На Краке

Осень прошла как-то быстро и незаметно. Герка несколько раз ходил на охоту один или с друзьями, но особых случаев, которые бы надолго запомнились, у него не было.
 Герка ждал ноября, когда выпадет снег и можно будет поохотиться на зайца. Первый снег обычно выпадал после октябрьских праздников. Лежал он, правда, недолго, и начинал таять. Вот в это время надо было успеть сходить на охоту. Но первые два-три дня там делать было нечего, зверь, как говорят, лежал и не давал следа. Он боялся выпавшего снега. Но потом голод побеждал страх, и зверь начинал двигаться, применяя все свои хитрости, чтобы запутать следы. Раньше Герке тайком удавалось с друзьями небольшой компанией зимой на лыжах сходить на охоту. Места, куда они ходили, всем давно были известны, это поля вдоль речек Краки, Промзы и Долгой. Хорошо было ходить с другом Виталькой. Он не учился и уже работал, а работал он тогда в колбасной. Вот и сегодня Виталька, собравшись с друзьями на охоту, с утра пораньше зашёл к себе на работу. Друзья, взяв у него ружьё, ждали его невдалеке. Заведующим в колбасной был мужчина, звали его Геннадий, он тоже был страстный охотник. И когда Виталька зашёл, он спросил:
- Так вы чо, не пошли, што ли, на охоту? Я же тебя отпустил на сегодня.
- Почему? Идём. Только я решил зайти. Может, какая срочная работа, – сказал Виталька, а сам посмотрел на готовую продукцию.
Геннадий, поймав его взгляд, сказал:
- Да нет, мы сегодня без тебя справимся. А вы куда собрались? Закусить-то с собой взяли? Нате вот, колбасы возьмите. Эх, как бы я с вами махнул, если бы не работа.
Он подал Витальке каталку копчёной колбасы, той настоящей, пахнущей дымком, чесноком и специями. Колбасы, от которой, как говорил Геркин отец, любая кошка с ума может сойти. Что ни говори, в чём, в чём, а в продуктах питания, Герка знал, кошки разбираются хорошо.
Виталька, спрятав каталку за пазуху, уходил. В этот день работа ему была не нужна. Ему была нужна колбаса для себя и друзей. Парень он был товарищеский, весёлый и довольно озорной. В такой день ему хотелось сделать что-то хорошее и приятное своим друзьям. А ещё ему хотелось показать, что на работе он имеет авторитет. А это нужно заслужить.
- Так, где моё ружьё? Давайте-ка. Пошли. Всё в порядке, – сказал Виталька друзьям, выйдя из колбасной. 
Виталька никогда не унывал и не грустил и другим не давал унывать, порой ценой бесшабашных поступков.
В этот раз они решили пойти на Краку, на полевую речушку, бегущую с Гулюшеских бугров, поросших небольшим осколком молодого леса. Впадала она в другую речку, Промзу, пробираясь мимо пенькозавода, огибая столпившиеся около него скирды конопли, и ныряла под старый деревянный мост. Выпавший снег лежал уже дня три. Он равномерно покрывал землю небольшим слоем. С утра стоял лёгкий морозец. Он слегка подморозил черневшую местами землю и лежащий ней снег. Они втроём, Женька, Виталька и Герка, шли по посёлку, который стряхивал с себя покой долгой ноябрьской ночи. Из труб домов дружно вырывался дым. Он лениво чуть-чуть приподнимался над домами, потом останавливался в недолгом раздумье и начинал растекаться по улице, опускаясь к земле. Серый утренний рассвет робко расправлял свои крылья над посёлком. Всё говорило о том, что погода будет меняться. Друзья бодро шагали навстречу зарождавшемуся дню, надеясь на охотничью удачу, и деловито разговаривали между собой:
- Щас выйдем за пенькозавод и пойдём вдоль речки, вверх, – сказал Женька.
- Чо, все вместе по одной стороне, што ли? – спросил Виталька.
- Нет, давай двое по одной стороне, а один кто-нибудь по другой, – сказал Герка.
- Ладно, если кто выпугнет зайца -  кричите, – подсказал Виталька.
- А если след свежий, чо делать будем? – спросил Герка.
- Чо… Зови, будем кумекать, как тропить его, – вновь высказался Виталька.
- Так. Ладно. Мы с тобой, Герка, с этой стороны пойдём, а Виталька пусть с той. Только ты, Герка, от меня чуть вперёд и в сторону подальше, если выбежит, стреляй осторожней, чтобы друг друга не зацепить. Понял? – продолжил Женька, он был где-то на год постарше, и чувствовалось, ему хотелось немного покомандовать.
Они так и сделали. И двинулись вперёд, надеясь на охотничье везение. Идти было легко. Снега выпало ещё мало. Но он смог укрыть почти всё вокруг лёгкими пушистыми снежинками. И это белое чудо стелилось перед ними, убегая вдаль, смыкаясь где-то там с белесой дымкой, уходящей в серое небо и растворяющейся в нём. Герке казалось, что он находится внутри какого-то белого сказочного мира. Только тёмные кусты, столпившиеся по берегам речки, как бы укрывали и оберегали её от этого белого нашествия. Герке,  да, наверное, не только ему, казалось, что чуть ли не за каждым кустом прячется дичь, но это только казалось. Друзья шли, оставляя за собой заснеженные озимые поля и вздыбленную щербатую пашню. За ними тянулись три незатейливые, нестройные строчки неровных следов. Надежда на удачу оставалась только надеждой. Они всё шли и шли. А дичи не было. Герка почувствовал, что начал немного уставать. Он стал поглядывать на Женьку. Тот тоже чуть-чуть сбавил шаг, хотя был посильнее Герки. Герка стал забирать в Женькину сторону и, подойдя поближе, крикнул ему:
- Может, отдохнём?
И в ответ услышал:
- Подожди, пройдём ещё немного. Вон видишь там омёт соломы? Дойдём, и там отдохнём и перекусим, – сказал Женька, показывая рукой в поле. Когда они добрались до омёта, то поняли, что времени уже много. По крайней мере, если судить по желудкам, можно было точно сказать, время –обед. Они расположились с подветренной стороны омёта. Приставили к нему заряженные ружья. Сели в солому. Достали из-за пазух куски хлеба с салом, согретые теплом тела. Виталька достал каталку колбасы и разрезал её на три равные части перочинным ножом. Вкусный запах сразу всем ударил в нос. Все трое дружно, как по команде, сглотнули слюну.
- Ну, Виталька, щас все звери сбегутся на запах твоей колбасы. Давайте, ешьте быстрее, а то отнимут, – сказал Женька, откусывая очередной увесистый кусок колбасы.
- Пусть попробуют сунуться! Я их так приглажу, я их так прижгу, – сказал Виталька небрежно.
- У нас тётка к матери зашла из магазина. Сумку в сенях оставила. Пока с матерью болтали, наш кот Васька колбасу у неё чуть не с сумкой сожрал, – смеясь, сказал Герка.   
- Но тут котов нет, – сказал Женька, взглянув на Герку.
- Придут. Второе отделение совхоза рядом, – вставил Виталька.
Друзья так увлеклись Виталькиным угощением и болтовнёй, что не сразу заметили сидящую метрах пятнадцати от них лису. А когда заметили, то все замерли с открытыми ртами. Сколько прошло так времени, толком никто не знает. Все разом медленно потянулись к ружьям. Кто сказал лисе, что это ружьё, а не палка, и что оно стреляет и убивает, одному Богу известно, только она прыгнула, и, распустив хвост, стремительно понеслась в поле. Вслед ей зазвучали запоздалые частые выстрелы.
- Фу ты, – выдохнул Женька. – Это её точно Виталькина колбаса приманила. И как она незаметно подобралась?
- А как она рванула! Я даже колбасу, что не доел, потерял, – роясь в соломе, с сожалением сказал Герка, и было непонятно, о чём он больше сожалеет.
- Рванёшь! Ты бы ей колбасы кинул, она, может, и не побежала бы, – смеясь, сказал Виталька.
Они ещё долго обсуждали случившееся.
- Если бы на коленях или рядом ружьё лежало, можно бы её шарахнуть, – сказал Женька уверенно.
- Если бы, да кабы, – сказал в ответ Виталька и мастерски сплюнул. 
Герка успокоился и сидел, привалившись спиной и головой к омёту. Ему было слышно, как шуршат, пищат и дерутся мыши, найдя вкусное зерно в соломе. И он непроизвольно подумал: вот так часто ведут себя и люди. Дерутся, порой даже непонятно из-за чего.
 Чувствовалось, воздух стал намного теплее. Смотря в серое небо, Герка наблюдал летящие хлопья. Казалось, из ниоткуда, словно из таинственной бездны, появлялись эти лёгкие, пушистые снежинки. Полёт их в воздухе был плавным и беззвучным. И так было хорошо! Идти никуда не хотелось. Он прикрыл глаза. И почему-то вспомнил пенькозавод, мимо которого они шли. Впервые когда-то он его, нет, не увидел, а услышал. Там был гудок, и он несколько раз в день гудел, отсчитывая рабочее время. А однажды он гудел очень долго, к нему присоединились и другие гудки в посёлке: на спиртзаводе, на молочном заводе и в техникуме молочной промышленности, там, где стояли паровые котлы. Было это в начале весны. Пришёл с работы на обед Геркин отец. Он чем-то был немного встревожен. Герке сразу бросилась в глаза необычная вещица на левом рукаве его пальто. Отца встретила мать. Она почему-то смахнула слёзы с глаз и вытерла их кончиком платка.
- Што же теперь будет? – с тревогой в голосе спросила она отца.
Герка знал, что мать любила всегда пожалеть кого-то, кому-то искренне посочувствовать. Это частенько можно было услышать от неё в разговорах.
- Што? Да ничего не будет. Жить будем, – твёрдо сказал отец. – Мы с тобой не такие времена переживали. Тридцать седьмой помнишь? Как меня тогда выпустили, ума не прилижу. А война? Пять лет каких.
Герка с тревожным детским любопытством смотрел на отца, на повязку на его рукаве, потом на мать, на их серьёзные, невесёлые лица. Всё это усиливала грустная музыка, доносившаяся из любимой Геркиной чёрной тарелки, висевшей в передней комнате на стене. Потом музыка прервалась, и он услышал слова, произнесённые твёрдым мужским голосом. Герка уже знал: это Левитан:
- Не стало товарища Сталина…
Герке не надо было говорить и объяснять, кто такой товарищ Сталин, хотя ему шёл только седьмой год от роду.
- Мать, давай-ка мне пообедать, да я пойду на работу, – попросил отец.
- Как у вас там на работе-то? И вообще, как там народ-то? Я ведь сегодня ещё никуда не ходила, – сказала мать, вынимая из русской печи чугун со щами.
- Как. В основном, конечно, переживает. Многие жалеют и даже плачут. Но люди-то у нас есть всякие, – сказал отец и покосился на Герку, который занялся своими делами и делал вид, что ничего не слышит.
Отец сделал небольшую паузу.
- Тут одного мужика из Запольщены, то ли с Араповки, то ли, с Шеевщины, арестовали, – сказал отец и вновь покосился на Герку, работая ложкой. 
- Это за што же его в такое время? – опять с сочувствием спросила мать.
- Он только пришёл, говорят, – ответил отец.
- Откуда пришёл? – не поняв, спросила мать.
- Откуда. Оттуда, где я одно время был, от хозяина, – пояснил отец.
- А-а. Поняла, – сказала мать, кивая головой.
- Лет десять или пятнадцать у хозяина оттрубил, – уточнил отец.
- И за што же его опять бедного? Чево опять натворил? – спросила сердобольная мать.
- Я вообще точно не знаю, но что-то такое политическое, – сказал отец, заканчивая обед.
- Ты чо? Ерёма-дрёма, кемаришь? – перебил Геркины воспоминания Виталька.
- Да вот про пенькозавод вспомнил, мимо которого проходили, – схитрил Герка. – Я там в каникулы работал. Скирды промочит дождём, а мы их разбираем и растаскиваем, а потом снопы в копны ставим, сушить. А знаешь, снопы какие тяжёлые? Вилами возьмёшь, руки трещат. А ещё меня мужики втянули тюки на машины грузить. Пакля или, как говорили, волокно. Короткое волокно – тюк  весит шестьдесят килограммов, длинное – восемьдесят.
- И ты грузил? Ты сам-то вместе с ливером, наверно, шестьдесят весишь! Грузчик, – грубовато, с недоверием сказал Виталька.
- Не веришь? Пойдём мужиков спросим, – сказал Герка, чуть обидевшись.
- А куда его отвозили? – спросил Виталька и чувствовалось, он начинал верить сказанному. 
- Его, говорят, даже в Англию отправляли, на канаты и брезент, – подсказал Женька.
- Говорили, вроде, да. Нас как-то грузчики с Валеркой на железную дорогу взяли. Обманули, в общем. Сказали, за брикетом. А сами привезли на склад и говорят, что тюки надо в вагон, в пульман грузить. Я зашёл в него, посмотрел, а там конца его не видно. Думаю, нет, надо что-то делать. На складе мужики на меня тюк взвалили, я прошёл немного, споткнулся и упал, и не встаю. Грузчики изматерились, каво говорят, вы тут привезли, ну и прогнали нас. И мы брикет в машины пошли грузить. Это тебе не колбасу коптить, – подколол Герка Витальку.
- Ну, а хоть платили? – спросил Виталька.
- Наобещают, а пойдешь получать – минималка. Спросишь, как мол так. Вынут хитрую книгу и начнут тебе расчёт вести, на уши паклю вешать. У нас Валька был. Мы его бухгалтером прозвали. Он всё считал у нас, за какую работу сколько мы получим. Мы его слушаем, подкалываем, а потом Валерка ему говорит: «Хочешь, я тебе скажу, сколько мы получим?», и потом говорил: «Хрен мы получим!». Так оно и выходило.
- Ладно, давайте ещё немного, и пойдём. Смотрите: снежок-то расходится, а то все следы заметёт, – заметил Женька.
Друзья замолчали. Каждый думал о своём, согревшись сидя в соломе. Герка вспомнил, как шли они вдоль речки Краки. Интересно, почему её так назвали и кто назвал? И непонятно, отчего её речкой зовут? Может, раньше в ней воды больше было, сейчас так себе ручей. Правда, весной она разливается и бурлит. А вот ещё что знал он про эту речку. Ему даже становилось немного страшновато. Герка знал, что здесь, на её берегах, когда-то тоже звучали выстрелы, но только не охотников. При этом он посмотрел на тихо и спокойно сидевших рядом друзей, как бы убеждаясь в том, что они не слышат его мыслей. Он вспомнил разговор отца с дядей Федей. Они частенько за чашкой чая что-нибудь, вспоминали. Тогда они вспоминали, как устанавливалась советская власть в этих местах. Кто и как её принял тогда. Кто был за, кто против и кто оказывал активное сопротивление новой власти. Вот тех и расстреляли где-то на берегу этой маленькой, ничем не приметной речушки. Вон, видишь, мыши и те дерутся? А что про людей говорить. А чтобы вот так, по делу-то, можно, наверно, всегда спокойно договориться. А вот нет, видно, в природе, что ли, такое заложено, надо всегда бороться, и не то чтобы бороться – драться   надо, да ещё как.
- Ладно, хватит пузыри пускать и сопли жевать. Подъём! – скомандовал Виталька, прерывая Геркины мысли.
- Давайте пойдём туда, к Промзе, – предложил Женька.
- Хоть за Промзу. Не дал он следа, ещё лежит, – сказал Герка, вставая.
- Давайте к Промзе, а там домой повернём, – поддержал Женьку Виталька.
Они так и сделали. Перешли дорогу и зашагали к темневшим вдали кустам, которые прятались в дали, в белесой дымке, плотно обступив речку Промзу.
Вскоре снег стал падать вперемешку с каплями дождя. Заметно потеплело. Под ногой снег стал влажным и начал довольно быстро таять.
- Ну, вот и не поохотились нормально. Надо быстрее домой двигать, а то развезёт, – сказал Виталька с сожалением.
Снег с дождём перешёл  в настоящий дождь. Местами снег на земле стал просто пропадать на глазах. Пока шли по траве, а потом по озимым, было вроде нормально. Но вот на их пути появились и на глазах стали чёрными вспаханные пары. В сапоги тут же вцепился жирный чернозём и не давал идти. Они пытались его стряхивать. Порой им это удавалось, но только вместе с сапогом. Они стали ломать стебли сухой травы и соскабливали прилипшую грязь, но стебли быстро ломались. А грязь делала своё дело и всё больше наматывалась на сапоги, казалось, к ним привязали пудовые гири, и уже не было никаких сил передвигать ноги. От идущего дождя одежда намокла и стала тяжёлой. Ружьё, когда-то казавшееся лёгким, стало неимоверно тяжёлым. Друзья прикладывали много сил, чтобы двигаться. Их молодые тела сильно разогрелись, и от их спин пошёл пар. Лица стали красными. Из-под намокших шапок струйками сбегал пот, смешиваясь с каплями дождя.
- Женька, слушай, от тебя всех сильней идёт пар, как от лошади, – сказал Герка, тяжело, со свистом, дыша. И, остановившись, добавил. – Нет, я больше не могу. Я щас, наверно, лягу. А вы идите.
- Давай, давай, двигай оглоблями. Лошадь вон видишь, на озимых пасётся? Щас выйдем на озимые, мы тебя на неё посадим, и ты поедешь, – задыхаясь и с трудом выговаривая слова, сказал Виталька, сняв шапку и подставляя голову холодному дождю.
Они с большим трудом перешли это вспаханное поле и наконец-то выбрались на озимые. Идти, несмотря на сильную усталость, стало легче, но ненамного, сил было уже мало. Они медленно переставляли ноги, вдавливая зелёные всходы в размякшую землю. Виталька стал немного отставать. Женька с Геркой иногда поворачивали головы вправо и смотрели на пасущегося на озимых здоровенного жеребца со спутанными передними ногами. И каждый, наверно, мечтал подойти к нему, а он был – вот совсем рядом, в каких-нибудь ста метрах от них, сесть на него и доехать до дома. Вдруг прозвучал выстрел. И они увидели, как жеребец сделал огромный прыжок, какой он точно не делал никогда до этого и не сделает после. И, расстилаясь над изумрудом озимого поля, вытянув морду и хвост, нет, он не поскакал, он полетел и вскоре скрылся с глаз.
Виталька стоял и улыбался, вынимая пустую гильзу из ружья.
- Видели, как понёс? Ты бы, Герка, точно не удержался на нём, если бы сидел! – сказал Виталька, засовывая гильзу в патронташ.
Женька с Геркой, переглянувшись, дружно насели на Витальку.
- Ты чо наделал, а если кто видел? – спросил Женька.
- Он теперь куда-нибудь убежит и кровью изойдёт, – добавил Герка.
- Кто видел? Какой кровью? Вы чо? Я ж в него мелкой дробью с такого расстояния. Это для него чуть сильнее, чем кнутом. Давай я вам с такого расстояния по жопе садану, и увидите, ничего вам не будет. Правда, прижгёт, как ремнём по голой жопе, – смеясь, говорил Виталька.
- Нет уж, давай лучше мы тебе, – тоже уже улыбаясь, предложил Женька.
- А чо, давай. Я и патрон свой дам. Будешь, што ли? На, – сказал Виталька и протянул заряженный патрон.
- Да ну тебя в задницу. Пошли быстрее домой, – сказал Женька, отодвигая Виталькину руку.
Герка не знал, почему, но шагать стало намного легче. Мысли об усталости да и сама усталость куда-то отодвинулись. Он стал думать о жеребце, которого ему, конечно, было немного жаль. Думал он и о Витальке, который вот таким поступком зарядил его энергией и дал силы двигаться.
Потом Герка точно узнал, что мелкая дробь на большом расстоянии мало причиняет вреда.
Когда он, уставший, измученный, приплёлся домой и рассказал отцу эту историю, тот сказал:
- Да, я точно знаю, мужики на спор такие шуточки проделывали. Только я тебе скажу: не дело это, конечно. А за жеребца ты не переживай.