Последний таборок

.
                Последний "Таборок"
4ого января сего года на юбилее своей супруги под музыку Элвина Пресли я отплясывал Рок-н-Ролл и слышал со спины :"Во даёт, во даёт!"  "А что собственно дает. Крутить то одной, то другой ногой и покачиваться в разные стороны, так это и медведь сможет, подумал я уже сидя за столом, потягивая вино. А вот как мой отец плясал...
    Из далекого детства Витька помнил, что у родителей в жизни было очень мало праздников и выходных. Точнее их почти не было совсем, а если и были таковые, то отец и мать использовали это врема на обустройство своего хозяйства. Но один такой случай, где отец "оторвался по полной" запомнился навсегда.
    Это было весной после, после посевной. Дома мать говорила :"Ну наконец-то отсеялись!"  На утро, после завтрака попросила не шуметь, чтобы отец наконец-то выспался. Сёстры ушли к своим подружкам, Колька тоже сразу быстро убежал, чтобы Витька за ним не увязался. Оставив отца одного дома мать с Витькой ушла на огород, где сразу за домом была "плантация табака" Пока мать рыхлила грядку, Витька играл тут же самодельной игрушкой-машиной, которую ему сколотил старший брат Михаил. Потом прибежали ребятишки Витька Хавкунов с Петькой Юстом и они убежали играть на улице уже втроём. Ближе к обеду мимо них проезжала телега, запряженная лошадкой, которая постоянно громко фыркала.
       " Ну, где тут Ефремовы живут?" спросил, сидящий в телеге, дядька, на пиджаке которого сверкали медали и  останавил лошадь.  " А вот он Ефремов!" показывая на Витьку сказал Петька.
"А отца-то как зовут?"  Дядь Петя  его зовут!" Опережая Витьку, выпалил Петька. "Вот его то и мне надо"загадочно сказал дядька. Витькин дом был совсем рядом и он не стал садиться в телегу, а шел с боку. "Вот"показал он на свой дом.  "Только папка спит еще!" как бы предупреждая дядьку, который прихрамывая и неся в одной руке узелок, подходил к дверям. "А мы его сейчас разбудим!"
        "Есть кто живой?" Переступая через порог громко спросил незнакомец. Мать вытирая об фартук руки, и прищуривая глаза, всматривалась  в гостя.
 "Иван, ты ли штоли?!"  Признала? А твой-то где?" Отец выспавшись вволю уже вставал с кровати, отодвинул занавеску от русской печи и вышел навстречу. Немого посмотрел на гостя и сказал :"Я еще по голосу тебя узнал когда ты входил" Они крепко обнялись, потом с минуту хлопали друг-друга по плечам так что тряслись медали  на пиджаке у дядьки Ивана
          "Каким ветром Ваня тебя занесло к нам? Ну давай к столу. Да я смотрю ты припадаешь на ногу-то. В капкан небось попадал?"Шутя спрашивал отец.  "Ага, зимой в 44-ом. В волчий!" Иван, да ты не обижайся. Помнишь как в молодости друг над другом, какими шутками обходились? - Да уж как забыть то, ровно вчера это все было, доставая из котомки бутылку, отзывался отцов товарищ. "Арина, ну-ка давай собери на стол, что там у нас есть закусить, грибов с капустой из погреба, картошки разогрей!"  Да- это сколько же мы не виделись?" Продолжал отец.  "Ну как перед войной ты был у нас в Парфеново, с тех пор и не виделись!"
                "Иван, ну давай рассказывай где ты бывал в эти годы, я вон смотрю у тебя столько медалей". "Да потом." Отнекивался дядька Иван. "Вы вот лучше расскажите, как вы тут живете? Как дети? У меня к двум девкам еще недавно третья родилась, да двое сыновей. Старший вот зовет на место жительство в Рубцовку. Петро, а у вас с Ариной ведь до сорокового года было двое ребят: Иван да Михаил?"
"Да так и есть, так после них у нас еще две девки да  два парня. Вот мой поскребыш." Указывая на Витьку говорит отец. Пока мать собирала на стол дядька Иван все расспрашивал отца про всех земляков и знакомых по детству, потом отец уже вместе с матерью наперебой интересовались у гостя о тех или иных людях. "Ладно Арина, чего соловья баснями кормим!
             Давай Иван выпьем за нашу молодость,за нашу дружбу, за то, что топчем землю до сих пор!", наливая слегка мутноватой жидкости в стаканы проговаривает отец. Чекнулись, отец "замахнул" пол стакана в "единый дых", потом закрыв глаза долго занюхивал кусочком хлеба. "Добавил бы хоть воды што-ли, или предупредил, слезу прошибло,крепкая зараза!" Отдышавшись и закусывая солеными груздями реагирует на самогон отец. " Дак Рожневская, такая и должна быть! Шурин в дорожку налил!" смеется отцов товарищ. "Ему ведь нельзя много-то" укоризненно вставляет  мать в сторону отца. "Желудком он мается, в больницу никак не могу отправить, да еще курит самосад, не успеваю кисет заправлять. Поставив на стол чашку с горячей картошкой, мать опять стала расспрашивать гостя про его семью, пока ее не перебил отец. "Давай- ка с нами за компанию, да споем штоли!"  " Да поди рано еще петь то после первой" Посмеялась мать и ушла в другой угол комнаты, где у окна на столе стояла швейная машинка. От отцовских рубах она отрывала воротники, распарывала рукава и шила "обновки" Кольке, с расчетом, что если не износит или вырастет, то доносит Витька. Но поработать ей не удалось:  "Арина, погоди ты, не стучи. Дай поговорить!" Слегка возмущается отец. Мать перестает шить на машинке и начинает штопать носки. Витька трется около нее.
         А отец с дядькой Иваном только и хлопали друг друга по плечу, приговаривая : "А помнишь, а помнишь!" и долго смеялись. Наливали, чокались и снова все громче и громче смеялись, вспоминая свое детство и юность. Витька порывался юркнуть на улицу, где ребятишки играли в войну, но мать просила подождать и прикладывала к его телу выкройки , приговаривая: "Надо по боле и Кольке в аккурат будет." А когда отец с гостем вышли на улицу покурить, мать бросила шитье и подошла к столу. " Господи, да как же не опьянеть- то.Грибы только и поели. Видать Иван тоже хлебом так же как отец занюхивает"
         В окошко было видно как дядька Иван отвязал лошадь от телеги, одел ей путы на передние ноги и легонько хлопнул  по крупу, отправляя пастись к дуброве. Еще немного поговорив отец с другом пошли в дом. Переступая порог отец громко спросил: " Ну-ка мать, где мои сапоги?!"  " На вот, куда это ты наладился!?" Спрашивает мать. "Вон под лавкой, где ж еще им быть!?"  "Э, нет не эти. В этих Арина пусть другие пляшут!" Достал из сундука легкие хромовые сапоги, носки и каблуки , у которых были подбиты маленькими подковками. И со словами :"Ну что Ваня, не забыл как на "гужи" ходили ?" Достал из того же сундука гармонь. Пока сам обувал сапоги заправлял штанины, дядька Иван уверенно пробежался по кнопкам и басам.   "Давай-ка с выходом по громче и по веселей!" Витька заметил, как заблестели глаза у матери, поправляя волосы и поворачиваясь к нему она весело проговорила : "Смотри-ка сынок, отец наш разошелся"  И началось...
           Дядька Иван еще раз поправил ремень гармони на плече, быстро и отрывисто кнопками "та-та." Вслед басы "ата-ата" В это время отец  делает проходку по кругу, приглаживает волосы назад,  раскидывает руки в стороны и первая "дробь" по полу в промежутке между звуками кнопок и басов. Затем рвут меха басы и сразу одной ногой с носка на пятку, потом другой. Удар ладонью по одной лодыжке, потом по другой. "Дробь" ладонями по груди. Потом обе ноги отрываются от пола. Первая сначала каблук, затем носок "тра-та", следом вторая "та-та". Витька , сидя на лавке рядом с матерью, невольно качается в такт плясовой. А гармонь уже заливается всеми звуками. Отец в присядку выбрасывает то одну , то другую ногу. Затем выпрямляется и по кругу, одна нога отстает, другая догоняет с носка на каблук, с каблука на носок. Гармонист резко откидывает голову назад, убирая волосы свисающие на глаза и дальше: "тумба-тумба-тумба". Вверх уже не хватает кнопок. В это время отец тыльной стороной ладоней вроде как стряхивает пыль с одного колена, потом с другого, как бы подчищая после себя все свои выходки. "Адь-жя, Адь-жя!" Кричит в такт отцов друг. А дальше будьто цокают четыре копыта иноходца. Краем глаза Витька видит, что в дверях стоит с открытым ртом, его дружок -Петька Юст. Мать хлопает в ладоши, подбадривая отца: "Хади-Хади!" Наконец отец устает и, тяжело дыша, падает на скамейку рядом с матерью.
           "Ну ты Петро, ну ты даешь язви тебя в душу! "  Отдышавшись отец в свою очередь хвалит своего друга за игру на гармони, что тот не забыл все переборы и играл, как тогда в молодости.  "Петя, да я  всю войну за собой гармонь нес. Я ведь верховым был на лошадях. Пушки за собой таскали. Так на передке вместе со снарядами и возил ее. А как затишье, так играл. Все играл, что ни попросят. А уж в 44-ом зимой выводил лошадей из под обстрела, ну меня и накрыло. От расчета никого не осталось, а меня контуженого с осколком в ноге отправили в санбат.  Ногу то чуть не оттяпали по первости. Хорошо доктор сказал, мол погодите, кость не гниет пока, отрезать всегда успеем. Вот там в санбате у одного солдатика была гармонь и при выписке он подарил ее мне. Так она до сих пор у меня, иной раз шевелю пальцами, чтобы не забыть."
            Слушая своего товарища, отец как-то скрючился сидя на скамейке , держась рукой за живот. Мать ему подала какой-то лекарственный отвар, но он рукой отвел кружку. "Иван, там что-нибудь осталось?!" -  "Дак если развести нормально, то раза на два еще хватит!" с готовностью ответил тот.   " Отец, может хватит тебе", вставляет мать.  "Да погоди ты, сейчас мне полегчает", уверенно возражает отец.
              Ни мать, ни тем более Витька не знали и не догадывались, что отцу уже не полегчает. Через два с половиной месяца отца не стало. Он умер 17 августа 57ого года в больнице в Зимино от рака желудка.
Этот случай Витька вспомнил после демобилизации из армии. Мать как всегда удивилась, что он в подробностях все помнил. Немного помолчав, добавила:"Вот после того раза я не помню, что бы отец когда-нибудь улыбался. Ровно знал, что "таборок" с выходом у него в последний раз".