Пепел и розы ч. 1

Справедливость, неотвратимая как жизнь...

- А я говорю, мы не поедем жить в этот дом! Да-да, не поедем нипочём! И плевать я хотела на их антикризисные предложения по ипотеке! - миниатюрная девушка с вздернутым носиком и белыми кудряшками даже притопнула от злости каблучком.
Но она не успела вернуться на свое рабочее место в офисе, как телефон зазвонил снова и настойчиво. От злости ей не хотелось продолжать разговор со своим женихом (это звонил он), но злость внезапно исчезла, так как её легко одолела радость, которая возникала в последнее время всегда, когда звонил он.

День был весенним, без холодного северного ветра, мучившего город две последних недели. Елизавета придирчиво осматривала новенький, словно с рекламного проспекта, их будущий с Егором красавец-дом. Хотя нет, пока не подписаны бумаги, еще не поздно всё переиграть. Но жених её, кажется влюбленный в неё до беспамятства, чудик-программист ещё тот, перерыл весь интернет, все газеты, объездил то, не знаю что, и вот выискал, наконец, этот единственный приемлемый для их будущего семейного бюджета вариант.
- Ну как, тебе нравится? - гремел он своим энергичным басом, — гляди, всего в двух шагах отсюда огромный парк, практически лес, где мы будем гулять с нашей собакой, а в перспективе и с детьми!
- Егор, милый, к сожалению ты прав в том, что это "практически лес". А мне хотелось бы, чтобы это был ухоженный и безопасный парк, ещё лучше сквер.
- Знаешь, ты словно умная Эльза! Всё стараешься...
- Да, и кстати, мне подружка сказала, что весь этот жилой комплекс построен прямо на костях! Что здесь до войны было немецкое кладбище!
- Удивила. Да весь Питер построен "прямо на костях". Что ж теперь, вовсе в нём не жить?- он посмотрел на неё насмешливым взглядом. Когда он так глядит на неё, ох как подмывает ударить его посильнее. Чтобы больно! Но это всегда заканчивается одним и тем же, когда они бывают дома одни. У неё закружилась голова при мысли об этом. Но сейчас не место и не время. В весеннем воздухе повисло молчание.
- Смотри, Лизхен. Это же чудо! Кажется, кусты розы. Интересно, откуда они здесь взялись? И ещё. И вон там.
Егор бегал по не вскопанным пока ещё газонам, дурачился, делал вид, что в руках у него садовые ножницы, которыми он срезает розы. Потом, как будто бы с полной охапкой колких веток, ранивших в кровь его сильные руки, встал перед ней на одно колено и протянул ей невидимый букет.
- Чувствуешь, какой аромат?
Она посмотрела на него восхищенным взглядом.
- Жого, в тебе умер, пожалуй, большой артист... или художник, — смеясь глазами, она уселась к нему на колено, обвила его могучую шею своими тонкими руками и нежно поцеловала.
Вернуло их в этот мир чьё-то смущенное покашливание. Это был их адвокат, нанятый отцом Лизы, чтобы при подписании бумаг было сделано всё правильно.
Лиза резво вскочила на ноги и протянула Егору руку. Тот одним движением поднялся, отряхнул от прошлогодней травы брюки, и спросил адвоката:
- Евгений Трифонович, должны ли мы сегодня непременно подписать? Елизавета Павловна
пока еще не решила...
- Зачем тянуть? - улыбнулась очаровательной улыбкой Лиза, — кажется, это оптимальный для нас вариант.
На веселой свадьбе, которая состоялась через три недели, родители поднесли молодым ключи от их квартиры. А когда Лиза и Егор вернулись из свадебного путешествия, произошла эта странная история.

После ночи любви, сны бывают сказочно прекрасны. Приснится, что летом, вместо тополиного пуха идет снег. Стоит набрать его в ладонь и умыться, как переносишься в зиму, но отчего-то совершенно не чувствуешь мороза, только приятную свежесть на лице. А уже настоящий снег падает тихо-тихо, и лес вокруг подставляет свои нагие ветви и мохнатые еловые лапы. И по этому зимнему безмолвию кто-то бесшумно ступает, не отбрасывая лунной тени. Следы его исчезают, словно морозные узоры на стекле по весне. Обессиленный, он падает на колени, и протягивает к ним руки. Пытается что-то произнести и не может. Ведь призраки безмолвны. На том месте, где он исчезает, появляется куст белых роз. Но лепестки чернеют на морозе, а куст весь внезапно обращается в горстку пепла на белом снегу. Налетевший ветер кружит пепел, он исчезает и при этом откуда-то доносятся щемящие звуки. Потом всё внезапно стихает. И снова вокруг лето, а откуда-то с небес нечеловеческий скрипучий голос:
- Земля. Под розовым кустом. Под вашими окнами.
Утром у молодоженов болит голова. Лизе хочется улыбнуться Егору, но она не может. Он тоже задумчив и глубоко опечален. Не проронив ни единого слова до завтрака, внезапно и одновременно произносят:
- Мне сегодня что-то...
-...странное снилось.
- И мне. Может сходить в Церковь?
- Хорошо, только сначала давай поищем под нашими окнами...
- Розовый куст?
- С белыми розами. Егор, мне кажется, Церковь нам здесь не поможет. Нам надо...ну ты сам знаешь кого. Только уж конечно не цыганку.
- Да, пожалуй, ты права.
Видя, что неосторожное слово готово сорваться с её прелестных губ, он останавливает его поцелуем. Бог его знает, как себя теперь вести после того, что произошло.
Среди кустарников, растущих под окнами, нашелся и розовый куст, с нераскрывшимися ещё белыми бутонами.
Через неделю энергичных поисков они стояли перед дверью той, кто должна была им помочь. Перед ничем не примечательной обшарпанной дверью типовой кирпичной девятиэтажки. Лиза прижималась к Егору и вся дрожала. Каждую ночь этой недели к ним обоим являлся во сне призрак и не мог сказать ничего сверх того, что они уже знали. Роза же под окнами расцвела пышным цветом. Егору казалось, что они обязательно должны разгадать загадку призрака до того, как она отцветет. Сам он держался молодцом, а вот Лизе с каждым днём становилось всё хуже и хуже. Она потеряла аппетит, сделалась молчаливой, замкнутой, бледной и, что хуже всего, могла заплакать без видимой причины. Родители её пытались добиться объяснений у дочери и зятя, но Лиза отшучивалась и просила их этого не делать, хотя бы еще какое-то время.
- Скоро всё само собой разрешится. Нет, это совсем не то, что вы думаете. Мама, отец, я вас очень прошу, ни с кем не говорить об этом!
Дверной звонок оказался неприятно пронзительный. За дверью зашаркали, затем она приоткрылась на длину цепочки и в проёме показалось сморщенное старушечье лицо. Живыми на нём были только глаза. Но зато какие это были глаза! Сам Гауф не смог бы их описать, хотя старуха так и просилась на страницы его книг. Без лишних вопросов дверь отворилась настежь и молодым по-немецки предложено было войти. Коридор был темен. В нем пахло кошками. К счастью, Егор, свободно владел немецким языком, и объяснил, кто они, и почему обратились за помощью именно к фрау Киршенштайн. В большой гостиной за круглым дубовым столом Лизу и Егора напоили чаем. Немолодая женщина, по всей видимости родственница хозяйки, ухаживающая за ней, не проронила ни слова, пока разливала чай и накладывала варенье из райских яблочек в изящные хрустальные розетки. Лизе и Егору было не по себе в этой тихой, полутемной, с занавешенными шторами комнате. Чай оказался вкусным, но после него отчего-то слегка кружилась голова.
После чая на столе оказалась крупная довоенная карта Ленинграда, и фрау Киршенштайн предложила Егору как можно точнее указать, каким образом расположен их дом.
Как только Егор выполнил ее просьбу, старуха велела подать еще чаю.
- Спасибо! - пытался отказаться Егор, но почувствовал на себе такой её взгляд, что чашка как бы сама собой очутилась у его губ, стиснутые зубы разжались и он сделал маленький глоток странной обжигающей рот жидкости.
- Боже! Уж не вздумалось ли старой ведьме отравить нас?! - было его последней мыслью, после чего сознание провалилось в тёмную бездну.