А Августин Пелагеич все грустит
Два никчемных брака с теми, кто и сам не собирался искать свет и дух здравые.
Сын, которого он предал и, не заметив того. Стал горбиться. А как же! Взял тяжкий груз, горбись.
Он «забыл» его там, где был нужен больше всего, у липы в парке, где девушка выбирала, а его робкий мальчик так ждал простого отцовского присутствия. Сын страдал глухотой, ему нужна была здоровая поддержка для любви со здоровой, здоровой девушкой. Он ждал, чтобы отец просто подошел, и сказал какой у него хороший парень, сын. Он ждал, а папа подумал: "Сам крутись, так вот пожалеешь и так и потащишь всегда".
Годы не щадили, они не могли щадить. Давно растраченный ресурс хорошего превратился в плесневелое болото - утопию, тянущую к погибели. Выражалось это в водке. Горб рос.
Мир, Бога праведного карал существо, не пожелавшее понять мир, принять мир, развивать мир добром и любовью. Он, конечно, рано умрет, дрянь перед уходом тихо отлетит от него, не она была главной в этом исчадье, молча подчиняясь сокрушающей силе справедливости, силе баланса убирающей все что ему, балансу мешает, он мрачно угаснет, недоброй миной упрямого лица стремясь уже вниз.
Живя один, он надеется выжить, так живя один и сутью своей. Сидя на скамейке, он ненавидит прохожих и радуется, что научился так вот ненавидя улыбаться. Не знает, что семь лет назад сын повесился, так и не забыв ту первую любовь к здоровой девушке.
Парк проживал еще один летний полдень, мельтешили голуби и галки. День казался незапятнанным.
Но жил и дышал Августин Пелагеич, и потому всем добрым, исходно - сплоченным силам бытия нужно было чистить мир дальше.
Свидетельство о публикации №223020601736