Капля еврейской крови...

КАПЛЯ ЕВРЕЙСКОЙ КРОВИ

Я выросла в послевоенной Алма-Ате, городе, который приютил огромное число эвакуированных из множества городов СССР, оказавшихся под фашистской оккупацией. И в многонациональную Алма-Ату влилось ещё пополнение, наверное, всех национальностей Союза.
О каком национализме ВООБЩЕ в моём дружном и отзывчивом на чужую беду городе можно было говорить, бог с вами! Да и сами жители  как-то интуитивно берегли спокойствие и наднациональную доброжелательность города.

Большая беда сплотила всех… Люди превратились в монолит, живущий лишь истовой верой в общую Победу. И на многие последующие годы национальный вопрос в национальной республике вообще не возникал ни на государственном, ни на межличностном уровне.

Впервые о существовании еврейского вопроса я узнала лет в семь, когда папа вместе с другом, офицером КГБ, заполнял  какую-то анкету для командировки во Францию.

Понимаешь, - говорил друг, - Контора проверяет всех сверх  тщательно, не хухры-мухры - Франция, самый забугорный забугор, закордонный закордон, а потому давай просеем всех твоих родственников до седьмого колена сквозь частое сито...

И вот тут они, распрашивая с пристрастием бабулю об украинских и прочих наших корнях, как-то вышли на прапрабабушку Сару Яковлевну, (так, кажется, её звали), совсем напрочь забытую всеми, т.к. умерла в родах  и малолетнего прадедушку воспитывала уже вторая жена, красавица украинка.

- Про Сару тоже писать? - поинтересовался папа.

- Не стоит, сам понимаешь, жидовские корни человека не красят. Да ты просто и знать не мог про ТАКУЮ родню, еврейскую, которую весь свет проклинает... - в голосе друга было такое нескрываемое презрение, что я, будучи ребенком любознательным, тут же выползла из подстольной засады и задала вопросы в лоб:

 - Что такое жидовские корни, кто это еврейская родня? Она наша? А  почему я не знаю бабушку Сару Яковлевну, и почему её весь свет ненавидит, она что, шпионка?

Получив увесистый подзатыльник, я, разумеется, отстала, но вопросы засели в голове, и я стала задавать их всем подряд. Если б мне кто-нибудь вразумительно ответил, я бы благополучно забыла, детская память короткая. Но все отводили глаза и отвечали как-то мутно-маловразумительно. Одна тётя Пава, папина сестра, ответила серьёзно:

 - Не бабушку Сару ненавидят, а всю еврейскую нацию. За что, не знаю. Больно умные, наверное, везде у них все поперёк - как-то очень загадочно она сказала, и я решила, раз больно умные и все ненавидят, я одна буду их любить. Тётя Пава долго хохотала, но потом опять серьёзно добавила: 

-  Про еврейское родство никому ни слова, вообще никому и никогда, поняла, ты ж секреты хранить умеешь? Но сама для себя не забывай, что в тебе течёт крохотная капля еврейской крови, а она непредсказуема, и бог знает, куда может тебя вывести.

И я мужественно молчала.

Но где-то в третьем классе меня угораздило влюбиться в Янку Шварцмана. Он был совсем не мачо, невысокий полноватый очкарик, но с такой мощной, как сейчас бы сказали, харизмой, что первые красавицы класса так же, как и я,  всегда старались сесть с ним за одну парту. Но почти с первого класса это было МОЁ место, и никому отдавать я его не торопилась. Тётя Пава подшучивала:

 - Это твоя еврейская капля крови к нему тянет.

И я поняла, что теперь я евреев буду любить всегда...

Но в 9 классе Янка мне изменил и пересел к красавице и умнице Эльке Байдал, после чего я евреев разлюбила. Тоже навсегда...

Но в этом возрасте я уже многое знала, читала, внимательно наблюдала и анализировала. Видела плюсы и минусы любой национальности, но еврейская тяга к самоидентификации немного настораживала, не очень уж они большие интернационалисты...
У них все нации равны, но они равнее других, так их Бог решил.
И мне это не понравилось.
Особенно после жёсткого разговора со мной Янкиной мамы, в котором она мудро, тактично, но бескомпромиссно объяснила, отчего евреи должны жениться только на своих. Иной вариант даже рассматриваться не может. Никогда! "А дружить - дружите, ради Бога"

А я еврейкой себя ни на мгновение не считала, да и какая еврейка, если во мне смешалось столько кровей, что  порой и задумаешься, что писать в пятой графе, русская, украинка, донская казачка, полячка, латышка?

А уж крошечная еврейская капля в этой смеси вообще погоды не сделает...

    А Янка, моя несбывшаяся счастливая-несчастливая любовь, так и остался для меня образцом еврея, умного, энциклопедически образованного, с обалденным чувством юмора, на всё имеющего свой собственный (поперёк, как говорила тётя Пава) взгляд...

     Хотела уже закончить этот рассказик, но вспомнились два эпизода, очень характерные для понимания, как самих евреев нами, не евреями, так и ими - нас.

   Моя сестра поехала в США работать по приглашению более 25 лет назад. Она классный биолог, кандидат наук, но наука в 90-х у нас уже никого не интересовала, и Поля подписала договор. Но в Нью-Йорке дело обернулось совсем не так радужно, добровольцев из СССР ждала закрытая фармацевтическая лаборатория, в которой такие же, как Полинка, высококлассные биологи испытывали на этих самых добровольцах различные химические и биологические среды.  Руководил лабораторией жёсткий и расчетливый еврей, нисколько не стыдившийся ВОТ ТАК использовать своих бывших соотечественников, пользуясь их безвыходным положением в родной стране. Когда грамотная и умная Полина, разобравшись в ситуации, потребовала вернуть паспорт и расторгнуть договор, её выгнали без паспорта и без копейки, простите, цента. И из общежития местного тоже. А после того, как она пошла в полицию, на неё "случайно" наехал пьяный грузовик и ей чудом удалось выскользнуть почти из-под колёс.

Но пришли ей на помощь тоже евреи. Она случайно забрела в синагогу согреться от пронизывающего ветра с океана, и подумать, как жить дальше. И местный раввин подошёл, расспросил, пригласил пожить некоторое время в своей семье, но когда она отказалась, увы, евреям больше не верила, а раввин был мудр и тактичен, тогда он отвел её в одно из отделений Армии Спасения, где ею занялись опытные юристы. И надо отдать должное, не сразу, но суды они выиграли, Поле вернули всё, и паспорт, и дипломы, и даже не отданную зарплату за много месяцев, да ещё и с компенсацией!
И она на эти деньги по ускоренной программе закончила медицинский факультет одного из Университетов и сейчас работает вот уже лет 20 в одном из центральных госпиталей Нью-Йорка.
Но евреев с тех пор всё равно не любит, причём - активно, и моё увлечение каббалой мне простить, увы,  не может. Вообще отказывается говорить на эту тему. Еврейский вопрос лег между нами пропастью.

А последний, почти курьёзный случай произошел лет двенадцать  назад. В районе отмечали День соцработника и я, как зам Главы по социальным вопросам, поздравляла и вручала награды лучшим представителям профессии. На фуршете  подходила к разным столикам, поздравляла, говорила теплые слова, а за одним вдруг  почти разыгрался скандал. Подвыпившая санитарочка тетя Маша зло бросила вдогонку директору Дома доброты:

-   Да эта еврейская морда без мыла куда надо и не надо пролезет, нахапалась, а ей ещё и премию за это...

-   Ну что вы, тетя Маша, Елена ведь действительно вкалывает, уж вам ли это не знать. А то, что еврейка, так это её как-то компрометирует? Вот и во мне тоже есть капля еврейской крови - попыталась я как-то разрядить обстановку.

-   А таких, как ты, с рязанской рожей, в евреи не берут, и не лезь туда, гойка... А вот мы с мужем в Израиль к сыну едем, вид на жительство ждём...- пьяненько расхвасталась она.

И весь стол покатился от хохота.

Дааа, - подумала я, - о времена, о, нравы! Эва, как всё перевернулось, когда-то еврейства стыдилась, скрывали, а сейчас в родню набиваются и хвастаются...

... Но моя капля так больше и не проявилась, сгинула. Гены не сработали. Была и осталась русской, просто русской со сложным хромосомным  коктейлем. Очень люблю свою страну. Горжусь ею. Несмотря ни на что!
И потому прекрасно понимаю евреев, гордящихся и своей нацией с её сложной историей, и своей многострадальной страной...

И пусть простит меня покойный муж, но первая моя детская любовь к Янке на всю жизнь открыла моё сердце этой гонимой, несчастной и счастливой, талантливой, умной и сильной, но слабой от веры в свою избранность - нации.
И опять, как в детстве, я готова сказать:
"Ну, если их никто не любит, я буду их любить за всех..."