Пивной зарок

     Итак, мы вернулись из Украины. Отец решил круто изменить судьбу и устроился в Горпищеторг, сначала грузчиком, на Базу № 4, потом продавцом в овощной магазин. А мама с 7 мая 1956 года поступила ученицей переплетного цеха в большую типографию рядом с домом. Тут часть работы можно было делать сидя, но и зарплата была – одно название.

     Как только отец перешёл в торговлю, в доме появились большие бухгалтерские счёты. Мне показали – где копейки, где 10 копеек, где рубли. Что если прибавить, то косточку справа перекинуть налево, а если отнять – то наоборот. Но это было не очень интересно. А вот если положить счёты на пол на косточки, то они очень хорошо катятся, а если самому на них лечь и отталкиваться от пола руками, то очень быстро можно проехать от двери до окна. Мой цыплячий вес они спокойно выдерживали – те ещё были счёты. Вот как на самом деле был изобретен скейтборд.

     Периоды «штормов» у папы сменялись «засухой», и тогда мы снова ходили на море, в кино, в гости и, конечно, в Парк. Приходилось отрываться от важных пацанячьих дел, умываться, причесываться, одеваться в выходной костюмчик и прилично себя вести, но оно того стоило.

     Парк сиял разноцветными гирляндами, пел «Ландыши-ландыши», «Марина, Марина, Марина», «Istanbul (Not Constantinopole)», «Мишка, Мишка, где твоя улыбка» из динамиков-колокольчиков на столбах, «катал на пони с грустными глазами», захватывал дух полетом вниз головой на длинном плече катапульты, освежал брызгами из фонтана и доводил до икоты от смеха в комнате с кривыми зеркалами. Колесо обозрения появилось позже, а карусели я обходил стороной, после того как через минуту меня сняли зеленого и блюющего, отмывали и отпаивали газировкой. Укачивался в любом автотранспорте и даже слегка в трамвае, если тот часто и резко поворачивал. Нормально переносил только желдортранспорт, несмотря на его креазотно-сортирную вонючесть. К трамваю адаптировался быстро – у него отсутствовали выхлопные газы.

     Примерно в это время у нас (детворы) проснулся охотничий азарт. В 150 метрах от дома, сразу за рестораном «Волна» и кафе «Минутка» стоял невысокий, но глубокий дощатый сарай, в котором действовал тир с жестяными фигурками, стоящими спичками и по бокам двумя самолетами, которые при попадании в мишень, по проволоке летели под потолком, и, ударяясь в стену над входом, подрывали хлопушку. Открывался тир по расписанию, известному только самому смотрителю – молчаливому хромому дядьке. Выстрел из старенькой «воздушки» стоил 30 копеек (цена стакана газводы с сиропом – 35 коп.).

     Для таких маломерок, как я, у стойки были подставки. Отец переламывал ствол, заряжал маленькую свинцовую пульку, упирал приклад в плечо и объяснял – где прицел, где мушка и как все это совместить с мишенью. Тяжелая винтовка ходила ходуном, острым локтям было больно от деревянного прилавка и приклад давил в плечо, но «охота пуще неволи». Постепенно разобрались где «под яблочко», где «по центру», выбирали мишени попроще, и два выстрела из трех стали попадать в цель. Бегали в тир всей дворней, стрельнуть или подождать грохота хлопушки.

     Так сложилась ситуация, что в течение буквально одного месяца трижды мы гуляли в воскресный день вдвоём с папой. То ли мама была на работе, то ли выпроваживала нас, чтобы не путались под ногами, но после позднего завтрака мы выходили со двора в парадной форме. Прогулки и запомнились тем, что почти не отличались одна от другой. Все начинались с посещения деревянного терема-киоска у входа в Шестаковский сквер со стороны Ленинской в 20 метрах от дома.

     Дважды папа брал стакан ситро для меня и большую кружку пива себе.

     Очереди в предполуденное время обычно не наблюдалось. Три-пять завсегдатаев, погасив «пожар после вчера», покуривая, проходили реанимацию под неспешные разговоры обо всём.

     Два пижона в отутюженных бабушкой Шурой костюмах и белых рубашках, сразу привлекали внимание. Все знали, что эти два небольших мужичка – отец и сын. После привычно стандартных глубокомысленных замечаний: – Ну, пацан, вылитый папа, – Похож! – следовал вывод, – Тогда должен пить пиво.
Но я уже наслаждался шипучим сладким напитком. Пока я переводил дух от бьющих в нос пузырьков газа, папа успевал повторить.

     После утоления жажды мы переходили на противоположную сторону и посещали тир. Папа делал несколько выстрелов и потом прилаживал к «воздушке» меня. До Исполкомовского нас перехватывал или окликал с противоположной стороны какой-нибудь папин друг. В любом случае мы оказывались у подвальчика «Пиво» неподалёку от к\т «Комсомолец», и папа снова пил пиво, а мне доставалась шейка варёного рака.

     В третий раз у окошка терема нас задержала очередь из двух-трёх человек и после обычных реплик, папа вдруг поддержал инициативу друзей и все вместе они уговорили меня попробовать такого свежего, прохладного, вкусного и полезного для настоящего мужчины пива.
 
     Киоскёрша выполнила непривычный заказ и с интересом вывалилась грудью шестого размера на липкий от пены прилавок из своего окна. Я принял из рук отца стакан (маленькие пивные кружки то ли побили, то ли разворовали), солидно дунул на пенную шапку и храбро сделал большой глоток.
 
     Возмущенно сплёвывая горькую слюну, вернул стакан, потребовал лимонада и заявил, что пиво никогда пить не буду.
     Очередь была сильно разочарована и долго дискутировала.
     Остальная часть прогулки повторила две предыдущих.