Дела этапные

В советское время в Эстонии было четыре этапных направления. Внутренние этапы ходили в обе стороны по маршрутам Таллинн-Нарва, Таллинн- Тарту и Таллинн-Вильянди. Был еще вариант спецэтапа, это когда «сильно надо» или когда на нестандартном направлении этапников накопилось в местном околотке. За примером ходить далеко не надо. Один из таких этапов был этап Курессааре-Таллинн. Мало кто знал, что в Курессааре была еще и «вечная шконка». Это бурка без возможности выхода на волю. В то время в СССР было или до 15 лет лагерей или пуля (рудники). «Вечная шконка» - одно из самых страшных изобретений того времени. Это пожизненное заключение без права на переписку, без права подать жалобу. Без права на всё. Можно было только лежать привязанным к шконке (кровати), гадить под себя, терпеть побои и превращаться в растение. Излишним гуманизмом в то время власть не страдала. «Внешний» этап был один – на «Креста». Хотя помню случай, когда перед олимпиадой одного зека на самолет в Москву и назад прокатили. Ой, соврал. Туда 2 часа в самолете, а вот обратно почти два месяца с этапа на этап. Ладно, это все история с географией. Пора и о смешном. Смешнее этапа Нарва-Таллинн в нашей жизни ничего не было. Нарвские или коховские парни часто брали на себя (явка с повинной) эпизоды квартирных краж. По этой теме «висяков» у ментов было немерено и они охотно принимали эти явки с повинной. Особо не загружаясь с поиском улик. Среднестатистическая «явка» звучала так: «Подошли двое, неместные. Предложили пойти на дело. Пошел. Дверь открывали они, я был на атасе. Зашли, взяли вынесли, продали, выпили. Больше ничего не помню. Нет, больше их не встречал. Адрес точно тот и число совпадает (дата)». Этого хватало присудить год и списать висяк. «Кража» тогда шла до 3х лет, срока по отдельным эпизодам не плюсовались, а «входили» один в другой. А иск прекращали удерживать в день освобождения. Так ясно, что особых хлопот такое признание не приносило. А плюсы где? А вот плюсов было море. Для тех, кто понимает. Менты знали, что признание липовое, но положение обязывает! Сколько адресов напишешь, столько раз на «уличную» и свозят. Можно и домой заскочить (вроде с той хаты что-то дома оставил) и друзей навестить. А уж мешок собрать одежды, жратвы и всякого прочего - вообще не вопрос. Для меня ребята часто книги привозили. До сих пор благодарен им за это. Но главной заманухой для коховских нарвских было то, что этап Нарва-Таллинн шел через город Раквере. А в Раквере был мясокомбинат, и половина города на этом комбинате работала. Было время «развитого социализма» и в магазинах в мясных отделах кроме ливерной колбасы по имени «собачья радость» и злых продавщиц ничего не было. Зато в городе на кухнях и на столах было все, абсолютно все: с комбината тащили все, что гвоздями не приколочено, а если приколочено, то тащили все вместе с гвоздями. Легко поверить, что раквереские зеки входили с торбами размером с них самых. А в торбах варености, копчености и прочие вкусняшки. Мешки дербанились (отбирались и делились на всех) в первые минуты этапа. Мясные деликатесы расползались по сей «Батарее», а не по некоторым камерам. Процесс «свободной охоты» на мясовладельцев был поставлен на поток. Как говорил незабвенный Остап Ибрагимович Паниковскому: «Не делайте из еды культа». Выход был простой и очевидный. Зашел в «Столыпин», развязал мешок и положил на стол часть мяса, часть, а не все. При этом надо было сказать волшебное слово «На всех!» И вся беда (суета). Всё. Ты добрый человек и правильный зек. Ты «уделил на всех». Остальное – твое, и вези спокойно в камеру своим кентам (друг, товарищ по всем тюремным жизненным делам).
Казалось бы чего проще. Этот пусть знал каждый зек. Но раквереские (как Ленин сотоварищи) пошли своим путем. Их мамки объединились и написали коллективное письмо в МВД (Министерство внутренних дел). Написали ни кому-нибудь, а прямо министру. Просили защитить мешки их сыновей от прожорливых Ида-Вирусцев. Об этом узнали все и мясные кешара (мешки, посылки) из Раквере были объявлены «вне закона» — это означало, что можно грабить без оглядки. Какие нафиг оглядки, если вы к ментам «ломанулись» (побежали, обратились за защитой). Министр рявкнул, топнул ногой и издал приказ с мешками в «Столыпин» не пускать. Мешки цырики складывали в отдельное помещение – в партёрку. Дальше маршрут шёл так: «Столыпин», вокзал, автозак, «Батарея». Мешки мы разбирали на выходе из автозака уже за воротами «Батареи». Ещё десять шагов по воздуху между цириками с собаками. Дальше начинался режим. Но этих десяти шагов парням из Нарвы и Кохтла-Ярве вполне хватало на то, чтобы полностью решить «мешочный вопрос».
Теперь о грустном. Был еще один этап. Он шел на Кресты и назывался «последний этап». На фене нет слова «последний». Говорят «крайний стул», «крайняя сигарета» и так далее. А этот этап был именно последний. «Кресты» были исполнительной тюрьмой. Там расстреливали. Никаких сложностей, как описывают в детективных романах. Всё просто. Приговор – этап – Кресты – подвал – «макар» (ПМ). И всё. На Кресте (в санчасти) фельдшером служила страшная бабища. Узкий лоб, сальные волосы. Зимой и летом фетровые боты. Вот она просто обожала сопровождать смертников по этапу. Из каждой такой поездки она возвращалась с новой золотой цацкой. Можно было презирать и ненавидеть зека за мерзкую делюгу (преступление). Но когда человека уже везли к Богу, грех было не проводить в последний путь. Фельдшерица просовывала в клетку-купе к смертнику руку. На эту руку смертник вешал «бранзулетку» или обручалку и рука долго оставалась в клетке. Кем надо быть, чтобы так собой торговать, да еще и хвастать этим. Вот такой еще конвой был. Когда Союз распался, стрелять стали на «Батарее». Потом смертную казнь отменили и расстрелять успели только Рейна. Его застрелили в бане, а труп сожгли в «прожарке». Рейн сидел в 112 камере на «тройниках», а я в 113. Мы перекрикивались через «кормушку». А потом его не стало. До сих пор мороз по коже и запах горелого мяса. Ужасно!
Охранники относились к Рейну с пониманием и особо его не грузили. Все знали, что вот-вот… Мне удалось передать Рейну лимон и несколько конфет. Рейн решил растянуть «неожиданную радость на подольше». Не вышло. Был офицерский шмон (обыск). Замполит «Батареи» майор (тогда майор) Воропаев лимон нашел и забрал. А на Рейна он написал рапорт «о нарушении режима содержания и хранения запрещенного предмета» и это тогда, когда в помиловании Рейну отказали и он каждую секунду ждал пули. Вот какой у нас (у них!) замполит был. Кремень-человек!