Бейкобой, блуждающий рыцарь. Глава 1

Глава 1,

в которой блуждающий рыцарь Бейкобой терпит неудачу

- Наконец-то я выбрался… - подумал Бейкобой.
Солнце стояло в зените. Белое и жаркое, оно купалось в утреннем тумане, нежило тело своё в молочной дымке над сочным лугом. Жужжали пчёлы, то и дело вскрикивали птицы, ластились к поросшей зелёной бородой земле слюдяные стрекозы.
Бато шла неровным шагом. После четырёх дней в страшном Ведьмином Лесу, среди гнилых деревьев, закрывающих солнце, и в чёрной топкой жиже, заменявшей землю, старая кляча, кажется, не могла поверить, что наконец дышит чистым воздухом и идёт по зелёной траве.
Седок - высокий рослый мужчина с длинными каштановыми волосами и спутанной длинной бородой - спрыгнул с лошади и, похлопав её по шее, сказал:
-Устала, милая… отдохни, старуха - позади кошмары.
Бейкобой повёл уставшую лошадь под уздцы, с восторгом и трепетом глядя по сторонам. Вокруг него разливалось жёлто-бело-зелёное море наступившего дня.
Бейкобою было уже двадцать четыре года. Был он высок и широкоплеч, каштановые волосы его вились, а давно не стриженная, спадавшая на грудь борода и вовсе кучерявилась. Глаза Бейкобоя, мутные, неясного цвета - не то голубого, не то зелёного - смотрели из-под длинных пушистых ресниц, которые придавали бы лицу другого предательскую девичью красоту, но на лице Бейкобоя дело поправлял крупный некрасивый нос, который чётко расставлял всё по местам, говоря всякому смотревшему, что перед ним - лицо воина, а не изнеженного принца Андаланского. Бейкобой шёл медленно, вразвалку и пришаркивая, как человек, привыкший к жизни в седле. Под серой рубахой, вытертой ветрами и усыпанной дорожной пылью, то и дело вскипали развитые множественными схватками мускулы. Каждый шаг его сопровождался скрипом и звоном - это кольчуга, подпоясанная потёртым кожаным ремнём, плакалась своему хозяину, что ей давно пора принять добрую масляную ванну.

Но о душистом поморском масле и самому Бейкобою приходилось только мечтать. В его перемётной суме остался последний сухарь, и в животе у воина было пусто, как в барабане.
Бато остановилась и уткнула буланую морду в траву.
-Да… видать, старушка Бато, скоро и я стану жевать траву! - со вздохом сказал Бейкобой - Хоть бы кустик, хоть бы ягодка…
Бейкобой вспомнил завет своей няньки Лорни: не клевещи на землю, но всегда благодари её за всё, что она даёт, а коли тебе нечего поесть, так отблагодари сырую за то, что твой конь может насытиться. “Хорошо благодарить Землю за всё, если у самого с утра полное брюхо” - подумал воин, но тут же ругнул себя за это богохульство. Хотя его отец сказал бы также…
Бейкобой сорвал травинку и вставил её в рот. Он отпустил уздечку и теперь просто стоял, глядя в небо, пока буланая Бато медленно жевала зелёную снедь.
Вдруг среди тумана вспыхнул ветер. Колючий и жёсткий, он мазнул Бейкобоя по лицу. “Неужто зимние ветры ещё не уснули! - подумал воин - Ведь уже в исходе весна и близится лето…”
В сердце Бейкобоя засвербила тревога. Он огляделся.
Как и прежде путника окружал туман. Но в одном-единственном месте этой белой стены виднелась прореха, будто кто-то пробил тягучий воздух боевым молотом.
И Бейкобой снова увидел его.
Молодой воин схватил копьё, висевшее на боку Бато, и крепко сжал рукоять меча.
Незнакомец стоял на почтительном расстоянии, но Бейкобой видел его так ясно, словно между ними был не целый луг, а вытянутая рука.
Этот всадник никогда не приближался к Бейкобою и не пытался заговорить с ним. И зимой, и летом он был в длинной серой мантии и серой пелерине. Лицо его было скрыто за серым глухим капюшоном. Казалось, что у серого всадника вовсе не было лица… но откуда же тогда спускалась его длинная дымчатая борода, доходившая до самого пояса? Конь серого, вдобавок к масти, был укрыт серой попоной - такой старой и рваной, что даже самый бедный сквайр из самой далёкой северной марки постеснялся бы надеть такую на свою клячу.
Бейкобой не боялся его, нет, нисколько не боялся.
И всё-таки… чего ему надо?
Выдохнув и до белоты в пальцах стиснув меч, Бейкобой прокричал:
-Кто ты, всадник! Назовись и скажи, зачем блуждаешь…
Громом в небе прогремело эхо. Слова молодого воина вернулись ему:
“Кто ты!” “Назовись” “Зачем блуждаешь”
В сердце Бейкобоя влетела ледяная игла. Страх сковал его, и на мгновение он почти выронил копьё. А затем серая лошадь в рваной попоне двинулась и тяжёлым мерным шагом направилась к воину.
-Не двигайся! Разрублю! - завопил Бейкобой, и меч выскочил из его ножен. Под кольчугой его всё ходило ходуном.
Серая лошадь набирала скорость. Миг, другой - и Бейкобой ощутил на своём лице смрадное дыхание серого зверя. Он закричал и со всей яростью и страхом махнул мечом.
Гром небесный - и тишина.
В одно мгновение стало тихо, как в молельном доме. Туман рассеялся, и доброе жёлтое солнце открылось взору воина.
Серого нигде не было. Со скоростью молнии таинственный всадник пролетел мимо и растаял, как туман.
От его лошади несло страшным смрадом, а на поясе сверкал… что же там сверкало? Не то меч, не то кривой саламандрский кинжал…
Бейкобой обернулся.
Ни следа. Лишь тихий шорох трав под лаской ветра… и хрип.
Бато лежала на земле.
-Ах ты… - выдохнул Бейкобой и бросился к лошади. Он положил руку ей на шею и почувствовал, как холодеет буланая шкура. Крутая покатая шея под рукой Бейкобоя превратилась в хилый кусок мяса, чёрные умные глаза закатились, на жёлтых зубах выступила кровавая пена.
Слёзы рвали горло Бейкобоя. Он бросил копьё на землю и рухнул на труп лошади, словно заслонял его от грозы.
Несколько мгновений тело Бейкобоя сотрясалось от рыданий. И как не старался он унять их, потоки слёз не уставая изливали скорбь из его души.
-Ах, старушка, милая! - шептал он - Старая Бато! Как же так… куда собралась!

Лорни всегда говорила: весь мир живой. Даже самый маленький камешек Земля греет, питает, убаюкивает. Что уж сказать о травинке, кустике, деревце? А о живой душе…
В дубовых ставнях свищет ветер. В комнате на верхнем этаже господской башни Озёрного замка горит камин, от крупных сухих поленьев тянется жаркий смолистый дым. Старуха Лорни сидит на трёхногом табурете у самого огня и, глядя попеременно то на пламя, то на юного господина своего, плетёт из соломы оберег от злого глаза. Снаружи - ветер, буря, холодный дождь и раскалённые добела молнии. А здесь - лишь тихий треск поленьев, сухие руки старой Лорни и длинная канитель её убаюкивающего разговора.
Юный господин сидит в резном креслице, завёрнутый в расшитое одеяло. Рядом возится с деревянным солдатом его братик, маленький Элро.
-Ну что вы, маленький господин! - говорит ему Лорни - Куда ж вы своего рыцаря в огонь!
-Ему всё нипочём, старуха! - вопит маленький Элро - А ты не указывай рыцарю! Расскажи лучше ещё о южном крае.
-Да, расскажи! - поддерживает его сидящий в резном креслице старший брат.
-Вот! Даже Бейко готов слушать! - продолжает Элро - Ну говори, старая!
-Да что ж ещё вам рассказать! Вы и так уже всё знаете. Небось лучше меня перескажете всё о садах Лут-Нарана и Лунной Башне…
-Лунная Башня! - с восторгом выпалил Элро - Там, где вашего герцога обкарнал дядюшка Лиддо.
Старая Лорни смутилась и на несколько мгновений уткнулась глазами в огонь. Ей припомнился день атаки королевской армии на последний оплот Лут-Нарана, Лунную Башню. В авангарде тогда свои войска вели рыцари Ордена Лампы, братья Хуго Жестокий и Лиддо Милосердный. И если старшего Хуго Жестоким прозвали его солдаты, которых он за малейший проступок приказывал сечь девятихвостой плёткой до костей, то меткую кличку Милосердный младший Лиддо заработал у захватываемых южан. Как он сам любил говорить, “по слабости духа своего”, он не мог видеть, как южных еретиков сжигают в железных быках. И потому он милостиво повелевал просто-напросто рубить им руки. Такую вот милостивую казнь племянник Лиддо Милосердного и называл “обкарнать”.
-Вы бились долго, верно? - спросил старуху Элро.
-Да, долго, маленький господин.
-И нашим армиям открыли ворота предатели? - спросил Бейкбой.
-Да, предатели. Они были из числа гаранианцев, таких, как вы и ваш отец… и потому открыли им ворота. - старуха огорчённо вздохнула.
-И наши взяли в плен всех еретиков? - спросил Элро.
-Не всех. Многих тогда убили, очень многих.
-И разграбили ваши церкви? - не унимался Элро. Всякий раз история о взятии Лут-Нарана, последнего оплота южан-гаранцев, приводила его в восторг.
-А у них и церквей не было! - послышался голос отца. Он любил прохаживаться по своему дому в одиночке, опоясавшись мечом. Вот и теперь мастер Хуго шёл по коридору к каминной зале. - Молились деревьям, как саламандры! Эти южане - настоящие дикари. А туда же - даже рыцарей себе напридумывали!
Хуго прошёл в каминную залу, старая Лорни вскочила с табурета. Табурет закачался и повалился на пол, а мастер Хуго разразился густым, басовитым смехом:
-Вот же дура! Дура и есть! Все вы такие - жадные, как болото, да тупые, как бараны! А вы не слушайте её баек! - мастер Хуго посмотрел на сыновей - Не предатели ворота открыли, а ворьё, которое они у себя рыцарями называли!
Элро и Бейкобой глядели на отца, разинув рты. Рыцарь продолжал:
-Их граф-паскудник, Ольмар, брат этой старой дуранды Лорни, решил пощипать наш лагерь, когда мы встали осадой круг Лут-Нарана. Собрал дружину и приказал открыть ворота. С ним и голытьба местная с вилами да мешками увязалсь. - Мастер Хуго прошёл по комнате и оказался рядом со старой Лорни - Думали нас побить да пограбить, а мы - на коней и в пасть их городу! Жадность ваш поганый Лут-Наран сгубила, а не предатели!
С этими словами мастер Хуго со всей силы ударил Лорни под дых. Старуха ахнула и повалилась на пол.
Отец вышел. А мальчики так и стояли, обмерев, и глядели, как корчится от боли их нянька-невольница.

Что теперь тот зимний вечер? Воспоминание, не более. Выцветшее, как старая шпалера. Но хрип старой няньки всё ещё стоял в ушах.
Теперь мёртвая лошадь лежала посреди сочного луга, оплетённая травами, как лежала старуха Лорни. И последние вздохи Бато теперь будут тревожить память.
Внезапно Бейкобой почувствовал, что что-то острое и тяжёлое влетело в его спину. Лишь кольчуга спасла Бейкобоя от мгновенной смерти. В секунду придя в себя, Бейкобой схватил меч и перекувырнулся. Миг - и в тело Бато вонзилась стрела.
Рыцарь быстро огляделся. На холме неподалёку стоял лучник. Рядом с ним было ещё четверо молодцов - с дубинами, ножами и топорами. Разбойники, догадался Бейко. С ними он уже встречался с десяток лун тому назад: их шайка, возглавляемая бывшим кавалеристом Хоггоном держала в страхе целую деревню у реки Алиды. Тогда глава общины и призвал на помощь Бейкобоя, блуждающего рыцаря. В неравной схватке - один против двенадцати - рыцарь отрубил голову Хоггону и замертво повалил ещё шестерых. Другие разбежались, кто куда, и вот теперь, нашли своего обидчика…
-Гурт, слепошарый! - послышался громкий голос одного из разбойников - Меть ему в башку, он же в кольчуге, Нечистый тебя возьми.
-Сам стреляй, если хошь! - ответил ему грубый голос лучника.
Бейкобой воспользовался заминкой. Он поднял с земли своё копьё и метнул его в лучника. Мощный бросок, свист, прорывающий ветер - и стрелок был пригвожден копьём к дереву, точно жук щепой.
Четверо разбойников ринулись на Бейкобоя. “Удивительная верность долгу у этих мерзавцев!” - подумал рыцарь и взмахнул мечом.
Свалить троих было легко. Необученные головорезы, от которых разило пивом, навалились на него, как собаки на медведя, но что могли они сделать сыну рыцаря, воину, которого обучали держать меч и копьё с самых юных лет? Стоило Бейкобою с грозным криком махнуть мечом, как трое разбойников повалились на землю, вопя от боли. Через несколько мгновений они затихли.
-Купите доспехи, дурни! - в запале крикнул Бейкобой - Или украдите, пёсьи дети. Хотя… уже поздно!
Четвёртый был посноровистей. Меч лишь слегка мазнул его по лбу. Маленький и юркий, разбойник танцевал вокруг рыцаря с дубиной, изливая на того целый ливень мощных ударов. Хоть Бейкобой и был закован в кольчугу, онуже с большим трудом выдерживал этот камнепад. Проклятому коротышке всякий раз удавалось ускользнуть от меча. В конце концов, рыцарь рухнул на колени и уже почти что поник головой. Маленький разбойник, чьё лицо было скрыто чёрным шарфом, уже готовился нанести последний, решающий удар, когда рыцарь сверкнул мечом под самыми его коленями. Раздался тонкий визг, и разбойник повалился на землю, выронив дубину.
Бейкобой вытянул из-за пояса нож. Он на коленях подполз к пораженному врагу и сорвал с его лица чёрный шарф. Каково же было удивление рыцаря, когда перед ним предстало девичье лицо. Совсем ещё юная, она с вызовом и ненавистью смотрела на Бейкобоя.
Рыцарь оробел. Ему ещё не случалось убивать женщин, если, конечно, не считать старую ведьму из Глабеторха, которой он вогнал в глаз дротик. А эта девушка, можно сказать, девочка, совсем не была похожа на злодейку, напустившую на Перинт-Хау волчью хворость. Самая обычная крестьянская девушка, каких Бейко видел в различных городах и сёлах великое множество. Но выбора не было.
Собрав последние силы и всю свою храбрость в один удар, Бейкобой совершил его. Кровь хлынула из горла разбойницы на руки рыцаря.
Но в ту же самую секунду гадкая нестерпимая боль прошила его правый бок. А лицо разбойницы, уже давно присоединившейся к Великому Духу, казалось, просветлело и улыбнулось рыцарю.
Бейкобой схватился за бок и понял, что коварная разбойница в последнюю секунду жизни пробила его кольчугу трёхгранным железным шипом. Не в силах стоять даже на коленях, рыцарь упал на землю. Он чувствовал, как дубеет под кольчугой и рубашкой кожа и тело, как разливается по ране страшный мороз, как силы в тёмно-кровавом потоке извергаются из его тела.
-Так бесславно сложить голову… - сказал Бейкобой самому себе - Изведать столько приключений, сражаться с ведьмами и великанами, семь лет ездить по всему королевству Андалан и вот теперь умереть от руки поганой разбойницы…
Он уже не мог дышать. Слова, как снег с крутых скатов крыши, скатывались с его языка и снова проваливались в глотку. Бейкобой смог дотянуться до меча и прижать его к груди.

Как холодно было той зимой. Камин топили едва ли ни целые сутки. Крестьяне не успевали подвозить к господской башне телеги новых дров. В каминах Озёрного замка нашла себе последний приют целая роща. Мастер Хуго приказал не только срубить все деревья на дрова, но также выкорчевать и порубить на хворост все кустарники. Впервые за долгое время мать не спорила с ним. Напротив: госпожа Гвиринда сама распоряжалась, в какую комнату сколько топлива нести.
Гвиринда, графиня Лонгбаракская и Петская. Усталое лицо, коралловый румянец на щеках, белёсые волосы под чепцом. Вечный запах бальзама мастера Дортомонга и поминутные вздохи. Всё это мать. Милая, добрая, кроткая мать, никогда не повышавшая голос на детей и не унижавшая невольников-южан. Она считала, что дети вырастут такими, какой пример покажут им родители, а взрослые люди, к тому же побеждённые, имеют право исповедовать любую веру, пусть даже и еретическую. В конце концов, эти южане и не отрицают Великого Духа, не отрицают Свитков Пророка и Восемь Святых Ветров. Да, у них нет храмов и иноков, нет праздников и церемоний и слушают они одних лишь просветлённых старцев, что проповедуют в рощах и среди садов, ну и что же в этом такого? Зачем бить их, зачем без конца унижать и напоминать о том, что города их лежат в руинах, их родные перерезаны, их рыцари и герцоги до сих пор украшают своими костями горы Лут-Нарана, повешенные на страх всем местным, кого не избили и не забрали в плен…
Бейкобой рассказал матери о том, что отец побил Лорни. Обычно мать вступалось, когда мастер Хуго бил их с братом - быть может, она заступится и за Лорни. Но госпожа Гвиринда лишь покачала головой:
-Она невольница, Бейко, а он - граф Лонгбаракский! - сказала она и продолжила распоряжаться тремя крестьянами, которые стояли посреди залы с огромными вязанками дров на плечах.
А Бейко всё смотрел на неё - почти также, как в господской башне смотрел на отца. И тихие слёзы просились ему на глаза.

Бейкобой полз по земле. Он не хотел умирать среди разбойников. Если б мог, он бы вытащил с луга и труп старой Бато… но не мог, никак не мог.
В глазах его мутилось, мир, ещё недавно бушевавший яркими красками, теперь заливался страшной чернотой. Его лошадь была мертва и сам он должен был умереть.
Матушка, госпожа моя, прости меня.
И ты, братец Элро, прости если можешь. Не на грех я предался вере невольников…
И тебе, отец… мой господин, я прощаю.