Глава 13. Чеховские места. География. Япония

Ещё в Екатеринбурге, готовясь к путешествию, я прочитал книгу Чехова "Остров Сахалин". За сотню лет до меня, писатель прожил на острове пару месяцев и описал свои впечатления в объёмном эссе. Опираясь на впечатления автора, я выделил для себя три пункта, которые следовало посетить на Сахалине.
 1.  Александровск-Сахалинский – столица острова. Противоречий город, полный обмана, разврата и надежд.
 2.  Дуэ – эпицентр сахалинской каторги. Самое мрачное и недоброжелательное место из всех возможных.
 3.  Корсаков – город в южной части острова. Самый приятный, теплый и радостный населенный пункт.

Кроме чеховских мест меня интересовала и география острова. Я вырос в городе посреди донецкой степи и вместо водопадов любовался водосбросными сооружениями, а горы мне заменяли угольные терриконы. Сахалин же находился вблизи сейсмоактивной зоны и мог удивить горами, водопадами, а также довольно редким геологическим образованием – грязевыми вулканами.

Третьим направлением моего исследовательского интереса стало японское влияние. Долгое время Сахалин частично принадлежал Японии, и короткое время – принадлежал полностью. В период правления Сталина, на острове целенаправленно уничтожались следы японского пребывания, но разрушено было не все. Многие города Сахалина до сих пор носят двойные названия. Я, например, жил в Южно-Сахалинске, который также назывался Тоёхара, а сам Сахалин был назван японцами "Карафуто". К наследию азиатской культуры относились заброшенные железнодорожные туннели и мосты, фундаменты построек, а также полностью сохранившееся здание японского краеведческого музея, в котором теперь находится русский краеведческий музей. Но японская культура, словно боль в спине у пожилого человека – ушла, чтобы вернуться. По улицам ездили японские внедорожники, в квартирах люди пользовались японской техникой, в торговых центрах стояли автоматы с японскими напитками. А в каждом магазине, с более чем тремя полками, было выделено отдельное пространство для товаров из Японии и Кореи. Мне всегда нравилось пробовать что-то новое, потому я периодически приобретал то кукурузное мороженое, то напиток из алое, то газированный молочный напиток. А разнообразие лапши быстрого приготовления меня попросту заворожило. Если бы отдел бакалеи был Римом, я был бы всеми дорогами.

1 мая трудовые будни в Сабвее остались позади, а впереди ждал целый месяц на исследование острова.
Начать я решил с чеховских мест и 8 мая взял билет на ночной поезд до Александровск-Сахалинского. Впрочем, прямиком в первую столицу острова на поезде попасть было нельзя. Не знаю, кто придумал проложить железную дорогу в 60 километрах от административного центра, но думаю что колючая одежда, спутанные провода и аппендикс – тоже его рук дело.
Утром, в половину седьмого, я вышел на станции. Температура была около нуля, моросил небольшой дождь, а вокруг растекся привокзальный поселок из трёх улиц. Пришлось отдать 300 рублей водителю микроавтобуса за трансфер до Александровска. Сразу стало понятно, кто был заинтересован в удалении вокзала от здравого смысла. В городе было слишком рано, слишком мокро и слишком холодно и в поисках укрытия, я направился к местной гостинице. Кафетерий ещё полноценно не работал, но меня не прогнали и дали возможность сделать заказ. Три чашки чая и бутерброд легализовали мое присутствие в частично освещённом зале и через час я снова ступил на улицы Александровск-Сахалинска.

Обычно города, основанные до изобретения стиральной машинки, напоминают банан, с мякотью исторического центра заточенной в кожуре современных построек. Александровск же был сходен с кукурузой, в которой бездушная застройка вытеснила исторические памятники на окраину города. Я двинулся в сторону моря, намереваясь попасть к старому маяку. Со всех сторон беззвучно гремело слово "разруха". Покосившиеся, уже давно нежилые, деревянные дома и заросшие сорняками в половину моего роста дворы, прижимались к уходящему вверх склону побережья. Рядом стояли знаки с предупреждением о цунамиопасности региона и направлением путей эвакуации. Но откуда возьмутся цунами в проливе, отделяющем остров от материка – непонятно. Видимо, разрушения от стихийного бедствия, в Александровске как-то научились появляться без самого стихийного бедствия. Попасть к маяку сухим можно было только во время отлива, по узкой полосе песка между морем и скалами. Я об этом заранее не знал, но мне повезло оказаться на берегу в нужный момент. Мой путь пролегал через главную достопримечательность города – туннель Императора Александра III. Чудо инженерной мысли каторжан конца XIX века, которые кирками выдолбили в скалах 87 метров, и те – неровно. После туннеля тропа пошла вверх, к маяку. Путь преградили ржавые ворота с еле читаемыми предупредительными табличками о запретной зоне и злых собаках. Я рассудил, что данная местность остаётся заброшенной дольше, чем живут собаки и двинулся дальше. Уже в десятке метров от забытого маяка раздался приближающийся собачий лай, убедивший меня вернуться к ржавым воротам. Откуда-то с гор скатилось сразу три пса, которые замерли на небольшом утесе и зорко наблюдали как я удаляюсь с их территории. Объяснение было одно – предупреждение о злых собаках написали сами собаки.

За те полчаса, что я ходил от туннеля к маяку и обратно, уровень воды успел подняться и мне всё-таки пришлось немного замочить обувь на пути к жилой части города.
В Александровске было три музея – все имени Чехова. Вообще в тех местах Антона Павловича очень любят, ведь кроме него знаменитых людей на острове не было. Поэтому на Сахалине имя писателя носят почти все культурные учреждения, а также один город. И если мне скажут, что огромная статуя Чехова ожила и требует человеческих жертв, я буду знать где искать культистов.
Музеи в городе не работали из-за праздника 9 мая, а иных достопримечательностей в центре Александровска не было. Совершенно однообразная и безличная застройка советского периода, напоминающая одновременно все небольшие города России. Задерживаться в первой столице острова я не стал и сразу же направился в сторону Дуэ.

Десяток километров через небольшой, но горный перевал, меня не смутил, хотя и не порадовал. Минут через сорок начал сгущаться туман, а потом пошел снег. В моем родном климате уже в апреле снег можно увидеть только в холодильнике. Поэтому попасть в мае под снегопад стало для меня любопытным опытом. Последние четыре километра меня подвезли на попутке. Я даже не пытался голосовать на дороге, но пожилые муж с женой сами притормозили и предложили помощь. Этой ночью был шторм, а утром море оставило на берегу множество мелкой рыбы, которую местные называют туёк. И семейная пара как раз направлялась на промысел этого дара глубин.

Поселок Дуэ состоял из одной улицы протяженностью в пару километров, естественно – улицы имени Чехова. Слово "запустение" недостаточно пустынно, чтобы передать атмосферу этого места. Антона Павловича в свое время впечатлили ужасные условия жизни местных каторжан. Меня же угнетало отсутствие самой жизни. Миновав половину улицы, я не встретил ни одного жилого дома – лишь покосившиеся строения, пустые оконные рамы, ржавчину и грязь. Но встреча с местным населением всё-таки состоялась. Я поприветствовал невыразительных мужиков, резко оборвавших свой разговор при моем приближении. И мне ответили лишь недобрым, протяженным взглядом. Чувствовалось, что чужак в красной куртке явно был лишним на улице Чехова. Вскоре я обнаружил местную администрацию – одноэтажное здание, в котором, судя по вывескам, располагались почта, больница, пожарная станция, святилище глубинных богов, клуб и избирательный участок. На дверях висел листок с призывом на субботник: "... Порядок на территории ваших домов зависит от вас". Слово "порядок" в Дуэ казалось таким же неуместным, как и моя яркая куртка. Ближе к концу улицы я увидел маленькую девочку, играющую цветными игрушками в песочнице без песка. И это был единственный человек в поселке, который со мной поздоровался.
Улица упиралась в ухоженный двор и превращалась в тропинку, ведущую к уютному сельскому дому, из трубы которого поднимался дымок. В любом другом селе это был бы самый обычный дом, но в Дуэ он выглядел как дворец. Дворец, в котором обитал верховный жрец культа глубинных богов.
Вторгаться в частные владения я не намеревался, потому просто двинулся назад, в направлении Александровска.
На обратном пути в песочнице ребенка не оказалось, хотя прошло немногим более пяти минут с нашей встречи. Зато поблизости несколько мужиков закидывали какой-то кабель на линию электропередач или веревку на столб. Наверное, готовили ловушку на меня, но не ожидали, что я вернусь так скоро. Их можно понять – вряд ли без жертвы древним богам море будет благосклонно и на берегу снова заблестит туёк.
И началось возвращение к цивилизации. Сначала пара километров по запустелой улице Чехова, затем десяток – через заснеженный хребет. Дальше – поездка на внедорожнике до вокзала за 550 рублей, потому что александровский автовокзал не работал и цены на проезд ограничивались лишь фантазией частных перевозчиков. И, наконец – ночной поезд до Южно-Сахалинска.

Через несколько дней я посетил и Корсаков, но о нем рассказать совершенно нечего. Город, о котором Чехов так хорошо отзывался, остался похороненным где-то под асфальтом, бетоном и грязью. А на его месте было воздвигнуто очередное безличное нечто, словно пролитая на стол овсяная каша. Точно та же советская застройка, что и в Александровске или любом другом городе. Достопримечательностей – ноль. Разве что можно отметить мемориал брошенным корейцам на горе Слёз, и то, исключительно ради истории.
Во время второй мировой войны Сахалин принадлежал Японии и здесь собралось большое количество плененных корейцев. Именно их руками пробивались туннели в горах и наводились мосты. По окончанию войны часть корейцев отвезли домой тремя кораблями, но остальным пришлось остаться на территории советского союза. Как тут не наплакать гору слёз? Зато сейчас вынужденные переселенцы на Сахалине отлично ассимилировались и из невольных рабочих превратились в руководителей. В Сабвее, где я работал, директором был кореец; и его партнёр, и бухгалтер – все корейцы. И так почти на каждом предприятии острова. Если бы сейчас всё-таки корабль забрал бывших пленников на родину, то без бугхалтеров на Сахалине вместо зарплаты начали бы выдавать туёк.

14 мая состоялось мое самое грязное путешествие. По описанию маршрут не казался сложным: сначала пара десятков километров на электричке, а потом около шести – от станции до вулканического плато. Но это, если следовать маршруту. Начал я правильно – вышел на станции и продолжил свой путь по заброшенной железнодорожной ветке. Дальше Фрейд пошутил бы о становлении мужчиной, ведь мне предстояло войти в туннель. Единственной проблемой, в первых двух подземных коридорах, была темнота. Фонаря у меня не было, а на телефоне оставалось только 7% заряда – даже не знаю как я не подумал зарядить смартфон перед походом. Пытаясь продлить работу устройства, я проходил в темноте так далеко, как только мог и подсвечивал себе путь лишь при необходимости. Впрочем, туннели не были слишком длинными и в полной темноте я оставался лишь на несколько минут, а в остальное время немного света пробивалось со стороны входа или выхода. В туннелях было сухо и ничего не мешало довольно уверенно двигаться по старой колее железной дороги. Только ниши в стенах, которые выглядели живыми сгустками темноты, каждый раз заставляли меня замереть на месте в попытке вглядеться в бездну. Как известно, если начинаешь всматриваться в бездну, бездна начинает цитировать Ницше.
Третий туннель являл собой галерею у которой одной стены попросту не было, а потолок от внепланового сближения с полом поддерживали металлические ребра столетних рельс. После этой галереи следовало свернуть на грунтовую дорогу, идущую к вулканическому плато, но ничего похожего на дорогу я не обнаружил и продолжил движение по заброшенной колее.
Дальше путь стал менее дружелюбным.
Я перепрыгивал через грязные ручьи, скользил на обледенелых участках и промокал под ливнем с туннельных сводов, постоянно опасаясь случайно попасть ногой в открытую дренажную систему или не заметить провала между шпалами. Четвертый туннель оказался заснеженным и я пробирался по колено в снегу. Пятый – обледеневшим и в нем приходилось двигаться, баллансируя на кромке льда и чуть ли не вплотную прижимаясь к стене. В шестом шел настоящий подземный дождь и в нем моя нога всё-таки ушла под лед. И это все при дефиците света. Только перед входом в седьмой туннель мне пришлось признать, что я пропустил нужный поворот и пора возвращаться.

Дорогу я всё-таки нашел. И если поначалу, при должном уровне фантазии, и правда среди грязи можно было разглядеть грунтовку, то вскоре она просто растеклась болотом с глубокими бороздами, заполненными холодной водой. Я очень аккуратно перемещался и высматривал сухие кочки, но все равно провалился по колено в тягучую грязь. Достаточно перепачканный, чтобы грязевые вулканы приняли меня за своего, я вышел на плато. Пустынная поляна диаметром метров в 200 была укрыта плотной коркой из засохшей коричневой грязи. Тут и там было раскидано несколько небольших кратеров с медленно бурлящей жижей внутри. Из самого крупного торчала палка и вулкан пузырился сильнее, если в грязь хорошенько потыкать предложенным инструментом – на языке программистов это называется интуитивно понятный интерфейс. Кроме палки и пузырей, на вулканическом плато развлечений не было. Я отметил для себя русло высохшей грязевой реки, которое свидетельствовало о настоящих извержениях в прошлом. Но во время моего визита вулканы не спешили устраивать шоу и, нагулявшись по плато, я двинулся в обратный путь.

20 мая состоялся новый поход, которым я собирался поставить точку в исследовании японской истории острова. Утром я прибыл на автобусе в Холмск, который когда-то носил название Маока. А оттуда – десяток километров пешком, по ржавой узкоколейке к заброшенному туннелю. Железная дорога не была выведена из эксплуатации полностью и за несколько километров до туннеля, находилась конечная станция, на которой пару раз в день появлялась электричка – для меня это было важно.
Передо мной находился самый масштабный из японских туннелей Сахалина – часть комплекса "петля Токардай". Подземный коридор длиной 870 метров огибал всю сопку, плавно поднимаясь на 40 метров и заканчивался у Чёртова моста. У входа под землю я несколько раз крикнул в глубину и не услышав ответа, решил что медведей внутри нет и можно спокойно двигаться вперёд. Вскоре туннель повернул и я лишился света со стороны входа, а до выхода было ещё далеко. Мрак сгустился настолько, что тёмное пиво здесь считалось бы светлым. Но тьма не пугала, ведь у меня был предыдущий туннельный опыт и фонарик. В какой-то момент, подъем туннеля превратился в самую настоящую ледяную горку и с первого раза я ее не покорил. Других запоминающихся испытаний подземное царство мне не предложило.

Чёртов мост забавлял своим названием ровно до того момента, как я на него ступил. Устойчивая поверхность каменистой почвы находилась в сорока метрах подо мной и виднелась между древними шпалами. После того, как внезапный порыв ветра заставил меня пошатнуться, чёртовость моста уже не вызывала сомнений и захотелось поскорее с него убраться. Мост не был длинным, но шагал я так медленно, что почти начал понимать улиток.
Сразу за Чёртовым мостом, я прилёг на вкопанную у склона сопки бетонную плиту. Она располагалась под небольшим наклоном и каждый раз, как мои глаза закрывались – казалось, что я соскальзываю вниз. Поэтому нормального отдыха не получилось.
Следующий отрезок пути заставил меня пробираться по грязи и прыгать через горные ручьи, но происходило все на устойчивой поверхности земли и от этого становилось спокойнее.

Я вошел во второй туннель. Он был не таким длинным и обледеневшим, как первый, но хранил особый сюрприз. Ещё во время блужданий по туннелям на пути к грязевым вулканам, меня ощутимо тревожила глубина тьмы в стенных нишах. И хорошо, что на этот раз я подготовился к походу лучше и заранее узнал о ловушке на туристов со слабым сердцем. В одной из ниш был установлен призрак. Почти как настоящий – сооружённый из стула, швабры и темного платья. Мне не было ивестно, где конкретно прячется рукотворное приведение. Поэтому я заранее высвечивал фонарем каждый каменный карман, пока свидание с потусторонним не состоялось по моей инициативе. Даже представлять не хочу, что бы со мной стало, не будь я готов к этой встрече. Наверное остался бы в туннеле в качестве призрака. Настоящего.
Других опасностей путь на поверхность не предполагал и я вышел к следующему мосту.

Ведьмин мост. Ещё выше, ещё длиннее и ещё разваленнее, чем его чёртов коллега. В прошлом, на проклятом мосту случился большой пожар и почти все деревянные шпалы либо значительно обуглились, либо сгорели дочиста. Ох, как же я себя ругал за то, что решил по нему перебраться на соседнюю сопку. В полусотне метров внизу качались деревья и искрились воды небольшой реки, а наверху ветер решил поиграть в выбивного и выбрал в качестве противника меня. Но поздно или рано все заканчивается, будь то пачка соды, зубы хоккеиста или Ведьмин мост.
По рельсам я выбрался к небольшому туннелю. Который пришлось пройти только для того, чтобы выиграть дополнительное время перед возвращением на рыжий металл проклятого сооружения.
После того, как петля Токардай была затянута и оба моста покорены, я около часа провалялся на бетонной плите около не такого уж и страшного Чёртового моста.

Пришло время для второй части моего туристического маршрута и я отправился на конечную станцию железной дороги. Последняя электричка в расписании отвезла меня за сотню километров, в город Томари (а по-японски – Томариорэ), где находились развалины синтоистского храма богини Аматерасу.
Пригородный поезд остановился примерно за сорок минут до заката солнца и мне следовало поторопиться. В городе я трижды обращался к местным жителям, чтобы узнать дорогу к храму, но остался непонятым и лишь удивил обитателей городка тем, что у них есть нечто подобное.
Сразу за городом, между двух сопок скромно укрылось синтоистское святилище. Точнее то, что от него осталось. Пара ворот Тории, несколько небольших монументов, часть постамента для защитника храма и фундамент крупного здания. Ни одной стены или сооружения не из бетона – не сохранилось. Но к тому моменту я посмотрел достаточно много аниме, чтобы представить себе храм целым.
Я поднялся по каменным ступеням и замер перед воображаемым ящиком для пожертвований и колоколом. После чего совершил молитву. А именно – попытался силами своего вокала съимитировать колокольный звон и кинул на вневременный бетон несколько монет. После чего молча пожелал, чтобы мне хватило сил завершить Маршрут.
Уже смеркалось и немного побродив по земле из которой насильно выбили святость, я вернулся к единственному знакомому мне зданию в Томари – вокзалу. Откуда ночью отправлялся поезд до Южно-Сахалинска.

Кроме этих походов я совершил ещё несколько менее масштабных путешествий.
6 мая – сходил в музей. Тот самый, в единственном сохранившемся на Сахалине японском здании.
23 мая – поехал к заливу Анива, где собирал местный деликатес – особую мидию с названием "спизула". Не нашел ни одного моллюска, только промок в Охотском море и затупил о песок нож. Возвращался злым и представлял, как жители Сахалина приедут в Донецк и не поймут как собирать абрикосы.
26 мая – отправился к водопадам на реке Уюновка. Вода – ледяная. Из-за тающего снега с вершин сопок. Самая значительная возвышенность называлась, естественно, пик Чехова. Я искупался в двух водопадах и пока мои ноги сводило судорогой от холодной воды – на сердце становилось теплее от исполнения давней мечты.
2 июня – посетил энергетический центр острова около поселка Весточка. Там погулял по лесу, поднялся на сопку, но самое главное – умылся в водопаде Айхор на реке Айичка. Также в лесу, среди поваленных тайфуном сосен, я внезапно понял, что именно о таком туризме мечтал в школьные годы. Когда пытался найти в городском парке намеки на дикую природу.

В обоих последних походах я умудрился заблудиться из-за того, что слишком пренебрежительно относился к тропинкам и полагался на собственное чувство направления. Выбираясь из очередных зарослей я вынес для себя урок: чужой опыт – это ценая вещь и на него стоит ориентироваться, а каждый раз прокладывать свою дорогу – это развлечение для наивных детей или пьяных экскаваторщиков.
Кроме того, в этих походах меня подвозили обратно до города люди на внедорожниках, хотя я даже не пытался автостопить. Думаю, это была немотивированная добродетель.
Я уже писал это об УФМС и руководстве, но и просто люди на острове мне показались самыми человечными в России.

К началу июня я успешно завершил свои исследования Сахалина и был готов отправляться дальше по своему Маршруту.