Безопасность полетов

Я шел на концерт, где актеры читали короткие рассказы  «петербургских писателей»,
а, точнее, конкретного Павла Алексеева, который мог себе это позволить уже хотя бы потому, что был не лишенным рычагов председателем секции прозы и членом Литфонда России. Конечно же, у меня был сугубо шкурный интерес - а вдруг удасться договориться на перспективу на счет своих, близких к гениальности, текстов?
Но я ошибся - охранник меня охладил:
- Вы на театральную встречу?
Эта ***ня  - читайте,  -  кивнул он на листок объявы - будет завтра!
На улице фигачил петербургский январский дождь и потому уходить из пригретого писателями гнезда страсть не хотелось. И я пошел бродить по всем пустынным коридорам этого полуживого, кажется, здания.
Так я и оказался на заседании секции прозаиков петербургского писательского  дома, сменившего тот старый и славный, овеянный легендами Дом, который, в пользу новых частных владельцев, внезапно, как под заказ, нафиг сгорел, несмотря на Шереметьевский на его фасаде герб с девизом  “Deus conservat omnia” («Бог сохраняет все»).
Впрочем, на сегодняшний день Бог сохранил все, но уже в специфических отельных интересах бизнес-структур магната и миллиардера Алишера Усманова.
Толкнув гудящую голосами дверь и, на всякий случай извинившись за вторжение, я сел поближе к выходу, чтобы, если что, незаметно свалить, откуда пришел.
Однако, время у меня пока было и я стал наблюдать, как перед группой унылой и пожилой,
в основном, аудитории распинался крупный, густо поросший бородой с проседью, мужик.
Как оказалось, речь шла о текущем моменте и, осудив подлюгу-Америку, докладчик принялся за нашу «неустойчивую и загнивающую» молодежь.
Конечно, брызги праведной грязи мгновенно достигли моих вымытых поутру ушей и, чтобы как-то обозначить последние, похоже, минуты своего здесь присутствия, я взял, да и возвысил свой паскудный и никогда не знающий тормозов голос:
-Неправда! Все не так:  наша молодежь - это наше будущее. И я, в отличие от вас, лично верю в него и потому вам ее так огульно похерить не дам!
Мгновенно наступила звонкая и нестерпимо долгая пауза, но, вместо аплодисментов услышал вопли и шиканье пораженной моей выходкой сплоченной аудитории.
-Да кто вы такой?! - Наконец, строго спросила меня одна из вечно насупленных и бесплодных литературных старух и перебивая ее, на меня напустился пришедший в себя мой главный и жуткий в своем гневе оппонент:
-Я полжизни флоту отдал! И получше вас знаю жизнь, вижу насквозь эту прозападную гниль и потому не могу молчать. И вы не смеете срезать меня своими провокациями!

Вокруг меня становилось не по-хорошему горячо, а за стеклами по-прежнему поливал ноги ледяной дождь.
И я, приподнявшись было, опять, основательно уже, присел и продолжил:
-Будьте объективны и, говоря о негативе, упоминайте и о позитиве, которым живет молодежь и вся наша страна.
Эта фраза стала, как оказалось, энергичной вожжой под хвост и, услышав мою, похоже, нестерпимую для него реплику, мужик совсем раздухарился и даже, собирая растерянные мысли в кучку, продемонстрировал немотивированную агрессию, взмахивая в мою сторону длинными, на многое чего способными, руками.
А потом, освободившись от эмоций, он отправился к своему седлу, как оказалось, прямо за моей равнодушной спиной и, зрелый, воспитанный суровой морской службой человек, хватая  воздух, никак не мог успокоиться, явно мечтая меня, из ничего возникшего подлеца и выскочку, хотя бы вербально, на глазах у всех, придушить.
- Ну, ладно, я с вами еще наедине поговорю… - Сквозь  весь этот горячечный бред услышал, наконец, я ожидаемую мною мужскую конкретику.
Мне представилось, как где-то в надежном месте, например, в коридорном сортире, мы рубимся за честь российской молодежи, причем неправым, естественно, окажется тот, чью щетинистую морду удасться затолкать в унитаз.
-Вы чего, собственно, испугались? - проясняя картинку,  спросил я вполголоса своего оппонента.
И, наслаждаясь экспромтно конструируемым из ничего довольно вкусным сюжетом, тихо, но внятно выдохнул:
«Да не беспокойтесь вы - я вас, ебиомать, не сдам»…
Старый мореман, крякнув, взял себя в руки и неуверенно бросил в ответ:
- Я, собственно, про позитив нашей молодежи в других своих выступлениях говорил…
И, поглядев  на меня стекленеющими глазами, добавил:
- А вы, собственно, кто?…
- Я независимый писатель, - выдерживая роль, отвечал я загадочно, но вполне правдиво.
Через пару минут, в образовавшейся паузе, меня, дурака, какие-то тетки с боков ненавязчиво и вполголоса просветили: я жарко полемизировал с лауреатом Большой литературной премии России, литературных премий Александра Невского, Александра Прокофьева, Константина Симонова, Андрея Платонова и Сергея Михалкова, занимавшего пост председателя правления Санкт-Петербургского отделения Союза писателей - полный ****ец!
И у этого замшелого бугра, соответственно, было громкое имя - вы только вникните в эти звуковые вибрации: Борис Александрович Орлов!
По большому счету, обладателю всех этих эффектно связанных между собой именитых букв можно было бы более ничем себя и не проявлять - одного только фамильного звучания миру будет достаточно - смотрите, кто пришел!
А когда в образовавшуюся паузу, с оглядкой на выход, я отделил зад от занимаемого  стула, ко мне откуда-то сбоку тихонечко склонился некий круглолицый представитель местной пятой колонны:
- Здорово вы его - и, знаете, тут я на вашей стороне…- Он осторожно поглядел на окружающую нас с флангов свирепую свиту.
  … Какое-то время  я существовал в первом и потому, как известно, ложном, чаще всего, впечатлении.   
И, в предчувствии проплаченного  соответствующим городским бюджетом потока привычно-казенной словесной диареи, организованной в очередную дежурную книгу,
однажды стал холодно просматривать открытые миру стихи этого, назначенного нам, петербургского пиита…

              «Мы - зеркала. Помним небо и землю.
              Все в нас едино: реальность и миф.
              В каждом из нас отражается время,
              Каждый по-своему крив.
             
              Разум блуждает чертям на потеху
              В дебрях веков.
              А человечество - комната смеха
              Для дураков».

Поглядите теперь, через паузу - какой же я гад!
Да только за эти восемь строчек мне  необходимо смирить свой гордый нрав, и, вместо разнузданной и рискованной полемики, проявить законное почтение к заслуженному военно-морскому деду.
В который раз, простой смертный, я смешивал и объединял наделенного житейскими пороками и слабостями автора с его переживущим наши вонючие тела шедевром.
Нет, ребята - непременно отделяем котлеты от мух!
Листая  страницы его последних произведений, каждую минуту-две я, почти всхлипывая, помечал восклицательным знаком стихи, больно ранящее мое косное сознание.
Нет, вы только посмотрите - это и есть по-настоящему Борис Орлов,  «идущий в обход» гадким и подлым, мелким и пакостным, неверящим и подозрительным, нам - в полный рост!

«Как мошкара, пищат и шкурники, и геи,
Пришедшие в наш мир из пошлых кинолент.
Посмертный «Англетер» Есенина Сергея
В Таврическом саду - корявый постамент.

Его пытают здесь помадою и краской,
То пальцы отобьют, то искалечат нос.
И кружатся толпой шекспировские маски,
И нам не сосчитать ни сплетен, ни угроз.

Ему плетут венки из подлости и фронды
Потомки тех, кто гнал досрочно умереть.
Плодятся, как грибы, есенинские фонды,
Чтоб, не стыдясь греха, на славе руки греть.

Его стихи светлы, как будто Божья милость,
Но в темный «Англетер» дорога привела.
При жизни гопота вокруг него крутилась,
Теперь ползет в его посмертные дела».

Этот забуревший и прочно севший на городские  и премиальные бюджеты литературный  «дядя», сумел очистить на белой и свежей бумаге свой звонкий голос от бюрократически-заседательской трухи  и, приблизив стихами нас к своему, как оказалось, неистовому сердцу, «уважать себя заставил».
Скажете, нет?
Читаю, завидую…
Сука-поэзия забирает до влажных глаз - век свободы не видать!
Нет, вы только посмотрите и почувствуйте! -

«Мы дети оклеветанной страны.
Трудились на заводах - не на пляжах.
Мы  - доходяги и доплясуны.
И в ней свое доходим и допляшем.

А пели и плясали, как могли,
Но получалось - делали на славу.
Нас погубили длинные рубли
И вера в бесконечную халяву.

Не знали, что вожди нас предадут,
Что будем у бандитов на прицеле.
Считали, что всего важнее - труд.
Почетный труд, ведущий к высшей цели.

Создали батискаф и марсоход…
Мы были и останемся народом!
Мы - доходяги, но пойдем в обход
Ростовщиков, живущих сверхдоходом».


И, наконец, о «безопасности полетов», применительно к русским  поэтам 
(подслушано в аэропорту):
«Я вам скажу: безопасность полетов - это миф!  Вы когда-нибудь видели пожилую стюардессу?»

Замечательный русский поэт Борис Орлов благополучно и долго живет и работает в одном с нами городе и, соответственно, в одной с нами стране, а вы, может быть, тупо не знали об этом, годами считая - не с кем, сука, выпить хереса!

Что ж, ему наш, из погреба, стихотворный привет:

«Виновных я винил, ликуя,
Теперь другая полоса:
Себя виню, себя кляну я,
Одна вина сменить другую
Спешит, дав третьей полчаса».