продолжение

Мёд потоком, ворожба. Что по чем? - сезон, косьба. Косу брось, беги сюда. Здесь по пояс лебеда, мед течет, им мажут губы, прочищают пьяным трубы… горше нет печали всей, чем село и без гостей. Прямо жизни в унисон. Дед Евсей, и без   из кальсон. Дед Евсей всему припарка… и не холодно, не жарко… он селянский скарабей.   Пьян, пинает в рев гостей. В гнев поводья отпустил, все наследство истребил… без причины рано помер. Памятуя его комель. Бабы притчи сеют в век.  Грех и комель, он для всех.  А в селе «скота» падеж, комель сходу не найдешь. Сук рифленый на сосне, возбуждает баб в уме.
По селу гусей галдёж, он не помер, помер ёж. Солнце с ангелом в ряже, я на печке в неглиже. Мысль не млеет, просто тлеет… я без бабы полежу. Пусть гуляет, пьет народ. Всех Евсеев не проймешь, по причине не поймешь. Что получится в осадке? Что в итоге, кто в остатке?   Смерть с косою, иль кутёж? - гробовщик несет чертеж.
 Ищут все вчерашний день. Догадаться людям лень. Все вчерашнее в лукошке, баба с кошкою в окошке… не живая, будто тень…- керамическая хрень.
 Праздный день, итог -похмелье, боже мой, опять пить зелье. Похмелиться и в забой. Не сегодня, час не твой. Пошутили, полечили…  от соседки отлучили…  напоить спешит любой,- баба, старый и рябой. 
 На Мамона жмет народ, оттеняет от господ. Без рюмашки он букашка…  лысо- хилый, не святой…  а глотнет немного бражки… «-Ну - ка девица, постой!» Без ошейника я твой!
Из гортани прет помет, на жену дыхнет-умрет.    Для иных питье забава. Для него питье отрава. В череп вбиты три гвоздя.   Без поддержки ведь нельзя. А в висок стучится дятел… а в ушах свистит сверчок.  Помоги люди –братья, он с похмелья без кишок. Поспешил к себе домой, под загнеткой домовой, может он поможет к ряду, уберет «зубную» боль? Может дятел перестанет и найдёт висок другой?
А Мамон, весь в пауках, пыль в морщинах, на губах. Пеший будто на рысях, как кобыла на сносях, упирается, мычит… хочет руку откусить. Что желает? Что он хочет?  Почему навзрыд хохочет? Почему в кругу чертей, тычет пальцем в кут свиней. А жена, во круг хлопочет, нашатырь к лицу подносит… поскорее бы ты сдох… я бы вымыла порог. Следом убыла в строг.  А он рвется, матом кроет, пожелание сулит… всех сослать во Братский скит.   
Нашатырь подобен грому, возродил в дерме Ерему. Сразу понял, не малец… что не так… ему конец. Вдвое наперво… вот так, починить нутро, «чердак. А уж после… вроде как, на дурнику не дурак. Оттолкнув жену в свят угол, вскачь спешит, пол пашет «плугом», оступился за порог, чертыхнулся, как не как, он с похмелья впрямь дурак.
 Не во сроке жизни всей… он средь баб, как Моисей. В рост с пешнею впереди, крест наколот на груди. Он Версавий позабавит, пыль смахнет, огня добавит. Прямо ягодка с куста. Пусть она не молода… но в постели вал- волна. Хоть избеночка пуста, но кровать в длину креста. Сикось-накось, шатко-валко… но бабеночка чиста.
Вот забота и напасть…  в сараюшке пьяным пасть. Сновиденье не к чему, блажь- приправа ко всему. Спать, и нечего гадать, без причины горло рвать.  В шорох мышка зашуршит, будто водочка журчит. Памятуя плюс и минус, что из опыта он вынес: - «Я, живу в такой стране…грех- помои, все на мне.»


продолжение следует