58. Боль

       Евлампий проснулся от нестерпимой боли. Причем болел не какой-нибудь один
    орган, а болело всё. Как будто выворачивало всего наизнанку и казалось болел
    не он сам, а душа его. Зачем жил, для чего?
       Встал. Перелез через крепко спящую старуху. Попил кваску. Со злостью поду-
    мал - ей-то ничего! Но то была злость неправдышная, так, от боли этой.
    Жену он любил, хотя вот так вслух никогда не признавался.
       Жизнь прошла. Жизнь огромная.
    Также, как имя его странное. Почему его так нарекли? По божественному, по
    численнику. Родители в бога не верили, но вот поддались уговору их родителей,
    бабки с дедом. И не хотели перечить. Евлампий, значит Евлампий.
       В школе, правда, посмеивались, а он при знакомстве отворачивал лицо, про-
    тягивал руку и небрежно говорил - Евгений.

       А вот в последние годы жизни сам стал верить в бога. Увлекся Евангелием.
    Труднодоступным языком, стал ходить в церковь, старался соблюдать посты,
    не всегда получалось, но попытки были.
       А еще в последнее время увлекся своими снами. Сны были странные, разно-
    образные, как в кино. То фашисты приснятся и пытают его:
       - Продашь Родину?
    То родители-покойники, то пьянки-гулянки из молодости, то автоматические
    линии штамповки с последней работы, а то инопланетяне из космоса.
       Было и такое, что старался и записать обрывки сна, как-будто рассказы 
    писал. Но проходило время, увлекал день своими делами и проблемами, и каза-
    лось, что ерунда всё это. Сон есть сон. Что чужая эта жизнь, неестественная,
    несуществующая. И успокаивался.
       Гулял с собакой, завтракал. А вот в этот раз всё было не так. Всё болело.

       Он с детства любил футбол. Бывало уже по датам предчувствовал, нервными
    дрожащими руками передергивал телепрограмму. Ага! Сегодня сборная играет.
    И какая-то робкая надежда теплилась в душе. Что сборная наша сильная, что
    выиграет чемпионат! Но этого не случалось. Опять проигрывали грандам, а он
    всё ждал, ждал вот уже больше 60-ти лет.
       Свечка надежды мерцала на столе, дрожала своим пламенем и затухала.
    Вот уж и он три года на пенсии. Живи и радуйся последним годочкам жизни.
    что уж теперь? Всё вроде есть. Дети выросли. А что дети?
       Они появляются только тогда, когда им что-нибудь надо. А так - ты не зво-
    нишь и они не звонят. Как будто их и нет. Да что говорить - сами такие были!
    Квартира есть - ждет ремонта. Денег, правда, нет. Но он никогда особо к ним
    не рвался. Есть - хорошо, нет - жди 19-го числа. Аккуратно платил за кварти-
    ру, интернет. Бывало напивался по этим дням. А потом молился, ругал сам себя,
    говорил, что в последний раз. Ходил в церковь. Тем более организм был не тот,
    не молодой, не выдерживал похмелье. Грешен, грешен! Больше не буду!
       Но проходил месяц и всё повторялось. Глупо прожил, глупо!

       В утренние часы иногда вставал в блаженном состоянии, когда жена уходила
    на работу. А он, Евлампий, мог сладостно досматривать сон, в котором он
    футболист, забивающий за сборную решающие мячи и счет меняется с 0:1 на 3:1.
    И это такое счастье! Спишь до 8-ми и просыпаешься крепким, здоровым, всё сде-
    лать, перевернуть мир и день впереди длинный, длинный, как сама жизнь.

       Но в этот раз всё было не так. Было воскресенье, жена спала .Он встал
    дряхлым разбитым стариком после сна, в котором он был маленьким убийцей.
    А приснилось вот что!
       Он стоял с напарником за какой-то тумбой с афишами и следил, как такой же,
    как он мальчишка, медленно озираясь входил в подъезд.
       - Почему мы должны его убить - боязно спрашивал напарник, мальчишка моложе
    его в серой шпанской свисающей кепке.
       - Братва так решила.
       - Я не хочу! - сопротивлялся напарник.
       - Надо делать то, что тебе предписано. Из него всё равно ничего не выйдет,
    будет портить твоих сестер, других девок. Ты этого хочешь?
       - И ты это сделаешь?
       - Мы вместе это сделаем. Не дрожи, как тряпка на ветру!
   
       Детская жестокость - самая скверная вещь на земле. Ребенок не предназначен
    убивать. Ему надо играть в игрушки, думать о будущем, радоваться солнцу,
    а тут такая мерзость.
       Мы вошли в подъезд - записывал Евлампий обрывки сна, преодолевая боль.
    Жертва как будто знала, что ее ждет, стояла на лестничной площадке и нисколь-
    ко их не боялась. Удивляло его спокойствие.
       В понимании всего человеческого бытия представлялось, что смерть в его
    восприятии было такое же простое действие, как поднести ко рту ложку супа.
       - Я знаю зачем вы пришли - не мигая говорил мальчишка, еще более мелкий,
    чем напарник Евлампия - Так делайте это поскорее - без страха в глазах
    говорил он.
       Мелькнул нож.

       Всегда так происходит. Какое-нибудь одно яркое событие по времени длится
    несколько секунд, может быть минуту, а последствия значительные и длятся в
    воспоминаниях несколько лет, может быть всю жизнь. И эта соизмеримость одного
    действия или поступка с тем, что происходит с человеком после удивительны.

       Евлампий записал это. И ему стало легче, боль стала уходить.
       - Что это? Я схожу с ума?
    Нет, надо сходить в церковь, поставить свечку за этого несуществующего
    пацана. А может быть я таким образом убиваю себя?
       Он вернулся в постель, только не к жене, а на большой старый родительский
    сундук, стоявший в прихожей, скорчил ноги в коленях, укрылся лоскутным
    одеялом и заплакал.
       Боль медленно, медленно уходила.

                2021 г.
                Июнь