера Диггона Чёрного прятаться за толстыми стенами святыни…

Бейкобой стоял у подножия холма. В тот день он еле спасся от разбушевавшегося Аронота, рыжебородого великана, проскакал много лиг от моста Горгулий до Старого Храма, и теперь решил заночевать под его голыми сводами.

Ветер ерошил ковыль. Отправив вечернюю молитву в землю, Бейкобой разложил костёр и уселся на поросший мхом камень, некогда бывший основанием храмовой колонны.

Поганое чувство трепало душу рыцаря, как треплет ветер простреленное знамя. Ему вспомнился День Святого Илиана в Озёрном замке. С самого утра отец, и в обычные дни муштровавший всех домашних, как солдат, лютовал пуще прежнего. Пуская в ход отборную боевую брань, а иногда и кнут, он ещё до первых петухов заставлял всех домашних проговаривать длинный текст утреннего Илианового благословения до пятидесяти раз, чтоб “помнили, как следует ублажать дающих свет”. Затем следовал храмовый обряд. Инок Юрлин вёл длинную Илианову службу, продолжавшуюся чуть ли не весь день, весь день жёг можжевельник его служка Годок, и весь этот день сыновьям Хуго, его жене, дружинникам, слугам и невольникам следовало провести, стоя коленями на жёстких прутьях тростника, которыми устилали пол Лонгбаракского храма. Тягучие молитвы и громогласные причитания, дерущий горло запах горящего можжевельника, жгучий холод старых стен - Бейкобою казалось, что нет на свете казни хуже, чем бесконечные храмовые обряды. Бывало, что уже к середине службы ему в голову приходили воспоминания о повешенных. Их он повидал в избытке, ведь его отец имел странную привязанность к этому виду казни. Бейко много раз видел, как пляшут висельники чёрную джигу под аккомпанемент стонущей верёвки и хрустящей шеи, и ему казалось, что предложи ему сейчас кто-нибудь сплясать вместе с ними, он бы сделал это с величайшим удовольствием. С благодарной улыбкой на устах он взошёл бы на эшафот и сунул голову в петлю - лишь бы подальше от храма и инока Юрлина, его можжевельника и причитаний. От отца…

От травы костёр страшно коптил, и вскоре руины старого храма утонули в сером дыме, словно бы в тумане. Бейкобой решил, что у него нет никакой охоты подавать дымовой сигнал врагу - проклятый рыжебородый великан мог быть где-то рядом - и потому решил подкинуть в огонь несколько сухих палочек. Рыцарь порыскал по углам каменной коробки и собрал кое-каких веточек, занесённых сюда ураганом или путниками - такими же, как и сам Бейкобой.

Тогда-то он и увидел его в первый раз.

Услышал хрип его серой лошади, разглядел за пеленой дыма его серую хламиду.

-Послушайте, мастер! - крикнул Бейкобой незнакомцу - Я бы не бродил здесь в одиночестве! В округе рыщет великан. Хотя мои копьё и меч доставили ему множество хлопот, он всё ещё силён. Присядьте со мной к огню - вдвоём нам будет легче одолеть его, коль придётся…

Всадник на серой лошади молчал. Он стоял во мгле, подобно изваянию - не перебирал удила, не менял позы и, казалось, даже не дышал. Лошадь его не гребла землю копытом, а просто стояла, уткнув морду в ковыль. Бейкобой смутился:

-Ответь мне, странник! Или ты немой?

Всадник продолжал стоять как изваяние. Но Бейкобою показалось, что изваяние это всё-таки приближалось к нему, словно плыло по серой реке.

Бейкобой вытянул из ножен меч.

Сверкнула молния.

-Стой! Стой, отродье тьмы! - закричал Бейкобой. Гром страха рокотал в его голове, туман затягивал глаз.

Серый Всадник вырос на глазах. Он стал выше храмовых стен.

Бейкобою хотелось убежать, но ноги его вросли в землю и похолодели. Он хотел закричать, но рот его не открывался, а крик застрял в горле тяжёлым холодным камнем.

Всадник стал похож на гору. Вдруг он махнул рукой, серый капюшон упал с его головы.

Бейкобой уронил меч. Меч обратился в змею и обвился вокруг его ноги.

-Мерзкий еретик! - зашипел Всадник - И ты смеешь называться моим сыном? Моим сыном - сыном мастера Хуго Лонгбаракского…

Бейкобой не мог ни двинуться, ни зажать руками уши. Кажется, что сосуд с ядовитым голосом старика лопнул где-то в небесах, и яд этот изливался теперь на молодого воина липким дождём.

А гадкая змея, бывшая когда-то мечом, уже вцепилась в правый бок рыцаря и томила каменной болью. Всадник же, бывший его отцом, великаном Аронотом и Нечистый знает чем ещё, всё клокотал и клокотал своим мерзким голосом…

Бейкобой не мог больше дышать. Среди ядовитой глухоты, разлившейся в его мозгу, он вдруг различил тонкий голос матери:

-Бейко! Я люблю тебя!..

Но не мать говорила с ним - маленькая разбойница сидела на веточке, росшей из деревянных плеч всадника, и говорила материнским голосом. А тьма всё разрасталась и разрасталась…

-Кто ты? Назовись? Зачем блуждаешь?

Кто это говорил? Бейко ничего не понимал…

Он закричал и тут же проснулся.

***

-Насыпь ей овса, Нала! - твёрдый низкий мужской голос звучал поблизости. В нос бросился запах полыни.

Бейкобой разлепил глаза. Над ним, под чёрным потолком, висел пук пахучей травы.

“Где я?” - проблеснула мысль в голове блуждающего рыцаря. - “Неужто крыша? Откуда? Дом?”

Слышался скрип половиц от тяжёлых шагов и недовольное бормотание всё того же твёрдого низкого голоса. Спустя несколько мгновений Бейкобой смог поднять голову и разглядеть место своего пребывания получше.

Это была небольшая тёмная комнатка. Бейкобой лежал в самом дальнем её углу на тюфяке, брошенном прямо на дощатый пол.

“Деревня или город” - подумал Бейкобой - “Узнать бы”.

Вся комнатка была уставлена разнообразными колбами, бочонками и бутылками. Потолок её кто-то увешал сухими травами самых разных видов - от полыни и степной колючки до самого обыкновенного дрока. Особенно много было сирени.

Вдруг посреди всего этого странного подобия домашнего уюта дверь открылась, и в комнате появился высокий пожилой мужчина в старой коричневой мантии и сером домашнем колпаке. Некогда этот мужчина, видимо, был красив и статен - осанка у него была, как у кавалериста, чеканный профиль с буравящими чёрными глазами придавал хозяину сходство с настоящим бароном, а то и графом. Но фигура мужчины теперь заплыла жиром, по лицу были разбросаны глубокие морщины, в гриве чёрных волос и в чёрной бороде пробивалась серебристая седина, а узловатые грубые руки выдавали в нём простолюдина.

-Хоз… - попытался произнести ослабевшим голосом Бейкобой. Он испугался собственной хрипоты - голос звенел так, словно Бейкобой молчал целую вечность. И слово “хозяин” застряло у него в горле.

Хозяин приблизился к лежащему на тюфяке рыцарю. Он молча взял его руку в области запястья, затем своими широкими пальцами потрогал лицо и шею Бейкобоя, потрогал и правый бок. Бок, и без того нывший, отозвался жгучей болью. Из горла рыцаря вырвался короткий хриплый стон.

-Чтоб тебя! - выругался он.

-Уже не так плохо… - сказал хозяин - Ни дурнокровия, ни белянки. Силён.

Говорил он отрывисто, отплёвывал слова, как косточки граната, и делал это так, словно обращался к самому себе, глядя сквозь Бейкобоя.

-Где я? - произнёс Бейкобой уже чётче - Кто вы такой?

-А бок ещё кровоточит, дурной знак. - прошептал хозяин себе под нос, а потом добавил, уже громче и глядя Бейкобою в глаза - Лежите спокойно, мастер-рыцарь. У вас в боку побывал тяжёлый кольчужный шип. Вам повезло - видно, ваш противник был ослаблен, и оттого промазал мимо всех мало-мальски важных органов. Прошло по верхам, как мельничное колесо по воде.

Затем хозяин обернулся и прокричал в сторону двери:

-Нала! Смени ему повязку!

-Так кто вы, мастер… - не унимался Бейкобой.

-Не зовите меня мастером, я не благородной крови. - ответил хозяин - Меня зовут господин Родбрик. Я главный глабеторхский лекарь.

Глабеторх. Совсем небольшой рыбацкий городок у реки Морты, практически деревушка, окружённая высоким частоколом с постоянным караулом. После победы над дикарями-саламандрами на равнине Бутгармдазе, мастер Рондонг Белоусый получил из рук короля Кондора Пятого серебряный жезл с рубинами и право выбрать любое место для дальнейшего служения. Так доблестный рыцарь Его Величества стал вождём Глабеторха, а от соседей получил прозвище Сельский Староста. Вместе с Рондогом в Глабеторх отправилась его дружина, а также - и его боевой товарищ, старинный вассал лонгбаракских графов, мастер Китли, прозванный Железная Рука. Интересно, живы ли они ещё, подумал Бейкобой. Боевые товарищи…

Но сперва нужно было разобраться с главным:

-А как я попал сюда? - спросил Бейкобой.

-Я ездил за реку, к одному знакомому винокуру. А на обратном пути увидал вас, лежащего в траве у самой Мортовской дороги. Сначала я думал похоронить вас, чтоб хворь какая из вашего трупа не вышла… потом гляжу, живы. Вот и решил взять, подлечить.

Рыцарь тяжело вздохнул и попытался улыбнуться:

-Благодарю вас, достопочтенный Родбрик… а что теперь со мной будет? Я выживу?

-Хороший вопрос, мастер-рыцарь! Такой же хороший, как и где эта негодница! - он снова обернулся к двери и прокричал - Нала! Где ты, Нечистый тебя разбери!

Дверь скрипнула, из-за неё, словно белый кот, выскочил сноп света, валивший, видно, из окна в главной комнате дома.

На пороге появилась высокая, тонкая девушка в струящемся белом платье, подпоясанном тонким кожаным ремнём.

Ни в одном краю, ни в одном городе бескрайнего Андаланского королевства не видел Бейкобой девушки прекраснее. Чудесное бледное лицо в обрамлении огненно-рыжих, прямых волос, покатые плечи, изысканная фигура. Вся она была словно явленная мечта, словно не человек породил её, а сам Великий Дух соткал из Восьми своих Ветров прекраснейшее из возможных живых существ. Каждое движение её - поворот плеч, наклон головы, лёгкий шаг - был исполнен изящества и красоты. У Бейкобоя вмиг воспламенилось лицо, а сердце, до того бившееся ровно, вдруг замерло, и у рыцаря перехватило дыхание.

-Нала, и сколько раз я должен приказать тебе… - Родбрик вскочил на ноги. Он со жгучей злобой смотрел на девушку.

-Пришла старая Шико за отваром от газов, и что - я должна была бросить её, дать ей навонять в лавке? - Нала внимательно посмотрела на лекаря немигающими глазами.

-Займись им! - бросил Родбрик и обернулся к рыцарю - За вами присмотрит Нала, а меня ждут больные. В городе начинается хворь, и я должен быть с ними.

Закончив этот доклад, лекарь снял с гвоздя плащ и широкополую шляпу и вышел за дверь.

Бейкобой всё ещё трепетал. Боль в боку казалась уже совсем безопасной. Он почти благословлял её - ведь именно благодаря этой боли чудесные руки Налы коснутся его тела.

Нала тем временем, бормоча проклятия, сворачивала на столе повязку. Затем она подошла к рыцарю, встала на колени, быстро и ловко полоснула ножом по окровавленным бинтам и бросила их на пол. Ещё мгновение - и новая повязка забелела на прокопчёном дорогами рыцарском боку.

-Как ловко! - произнёс Бейкобой - Вам бы обучиться владеть мечом, цены б вам не было.

-Не всякому нужен меч. - спокойно произнесла Нала. Голос у неё был тихий и низкий, но оттого не менее прекрасный.

-Вы правы… но воинов я видел множество, и могу отличить точную руку. У вас она точна.

Нала улыбнулась.

-Вы так говорите, потому что я не распорола вам бок? Боитесь, мастер-рыцарь?

-Вовсе нет…

Она подняла на него глаза и улыбнулась.

Бейкобой не мог наглядеться в них. Словно две острые стрелы пробивали они его, словно две колоды мешали шевельнутся. У Бейко захолонуло сердце.

-А зря не боитесь! - и она опустила глаза.

-Вот оно и всё! - неожиданно ласково добавила Нала - Отдыхайте, мастер-рыцарь.

Нала снова оказалась на ногах, резко обернулась и гордой поступью зашагала к выходу. Бейкобой глядел ей вслед, любуясь на то, как вскипает её молодое упругое тело под белоснежным платьем.

Не видел он ни гримасу отвращения, бороздившую её лицо, ни грязи её подола, ни пристёгнутого к левой ноге короткого кинжала…

День шёл за днём. Первые три дня Бейкобой почти не вставал - бок сковала раскалёнными тисками рвущая боль. Господин Родбрик распорядился давать ему отвар сон-ягоды и окуривать комнату сушёным можжевельником.

Нала ухаживала за ним - меняла повязки, приносила еду и лекарства. И в эти минуты боль отпускала блуждающего рыцаря, а в сердце начинала бурлить горячая смола зарождающегося чувства. Бейкобой лежал, глядя в затянутый травами потолок, шептал по целым часам: “Нала, Нала, Нала”. Рыцарю нравилось, как нежно звучало это имя. Очень уж оно шло юной рыжеволосой красавице. Но больше, чем “Нала” ей шло только полное имя, такое имя, которое редко встретишь у простолюдинок - Иналия.

Утром он уже ждал её появления, а уж когда заслышал, как она своим нежным, но твёрдым голосом разговаривает с посетителями, советуя то одно лекарство, то другое, и вовсе забывал дышать.

В основном, Нала отпускала лекарства, оставленные господином Родбриком. Но иным посетителям - в основном, совсем молодым девушкам - Нала подавала что-то не с прилавка. Они перешёптывались, а затем Нала доставала из-под старых половиц небольшие свёртки и отдавала девушкам. Девушки кланялись Нале, будто перед ними была женщина много старше их, хотя самой Нале - по крайней мере, так казалось, Бейкобою - не исполнилось и семнадцати. Поначалу рыцарь задумывался, что за свёртки подаёт прекрасная лекарша глабеторхским девушкам, но стоило ему только подумать о глазах, губах и нежных руках его возлюбленной, как всякие вопросы отлетали прочь.

Ближе к вечеру Бейкобой вдруг вспомнил начало старой песенки, которую некогда сложил мастер Лиддо, его дядька, и затем частенько напевал под арфу и барабан:

Пою тебе, моя Митера,
Пою тебе одной!
Через леса услышь мой голос,
Влюблённый и живой.
Для Духа для Великого,
Для славы боевой,
С кочевником сражаюсь я
Копьём и булавой.
Вот бой уснёт, король наш,
Премудрый и благой,
Оденет меня в мантию
С фигурой боевой.
Но я клянусь, Митера,
Своею головой,
Что всех наград дороже
Мне голос нежный твой…

“И что это трубадурские песни снова полезли мне в голову?” - подумал тогда Бейкобой - “Ведь и от них я отказался, когда покинул замок отца. От них я отказался, когда отказался от наследства и Андаланского Храма, от доли барона на службе короны”.

Дума Бейкобоя омрачилась. Весёлость и влюблённость, навеянные лихой рыцарской песней, вмиг растаяли, как утренний туман.

“Ведь я не хотел быть рыцарем. Не хотел биться, как все они. Быть таким же грубияном, как отец, и таким же жестокосердным лицемером, как дядя Лиддо. Я хотел стать отшельником, святым странником, которые проповедуют Слово Земли и Великого Духа, как это когда-то было на Юге. На Юге, которые мои отец и дядька покорили, выжгли, уничтожили. Я хотел стать святым, просветить души всех, кто ещё молится Великому Духу в королевском Храме, у зажравшихся проповедников и алчных иноков. Я хотел…”

Мысль Бейкобоя прервали крики. Родбрик и Нала, всегда говорившие друг с другом через губу, теперь, кажется, были готовы разорвать друг друга на части.

-Где тебя, чертовку, носило? Я ведь просил не ходить за ворота! - грохотал голос Родбрика.

-Я была у Сиреневого пруда, я же сказала! - рокотала в ответ Нала.

-Я запретил ходить туда! Или ты забыла, как я отмаливал твою жизнь у старшины охотников, забыла? Забыла, что тебя хотели сжечь?

-Я не делала ничего дурного, сколько можно повторять! Я хотела отдохнуть…

-Отдохнуть? - кажется, это слово оборвало последнюю верёвку в душе Родбрика, последний противовес рухнул, и жернова гнева обрушились на голову бедной Налы - Да что ты, гадкая девка, о себе возомнила! Я - Родбрик, сын Юргера, глабеторхский лекарь. Я не позволю, чтоб в мою дочь кидали камнями, пока она бредёт к Горячей площади, в пасть судебному костру! Я запру тебя на сто замков! Клянусь Пророком, запру!

-Запирай, разбойник! - крикнула Нала во всё горло. Мгновение - и она вбежала в комнату Бейкобоя.

Рыцарь вздрогнул. В гневе эта девушка была едва ли не прекрасней, чем во всегдашней своей весёлой язвительности. И если раньше она напоминала Бейкобою лису, то теперь она скорее была похожа на грозную мантикору, рёв которой он когда-то слышал в Одиноких горах и от страха не мог спать всю ночь. Нала уставилась в окно и долго-долго в него смотрела. В конце концов она со сдавленным криком ударила стену кулаком и зашипела, как змея.

-Ненавижу… - шептала она - Ненавижу…

-Что случилось, Нала? - спросил Бейкобой. Ответом ему был ледяной взгляд прекраснейших на свете глаз.

Нала долго буравила Бейкобоя немигающим взором. Она хотела вцепится ему в лицо, стащить кожу с его костей… но прошло несколько мгновений, и гнев в её груди улёгся.

-Ничего… вас это не касается…

-Простите мою навязчивость, Нала, но мне кажется, вам было бы легче, если бы вы выговорились…

-Не вам уж точно… - пробурчала Нала себе под нос - Есть кому рассказать.

Нала ринулась к двери, но та не поддалась. Девушка несколько раз нажала на дверь, но она и не думала сдвигаться с места. В ярости Нала замолотила по старому дереву и закричала:

-Открой! Открой, отец! Отец!

-Это тебе за разбойника, мерзкая девчонка! - послышался голос Родбрика - Подумай эту ночку…

Нала ещё некоторое время поколотила по двери, но затем, сдавшись, она сползла на пол, и села, обхватив руками колени. Было слышно, как она всхлипывает. Но уже скоро она подняла голову. На заплаканном лице её отразилось смущение:

-Я ненавижу его… - начала она без обиняков - Ненавижу его всеми силами души. Он думает я его служанка! - Нала вскочила и снова заметалась по комнате - Конечно! Служанка! Невольница! Тоже мне - баронишко выискался! Он думает, может бросить меня под замок, как воровку, а я ничего не сделаю, ничего не скажу? Как бы не так! Он ещё узнает мой гнев! Он ещё попляшет на угольях!

Нала так горячилась, так размахивала своими тонкими руками, что в какой-то момент больно ударилась о шкаф, да так, что все склянки, стоявшие в нём, зазвенели. Личико Налы сжалось от боли.

-О Великий Дух, Нала! - почти прокричал Бейкобой - Вам больно?

-Всё хорошо… - процедила Нала - Не так больно, как от его бесконечных придирок. Я бы привыкла, не будь у меня выбора…

-Имеете в виду брак? - дрожащим голосом спросил рыцарь. Нала улыбнулась:

-Чтобы терпеть такие милости от другого мужлана! Нет уж, пускай меня лучше сожгут по суду Первосвященника! Да и не найдётся во всём Петском графстве, да что там - во всём Андаланском королевстве - такого мужика, за которого я пошла бы замуж. Держи, охотник, мешок - белок в лесу до кишок! - она рассмеялась.

Бейкобою стало не по себе. Конечно, он не претендовал на брак с простолюдинкой, и её слова о мужчинах расстраивали его. Но они же и ободряли, придавая зарождающемуся в душе рыцаря тёплому чувству турнирный азарт. Значит, не будет на этом поле у него соперников!

Брак с простолюдинкой, турнир, соперники… и всё же сколь сильна в нём графская кровь. Семь лет прошло - не изжилось наследие Хуго!..

-Я понимаю вас, Нала. Очень хорошо понимаю, верьте мне… я и сам покинул отчий дом.

-Хотелось славы? - в лице Налы был неподдельный интерес - Думали, поехать за Великую Реку, бить дикарей-саламандр?

-Нет, что вы… О доблестях, о славе и подвигах мне никогда не мечталось. Ну, разве что, детстве. Нет, милая Нала, рыцарское поприще претило мне. Я хотел стать отшельником…

Нала усмехнулась.

-Хорош отшельник - с копьём да мечом!

-Да, отшельником! - невольно Бейко тоже улыбнулся - Нянюшка много рассказывала мне о старой южной вере, которую здесь у нас называют ересью. Она говорила, что нужно прогнать всех проповедников и иноков, всем жить свободно, на лоне природы проповедовать слово Пророка…

-Или вовсе обойтись без Пророка.

-Но как? - Бейко даже похолодел - Ты не веришь в Силу Свитков?

-Я верю в то, что вокруг нас - в природу, то есть. - Нала говорила уже много спокойнее, но угольки ярости ещё дотлевали в её глазах - Она даёт нам жизнь и силы. У неё сотни духов, тысячи глаз и ушей. Она мудрее нас… и уж точно мудрее всяких там свитков. Твоя нянюшка недурно придумала - прогнать всю эту свору вон. Но зачем снова упираться в Пророка?

-Но его слово священно. Оно исцеляет души и даже врачует тела…

-Брось, Бейкобой! - дерзко бросила Нала - Я помогаю этому козлу, который называется моим отцом, врачевать людей уже много лет. Я повидала и чуму, и белянку, и волчью хворость, и Нечистый знает, что ещё. И ни разу, сколько мой господин Родбрик не молился, не жёг этот противный можжевельник идолу, ни разу ещё не помогло…

-Курения, быть может, и излишни… - хватался за последнюю соломинку Бейкобой. Но Налу было не остановить. Она говорила и говорила, и голос её журчал, как самый чистый горный источник.

-Я ненавижу их. Ненавижу за их ложь, за злобу, которую они покрывают маской доброты. И потому не хожу в храм. А этот запах - он убивает меня!

-Но не Пророк придумал курения…

-Да что ты заладил - “пророк, пророк”! Послушай, неудавшийся отшельник - если ты решил, что можешь тут проповедовать, потому что вдруг стал рыцарем, то лучше замолчи прямо сейчас!

-Не говори со мной так! - Бейкобой не на шутку разозлился - Я старше тебя и я рыцарь! И потом: я не хочу тебя ранить. Я только хотел сказать, что понимаю тебя…

-И стянул всё на Пророка Гарана!

-Не передёргивай… мой отец был такой мразью, что твоему и не снилось! Однажды на моих глазах он затравил охотничьими псами сына нашего плотника. Я до сих пор помню, как вопил несчастный малыш, как стенал его связанный отец. А всё из-за того, что на ногу моему брату упала доска из плотницкой мастерской…

Нала недолго помолчала.

-Страшно как… - сказала она - А моя мать, гнить ей в Чреве Мира, разбила мне голову колотушкой. Вот, гляди.

Она придвинулась к нему, откинула прядь волос и показала Бейкобою огромный шрам, скрытый за волосами.

Бейкобой воспламенился. От близости её тела, от прекрасного вида её шеи и лица его переполнял огонь страсти. Не сознавая, что делает, он дотронулся до плеча девушки.

-Бедная… - только и смог промолвить Бейко.

-Ага… - произнесла Нала - Отец сам зашивал меня, врачевал неделю… вообще он по-своему любит меня. Вернее, думает, что любит. Дурак несчастный…

Нала отодвинулась от Бейкобоя. На руке его всё ещё тлело тепло её нежного плеча.

-А почему отшельник стал вдруг рыцарем? - спросила она.

-Это долгая история.

-Расскажи…

-Я тогда второй год блуждал по Андаланскому королевству. Пытался проповедовать, да только отовсюду гнали меня. В один прекрасный летний день сидел я в Синем Лесу, кобыла моя, Бато, рядом на полянке паслась. И вдруг так мне стало грустно, гадко… понял я, что не сдюжил, не смог стать тем, кем хотел. Плакал даже с тоски. Понял, что надо бы в город ближайший пойти да там и остаться. Домой я вернуться не мог - отец бы повесил меня, это точно. Да если бы и не повесил… просто видеть я его не хотел. Денег у меня не было ни медяка. Но вдруг вспомнил я про фибулу, которой плащ по зиме подкалывал. Я её в память о матери взял. Сел я на Бато и поехал до ближайшего города. Там, в лавке ювелира, я узнал, что фибула эта из редкого красного золота, а камень в ней - драконий глаз, редкость почище даже красного золота. Продал я фибулу и купил себе кольчугу, поддоспешник. А что ещё было делать? Вспахивать землю я не умел, да и с ремёслам не обучился. Зато с детства нас с братом отец да дядька учили воевать - колоть, рубить и резать. В общем, убивать. Только этим я и мог бы прокормится. Как говорится, кусок хлеба не в торбе, а на конце копья ищи. Копьё и булаву и взял в долг у оружейника из того же города. Но в городе мне оставаться не хотелось. Так я решил странствовать… упал на землю, как учила меня нянька Лорни и поклялся Великим Духом и Восемью Ветрами Его, что буду приходить на помощь всякому, кто в ней нуждается, гнать прочь нечисть, что человеческую жизнь уничтожает.

Нала слушала рассказ внимательно. Однако на последних словах она как будто бы погрустнела. Но Бейкобой не обратил на это внимание и продолжал свой рассказ:

-А в рыцари… в рыцари меня посвятили, когда я пошёл за Великую Реку.

-Ты воевал с саламандрами?

-Приходилось. Я встал под знамя мастера Китли Железной Руки, когда уже выкупил своё оружие. Мы пошли на саламандрского атамана Сан-Ашада, который лиходейтсвовал у самой Великой Реки, во владениях короля. Мы сделали несколько вылазок, во время одной из которых я спас жизнь своему сюзерену. После боя мастер Китли посвятил меня в рыцари и даже подарил свой меч! - Бейкобой указал на меч, стоящий в углу комнаты. Нала потянулась и взяла его в руки - Правда, в битве за Бутгармдазе я не смог сразится - слёг с лихорадкой, и меча поднять не мог. А когда мастер Китли вернулся с победой, я попросил его отпустить меня снова блуждать по Андалану. И он, добрая душа, отпустил. Я очень благодарен ему… за всё, за всё благодарен!

Нала снова помрачнела. В сумраке комнаты её грустное лицо обрело черты готовящейся к прыжку волчицы.

-Ты знаешь, что Китли Железная Рука живёт в Глабеторхе? - спросила она холодным твёрдым голосом.

-Он жив? - спросил Бейкобой - Слава Великому Духу… и чем он занят?

-Он начальник городских охотников.

-Вот как. Ну что ж, у вас, я думаю, должно быть спокойно по части Охотников. Не думаю, что в Глабеторхе на каждом шагу ведьма или колдун.

-Ну, пока спокойно… только я не люблю Охотников. Вообще власть не люблю…

Слова её были столь вески, что Бейкобой не решился ей ответить.

-Ладно… я устала… - сказала Нала - Уж коль на то пошло, давай укладываться. Я лягу в дальнем углу!

В этот самый момент Нала и Бейко услышали, как с той стороны двери отошёл засов. Дверь открылась. На пороге показалась мощная фигура господина Родбрика.

-Иди к себе. Поговорим завтра. - твёрдость в его голосе была такая же, как и у дочери. Не так уж они и различны.

Нала встала и, демонстративно тепло попрощавшись с Бейкобоем, отпихнула отца с дороги и вышла прочь. Господин Родбрик, не прощаясь, последовал за ней.

Бейкобой весь полыхал, и не боль в боку была тому причиной. Он весь дрожал, а перед мысленным взором всё носился образ прекрасной Налы, которая - о Великий Дух, ведь это ему не показалось! - потеплела к нему.

Рыцарь насилу уснул.

И в новых снах он был здоров и счастлив, и Нала ехала с ним верхом на Бато, обняв его сзади за грудь. Он пел ей какие-то песни, а она заливисто смеялась.

А потом они оказались в тёмном замке. Бейкобой прислонил Налу к стене, его руки побежали по её стройному телу. Они слились в нежном, полном страсти поцелуе. Затем он принялся целовать её шею и грудь… то было невозможное блаженство. Далекое, как небо, далекое, как Море.

Далёкое, как и сама возлюбленная Нала.