Рыхля

Мы сидели в ресторане и пили.
Мы – это я и «Рыхля» - друг моего детства и юности, которого я нежданно-негаданно повстречал на одном из южных курортов.
Я узнал его сразу, хотя прошло много лет со дня нашей последней встречи, и он сильно изменился. Он же меня с трудом, а когда узнал, то бросился обнимать, приговаривая:
- Неужели это ты, Костян, блин, нет, не верю своим глазам! Как же это клёво, что ты окликнул меня детским прозвищем!
Мы устроились в уголке шумного ресторана, где было потише, и стали вспоминать друзей, знакомых, учителей и рабочий посёлок, где прошли наши «зелёные годы». По его просьбе, я рассказал о своей жизни после окончания школы, он – о своей.
Оказалось – Рыхля стал  довольно успешным бизнесменом какой-то большой столичной компании и был на этом курорте по делам, оставшись после переговоров с партнёром по бизнесу на несколько дней отдохнуть и расслабиться.
Рыхлей мы его прозвали за то, что он был толстеньким, рыхленьким пацаном, которого все обижали. Доставалось ему изрядно от сверстников до тех пор, пока мы не подружились, и я не начал его опекать. Был я тогда отчаянным сорванцом с тяжёлыми кулаками, так что легко расквасил парочку носов у его обидчиков, и стал Рыхля своим в нашей шобле – как мы себя гордо тогда называли.
Рыхля охотно рассказал о себе. После школы, когда я ушёл в армию, он поступил в столичный ВУЗ, где ректором был его дядя, женился, поработал за рубежом, во Франции, каким-то советником, вернулся в Москву и стал бухгалтером в престижной организации; он был на вершине успеха, когда лопнул Союз. Развалился и его брак, жена изменила ему и уехала во Францию, где успела ещё парочку раз выйти замуж и родить детей.
- Она сейчас модельер, у неё свой бизнес. Виделись пару лет назад. – Как-то грустно закончил он своё повествование.
- Да, москвички - они такие, - вставил я, чтобы как-то поддержать разговор.
- Да она не москвичка, она наша! – удивлённо воскликнул он. – Я думал, ты знаешь о том, на ком я был женат! – И он усмехнулся.
- Нет, не знаю. Откуда? Когда я вернулся из армии, ты уже был в Москве. Никто толком о тебе и не знал, когда я спрашивал у наших.
- Хм! И ты не получал наше приглашение на свадьбу? – искренне удивился Рыхля.
- Нет, да и вряд ли бы смог приехать, если бы и получил. Ведь мать померла, а я в том же году, когда дембельнулся, уехал на север.
- Нет, я знаю, когда ты уехал. Мы тебе выслали приглашение сразу же после того, как ты вернулся из армии.  Ирка же с тобой от обоих нас и переписку вела, когда отыскала тебя в армии! 
Я посмотрел на него ошарашенно – Ирка!?
Он неожиданно хлопнул себя по колену:
- Вот с**ка! Это же надо! И как я не догадался тогда сам? – И, видя моё удивлённое лицо, пояснил:  – Да, Ирка, Ирка Рыбалко, ну, наша с тобой одноклассница, - это она специально сделала так! Она же тебя любила, ты же её ..., ну, что ты, забыл что ли?
Как я мог забыть Ирку – свою первую девчонку, которую сделал женщиной, заодно став и сам мужчиной!
Я впомнил, как Ирка меня заваливала письмами, когда я только ушёл в армию, как я ей ответил резко, чтобы не писала. У меня тогда появилась шикарная чувиха в части, которая работала на почте, и я не хотел, чтобы она читала нашу переписку. Не знаю почему, но после того, как у нас «это» случилось, я к Ирке потерял интерес. Она же, наоборот, наседала на меня, настаивала на женитьбе, ревновала, словом делала всё то, чего делать не надо, когда остывает пыл любовный. Если бы она тогда как-то царапнула меня по душе, оттолкнула, или заставила поревновать, любовь, возможно бы, и вспыхнула снова, но она притушила её своей навязчивой претензией на мою свободу, а парни такое не любят.
Словом, я написал ей резкое письмо и постарался забыть. А оно вон как вышло!
- Извини, я и не знал, что ты женился на Ирке!
Рыхля усмехнулся. – Да ничего, всё теперь, к сожалению, в прошлом. Думаю, она тебя сильно любила, а вышла за меня со злости на то, что ты её бросил. Такое бывает с женщинами.
Мы помолчали, выпили. Неожиданно он повернул своё лицо и как-то с усмешкой спросил:
- Неужели ты её не любил, не любил такую женщину!? Ведь насколько я знаю от неё, у вас обоих это была первая любовь! Как же ты смог тогда так поступить?
- Знаешь, мой друг, не всегда первая любовь бывает настоящей, на всю жизнь. Где-то я читал, что браки между одноклассниками на 60% разваливаются. Первые чувства – они как, извини за высокопарность,  они как первые цветочки весной: вспыхнут ярко, но тут же либо завянут, либо побъёт их заморозок ночной. Так и у нас.
- Тебе бы стихи писать! – усмехнулся Рыхля.
- Да я и пишу; кстати, у меня несколько книг уже издано, – сказал я и пожалел. Вышло это как-то дёшево, пошловато.
Рыхля нахмурился.
- Цветочки, говоришь, завяли? Твои, может, и завяли, а её нет. Ну, ладно, всё это в прошлом. Давай выпьем за Ирину, она этого стоит! – И он наполнил рюмки.
- Она этого стоит? – удивился я. – А зачем же ты с ней развёлся?
- Да я же тебе сказал: не я, а она ушла от меня... – ответил он устало.
- Ладно, Рыхля, что было, то было. Чего вспоминать прошлое. Давай за него и выпьем, а заодно закроем прошлое, не стоит его ворошить.
- Ну, давай, Костян! – согласился он. 
Мы уже изрядно набрались, когда в ресторан вошла женщина, на которую сразу все обратили внимание. Не буду описывать все её прелести, отмечу только, что мимо таких женщин пройти и не повернуться, сможет, как заметил один классик, -  только незрячий!
К моему удивлению, она направилась к нашему столику и, подойдя, чмокнула в щёку поднявшегося навстречу ей Рыхлю!
- Ласточка моя, познакомься, это – Константин, друг моего детства. Ну, я тебе говорил о нём. Представляешь! Встретить нечаянно здесь друга, которого не видел столько лет! – торопливо представил меня Рыхля.
«Ласточку» звали Анжелой. Она грациозно кивнула мне своей прелестной головкой, и я пожал её твёрдую, но изящную руку.
- Очень приятно, наконец-то, встретить вас! – сказало это божественное создание грудным, красивым голосом.  – Бориска мне, действительно, много рассказывал о вас и вашей команде, забыла, как вы её тогда называли, как-то по уличному...
- Шоблой, - подсказал я ей.
- Вот-вот, именно так! – засмеялась Анжела и внимательно посмотрела на меня. Даже её смех был прекрасен.
Мы поговорили ни о чём. Заиграла красивая музыка и Анжела повернулась к Рыхле:
- Бориска, твоя любимая мелодия, пойдём потанцуем!
Рыхля встал, чтобы пригласить её, но в это время ему кто-то позвонил.
Он быстро взглянул в мобильник и, просияв, буркнул в него:
- Николай Анатольевич, я сейчас выйду в холл ресторана, там потише, и мы поговорим.
Повернувшись к Анжеле, он быстро сказал:
- Извини, милая, это они звонят. Костян, потанцуй за меня, пока я переговорю, - и, торопливо повернувшись, зашёл за стеклянную перегородку ресторана. 
Анжела неодобрительно покачала головой и как-то неохотно поднялась со стула.
Это немножко покоробило меня. Я был гораздо выше Рыхли, стройнее его, и, как говаривали мои подружки, - довольно красивым мужчиной в расцвете сил. От меня никто никогда не морщился! Хотя такая реакция Анжелы была не на меня, а на то, что Рыхля так легко поменял их танец на бизнес-разговор. 
Анжела танцевала легко. Я чувствовал её упругое тело, крепкую спину и груди. На нас, вернее, - на неё, смотрел весь зал. Я видел, как за перегородкой Рыхля с кем-то что-то горячо обсуждал. За всё время танца он даже ни разу на нас и не взглянул.
- Анжела, простите меня за нетактичный вопрос: а вы, вообще, кто Рыхле? Он мне ничего о вас не успел рассказать, – спросил я не ради любопытства, а чтобы как-то начать разговор.
Она, чуть отстранившись от меня, удивлённо вскинула свои глаза. Они оказались карими, с какими-то невероятными крапинками.
- «Ах какая женщина!» - прохрипел мой внутренний голос.
- «Рыхля»!? - это вы о ком?
Я рассмеялся и пояснил.
Она тоже засмеялась. – А ведь это точное прозвище Бориски! Странно, что он мне о нём не рассказывал. – Она повернула свою лебединую шею и посмотрела на Рыхлю, словно проверяя, освободился ли он.
- Вы не ответили на мой вопрос, Анжелочка! – я повернул её в танце спиной к Рыхле и чуточку сильнее прижал к себе.
Анжела нахмурилась и легко отодвинулась от меня, перейдя на прежнюю дистанцию. Затем, поняв, что это было грубовато, неожиданно смело, даже с каким-то вызовом, опять посмотрела мне в глаза, словно оценивая, стоило ли ей отвечать на такой нетактичный вопрос. Я мягко улыбнулся ей и это, видимо, растопило льдинку между нами.
- Кто я Бориске? – переспросила она. – Ну, скажем, по-современному, - гёрлфренд.
- Всего лишь подружка! – изумился я.
Анжела пожала плечами, – Да, всего лишь, и давно. Вы, видимо, знаете, что Борис развёлся со своей женой. Я встретила его здесь, на этом курорте, - он был такой печальный, потерянный, словом, - никакой. Более несчастного и слабого мужчины я не видела в своей жизни! Вот тогда я и влюбилась в него, влюбилась так, что бросила своего мужа и переехала к Борису, чтобы спасти его...
Я был шокирован услышанным! Я не поверил и вылепил ей это напрямую:
- Анжела, извините, вы шутите? Чтобы такая красавица, как вы, да так влюбиться в Рыхлю! Нет, я, конечно, не знаю его сегодняшнего, может, он из Рыхли в постели превратился в альфа-самца, или стал по жизни миллионером? Не обижайтесь, (здесь меня понесло) - вы, видимо, из бедной семьи, либо жили до Рыхли с каким-нибудь уродцем... Но чтобы такая женщина смогла уйти от супруга к ... – я не нашёл, с кем сравнить Рыхлю, - в это невозможно, в это трудно поверить!
Анжела покачала головой. Ответить она не успела – музыка закончилась, и мы вернулись к нашему столику.
Я подумал, что она обиделась, и, чтобы как-то сгладить ситуацию, поднял бокал с шампанским:
- Дорогая Анжела, простите меня за эти дурацкие расспросы. Видимо, я не знаю Бориса сегодняшнего (здесь я намеренно назвал его настоящим именем). Да, в принципе, я и не должен был влезать не в свои дела. Поэтому мой тост - за вас и вашу любовь.
Она, слегка покачав головой, улыбнулась, и что-то хотела ответить, но вновь заиграла музыка, и к нашему столу подошёл какой-то симпатичный кавказец и попросил у меня разрешения «пригласить вашу даму» потанцевать.
Я не успел среагировать, как Анжела строго отказала ему:
- Спасибо, молодой человек, но я сегодня больше не танцую.
Парень что-то хотел ответить, но Анжела небрежно отвернулась от него, и он ушёл к друзьям, сидевшим за столиком с ним, разочарованно подняв руки. Те засмеялись.
Анжела опять посмотрела на своего возлюбленного, всё ещё разговаривающего по телефону, и как-то печально сказала:
- Вам, Константин, не нужно извиняться. Я уже привыкла к таким вопросам. И, знаете, я никому, кроме своей лучшей подруги детства, ничего не объясняла. Даже матери. В подобных случаях я просто отшучивалась или переводила разговор на другую тему. Но вам я отвечу, потому что вы - его давний друг. О вас он всегда говорил как о человеке, изменившим его и даже спасшим от самоубийства, когда его в школе травили нещадно, а отчим лупил за любые проказы. Вы тогда застарались за него и стали на всю жизнь примером. Вам я и отвечу на любые вопросы.
Сказанное Анжелой шокировало меня: я никогда и не думал, что Рыхля тогда был «у черты», и, заступившись за него из жалости, я, оказывается, спас ему жизнь!
- Вот вы подумали, что я – из бедной семьи, что сплю с Бориской из-за денег, какой-то выгоды, а не по любви, – начала Анжела медленно.
Я попытался что-то сказать, извиниться что-ли, но Анжела остановила меня:
- Дайте мне договорить, Константин, это важно. Боюсь, Бориска сейчас вернётся, и я не успею вам всего сказать... Так вот, я не из бедных, я владею большой компанией, и не одной. Борис – моя правая рука, он бухгалтер. У него золотая голова, лучше советника, партнёра в бизнесе и не найти. До Бориса я была замужем за ... (и здесь Анжела назвала фамилию весьма известного в стране спортсмена). Надеюсь, вы знаете, кто это?
Я кивнул головой. Кто же не знал того красавца? Он был мечтой любой женщины!
- Так вот, у меня было всё: власть, деньги, красивый муж, а я втюрилась по уши в Бориску, в этого, как вы там его звали? – Рыхлю. Поставь его рядом с моим бывшим мужем  - никто и не поверит, что я предпочла Бориску! И не верят! Вы спросите – чем же он взял меня? Я сама долго не могла понять этого. Потом до меня дошло – нежностью, какой-то незащищённостью и детской чистотой.
Если прежний муж был – сама сила, резкость, сталь во всём, то здесь всё было нежным, ну, как нежная волна на море, что ли, вместо штормовой ... Когда он меня впервые взял, я была потрясена, что так можно удовлетворить женщину – поцелуями, необыкновенной лаской всего тела, мягкой силой...
Почти все мужики думают, что нам, бабам, пардон за такой вульгарный язык, нужна сила, рельефные мышцы и все прочие атрибуты «мужественности, - но, поверьте, – не всем! Большинству женщин нужны любовь, внимание, нежность, ласка!
Когда я сказала мужу о разводе и показала, ради кого я это делала, - он поднял меня на смех! Он долго не верил мне. Он до сих пор не верит!  У него уже давно другая семья, а всё же по праздникам звонит, поздравляет и задаёт один и тот же вопрос: «Анжелка, ну скажи честно, почему Он?»
Она помолчала. Я тоже. Сказать, что я был ошарашен таким признанием этой красивой женщины, – значит, ничего не сказать.
- Спасибо, Анжела, за ваш рассказ. – Я наконец нарушил затянувшееся молчание. - Ещё раз извините меня за беспардонность и за ложное представление о ваших взаимоотношениях с Борисом. Но скажите мне, а почему он на вас не женится, разве вас устраивает такая жизнь? Хотя, может, вы этого не делаете из-за бизнеса – ведь в нём, кажется, всё ещё нельзя руководителю и бухгалтеру быть в родственных отношениях?
- Нет, не из-за этого, - быстро ответила Анжела. - Оформив наши отношения, я бы охотно всё передала в его управление. Но этого Бориска не хочет. Он боится брака, говоря, что это снизит уровень любви, сделает наши отношения обыденными, запрограммированными, как у всех.
Появился Рыхля, сказав, что закрыл какую-то важную сделку, которую, как я понял, они с Анжелой так желали совершить. 
Мы выпили за это. Вскоре Анжела извинилась, сказав, что ей пора идти, и что «оставляет нас наговориться без неё по душам».
Она встала и подала мне руку, сказав:
- Константин, я была рада, наконец-то, познакомиться с вами. Будете в Москве, заезжайте запросто к нам, без приглашений. Мы с Бориской будем счастливы видеть вас.
Её обворожительная улыбка вновь очаровала меня. Она ушла, спровождаемая восторженными мужскими и недовольно-ревнивыми женскими взглядами.
- Чего сидишь, Борька, иди проводи её (я почему-то опять не назвал его привычно Рыхлей), не то уведут такую красавицу, - посоветовал я серьёзно.
Он усмехнулся. – Ты её плохо знаешь, она сама кого хочешь уведёт.
Я удивлённо посмотрел на него и не смог скрыть своего недовольства в вопросе:
- Друг мой, ты это так сейчас небрежно сказал, как будто тебе Анжела вовсе недорога, или ты просто выкаблучиваешься передо мной? Ты что, не видишь, как тебе все мужики здесь завидуют. Женщина такой красоты – редкость, это как бриллиант, который нужно беречь!
- Ты знаешь, Костя, мне, действительно, всё равно – уведут этот, как ты назвал её, – бриллиант, или она сама уйдёт.
Он снял очки, устало потёр рукой лоб, глаза, потом посмотрел на меня. Без очков его глаза оказались какими-то ясными, по-детски беззащитными.
-«А ведь он – красив»! – пронеслось у меня в голове. Но вслух я удивлённо воскликнул:
- Ты это серьёзно?
Он опять надел очки и, как-то вяло усмехнувшись, ответил:
- Вполне. Ну вот, такое я г*вно, Костян!
Мы рассмеялись. Я не понял – пошутил он или сказал правду.
Мы ещё посидели. Перед тем как попрощаться, - Борис улетал утром, - он мне дал свою визитку, требуя заходить непременно в любое время, когда буду в Москве.
Потом он неожиданно обнял меня и, легонько оттолкнув от себя, сказал:
- Знаешь, Костян, скажу тебе как другу: люблю я не Анжелку, а Ирину, да-да, Ирку, - эту с*чку, которая меня предала, которая меня никогда и не любила! Как, почему? Не знаю. Это как наваждение, как болезнь; люблю и всё, и ничего не могу с собой поделать. Целую Анжелку, закрыв глаза, а представляю, что это Ирина...
Я поморщился, он это заметил и усмехнулся. – Не понять тебе этого, Костян! Ты, видимо, по-настояшему никого никогда и не любил... Ладно, бывай, старина. Обязательно заходи, я тебе буду искренне рад...
Я долго не спал в ту ночь, думал о последних словах Бориса, да – Бориса, а не Рыхли. Последняя перед сном мысль в моей натруженной голове была какой-то вялой, неосязаемой, как горсть тумана – «А может он прав, Бориска, и я никогда так никого не любил»?...

Рисунок автора.