Блюзовый этюд на тему кораблекрушения

               
       Любой опытный путешественник – а кто из нас вовсе не опытный? - знает, что даже в самое безопасное время океанский поход по сравнению с морским будто конная экспедиция через труднопроходимый горный перевал, который в корне отличается от обычной поездки, например, в метро…

       И какими бы завзятыми туристами мы ни были, попробуем сесть на лошадь, пусть и осёдланную, словно в кресло электрички… Как говорится: попытка – не пытка, только не кувыркнись.
 
       Самый большой корабль, для которого морской шторм всего лишь рябь, на фоне океанских волн выглядит игрушечным. Поэтому большинство людей предпочитает летать на аэробусах, чем испытывать хотя бы недельную качку, выбирая романтический риск только в редких туристических круизах, когда белый теплоход с уютными каютами, обязательным роскошным рестораном, барами для всех возрастов, бассейном и удобными шезлонгами, спрятанными от ветра, в которых приятно принимать солнечные ванны, изредка прячась под складным навесом, уверенно идёт по заданному маршруту.

И лишь в долгожданных портах пассажиры, приближаясь к трапу, слышат знакомый каждому горожанину городов-миллионников строгий женский голос: «Осторожно, сейчас вы спуститесь в незнакомый город (Марсель, Палермо, Бильбао), где обязательно должны держаться своей группы, не отставать от неё, не опаздывать на сборы, и тогда вы получите неповторимые впечатления, радость первооткрывателей, самые невероятные экзотические удовольствия.» На этом сходство круизного быта с метро, аэропортами, вокзалами у корабельных путников заканчивается.

       Любое водное странствие начинается с безудержного движения всех вокруг друг друга, калейдоскопа голосов, перебиваемых редкими гудками буксиров, пока не раздастся протяжный прощальный звук трубы отчаливания.
       Когда поёт труба, солнце останавливается. У морских причалов постоянно слышатся гортанные крики чаек, похохатывание двигателей катеров и грозно чавкающий плеск винтов.

       Океан - другое дело, он будто тромбон в оркестре заглушает любые звуки: птичьи, если их всего миллион; грузовых судов, если их меньше сотен тысяч, а люди здесь суровы и молчаливы, поэтому, окажись даже всё человечество в одном месте, мы бы всё равно там слышали только ветер, волны, дыхание волнующейся глубины, которой противостоять может лишь спокойная воля, пусть и несоизмеримая с океанской стихией...

       Впрочем, это всё лирика. Поэтому  на белоснежном лайнере медленно выбираемся из уютных подворотен Средиземноморья, где беззаботно проводили время, гуляя по достопримечательностям приморских городов или палубе, в суровое безбрежье Атлантики к Канарским островам, куда стремятся все, но жить всегда остаются одни аборигены. Чтобы понять такой парадокс, вспомним судьбу Наполеона Бонапарта, который после многочисленных отчаянных военных и политических приключений лишь на острове Святой Елены понял, что, одолевая всех и вся, не сможет победить океан! Местные жители органично сливаются с малой родиной, но для многих наших современников, к сожалению,  родину заменяет обычная привычка к удобствам и другим пространствам, которыми, как им кажется, они повелевают, пока что-то однажды не вынудит их там заблудиться на веки вечные.

       Именно на этом острове была закончена Великая Политическая Игра Наполеона, вот почему он, пришлый, умер от тоски, без подвигов потеряв смысл своего существования. Будь этот герой истории немного иным, тогда, возможно,  рискнул бы преодолеть огромные волны между островом и Африкой, видной при ясной погоде, ведь корсиканцы с младенчества хорошо плавают, а останься жив, смог бы немного искупить вину за кровавые преступления, дав раньше Алена Бомбара надежду на спасение тем, кто очутился наедине с Атлантикой и другими морями-океанами... Хотя история многажды раз доказала, что рождённые убивать, спасать не умеют.

       Итак, чудесный огромный корабль вырвался на простор океана, что делал чаще, чем встречал по курсу штормовую погоду, наконец-то празднуя вольную волю,  как вдруг без видимых причин ощутил бортом почти сердечные дрожащие стуки  бубен слуг Нептуна, предостерегающую песню Гольфстрима, и неотвратимый удар литавр, один-единственный раз, но последний: «Бо-о-о-м!» - головокружительно провалившись в непроглядную тьму, как это происходит с любой металлической гайкой, швырни её хоть в бездну Марианской впадины или в обычную бочку со стоячей старой водой…

       Никто даже не понял, что произошло, стоило теплоходу накрениться, скрипя, хрустя и громыхая сминаемыми отсеками, после чего с отчаянием выдохнуть почти человеческим басом: «Ой-ёй-ёй! Ай-яй-яй!»  - и медленно, постепенно ускоряясь, пойти ко дну без каких-либо музыкальных вариаций и надежды на всплытие.

       Как любил говаривать здешний главный кок, когда отдельные посетители  ресторана ни с того ни с сего жаловались на него его другу капитану: «Это десерт надо готовить, а неприятности сваливаются на голову в один миг, зато оскомина от них остаётся на всю оставшуюся жизнь!»

       Оскомина, надо сказать, ещё хорошо, а то бывает и так: Где капитан? Где кок? Где все?

       Действительность - это вам не Кузькина мать!

       Звонкое молчание километровых водных глубин подобно тембру в диапазоне контральто… Кто в жизни хоть раз тонул, тот знает!

       На своём месте оставался только один моряк, пожалуй, самый профессиональный из всех, потому что тринадцать раз терпел кораблекрушения, и таким образом навсегда преодолел страх перед   водной пропастью. Счастье, что в его трудовой карте ничего не было сказано о судьбах кораблей, где он служил, в этом случае ему оставалось бы смотреть на них только с берега.

       Зная, что морское товарищество избыточно суеверно, у него всегда хватало ума ни с кем не делиться своим печальным опытом, нанимаясь на работу, твёрдо храня душевное равновесие при пристальном внимании посторонних. Зато теперь именно этот матрос был единственным шансом на спасение хотя бы последнего уцелевшего утопающего.

       Так в жизни и бывает чаще всего, что просчёт одного оборачивается спасением другого.

       Каждое учреждение в мире устроено определённым образом, однако при любом раскладе видеть чиновнику дальше своего носа и смущать остальных весьма опасно для личного благополучия. Живущие в социальных аквариумах не должны покушаться на их стеклянные хрупкие стены, иначе погубят себя и многих. Близорукость, умение кормиться тем, что дают – важнейшее качество выживания рыбы по имени Бюрократ. Для неё любой моряк, будь он хоть с ужасной татуировкой на лице, тем более со скрытой чёрной меткой рока, или, скажем, третьей рукой, всего лишь безликая статистическая единица.

       Душевный трепет знания о себе помогал нашему синеглазому матросу выдерживать стальной неподвижный взгляд какой-нибудь двухметровой, прожжённой до шпроты, кильки в томатном соусе собственного кабинета из какой-то там европейски захолустной Лиепаи, даже не предполагающей, что власть ею принятых решений неочевидно распространяется на все моря и океаны Земли. Мимоходом заверила рука документ – и нет корабля!

       Итак, привычно, хотя и внезапно окунувшись в воду, звенящую гитарным перебором струн поднимающихся пузырей, моряк крепко завязал под подбородком ленточки бескозырки, с сожалением снял тяжёлые ботинки, и начал осторожно выбираться из кубрика, пошедшего, словно лифт, заодно с кораблём вниз. Верхняя палуба целиком погрузилась в воду, поэтому ему пришлось подплыть к вздымающемуся выше и выше борту, чтобы напоследок, проваливаясь глубже и глубже, опереться ладонями на его край, встать и, присев, со всей силой оттолкнуться ногами, взлетая из кипящей прохладной мути над почти бездонным чёрным провалом к сияющей высоте над головой!

       Так мог бы спастись Мартин Иден, нырнувший из иллюминатора в воду, пожелай этого Джек Лондон, которого моряк иногда почитывал, а также Хемингуэя, на досуге,  по хейердаловски презирая беспричинную американскую страсть к смерти, убеждённый собственным опытом, что о гибели мечтают только от страха и слабости воли, в которых кроется причина безжалостного уничтожения ради себя любимых совершенно ни в чём неповинных людей…

       Судьба матроса пусть и была жестокой, но всегда дарила шанс оставаться собой в любых ситуациях, сохраняя в душе благодарность, но не желание следовать каким-либо авторитетам, будь то лоцман, боцман или автор толстой книги, которую приятно в свободные часы полистать, оставшись одному.

       Стоило ему оказаться на краю гибели, в крови моряка вскипало упорное желание древнего викинга жить любой ценой. Поэтому, теряя сознание, он всегда во время катастрофы умудрялся выскакивать из океанской тьмы на гребень упругой волны, выдохнув туманный углекислый газ, пронзающий болью лёгкие, подхваченный течением между двух колеблющихся бездн дна и света. Когда он наконец-то понял, что спасён, чуть отдохнув, собравшись с силами, тут же огляделся по сторонам.

       Из памяти о пережитых кораблекрушениях матрос знал, что одному следовать поставленной цели сложнее, чем двум или в команде, потому что сознание одиночки – это такой же мир, где воображаемые события идут друг за другом, становясь реальными, втягивая целиком человека в свои пространства и времена, развёртывая давно забытые монологи и диалоги, предавая забвению насущную цель выживания – добраться до суши, рыбацкой лодки или просто утратить навсегда страх перед тем, что йоги называют «нирваной»… Теряя цель – теряешь себя. Находясь на грани жизни и смерти этого позволить нельзя! Поэтому если кто-то рядом напоминает о главном, пусть беспомощный, слабый, отчаявшийся, он не даёт погрузиться душе в иллюзии безвозвратно.

       Вот почему моряк сразу же начал оглядывать окрестности с вершины волны. Он знал насколько невыносима тяжесть преодоления прошлого, насколько смерть от собственных ужасов и тревоги хуже, чем от естественных причин, которыми окружающие стихии проверяют нас на прочность. Жизнь зачастую к нам относится мягче, чем воображение.

       Враньё, что у нашего мира всего четыре стороны, на самом деле их триста пятьдесят девять с половиной, если вести отсчёт из центра, где каждый градус и даже полградуса – особое направление! Отклонился чуть-чуть в сторону от случайного соседа и навсегда потерял его из вида. Предположим, очутился корабль на дне, а все его пассажиры чудом выплыли на поверхность океана, однако водное волнение разбросало их, отчего они не видят друг друга, а если и видят, то вихревые течения уносят в разные стороны, так что спасатели часто могут вытаскивать на шлюпки и поднимать на вертолёты только по одному пассажиру, доставляя их поодиночке в разные места какого либо ближайшего материка… И таким образом люди, когда-то испытавшие одну беду, могут после неё уже никогда не встретиться, даже если находились в одной каюте.

       Мир тесен, но наоборот: всего лишь половина градуса способна разлучить потерпевших кораблекрушение навсегда!

       Наш моряк наверняка знал, что он счастливчик. Все счастливчики устроены так, что им везёт даже тогда, когда не везёт. Летя на гребне волны, он вслушивался в неспокойную стихию, чувствуя всем своим существом колебание воды и воздуха, отталкивающихся от неба и океана, зная наверняка, что сейчас услышит нечто, не присущее ни ходу времени, ни течению, ни биению собственного сердца. И тут повизгивающий тенор-альтино притянул всё его существо к себе, как гвоздь магнит, и это прерывистое, зато громкое соло явно означало, что рядом находится кто-то живой, а значит опасность исчезновения в себе, как в океане, уменьшилась на порядок. И утопающий, обречённый на гибель из-за неопытности, напрасного отчаяния, неожиданности, получал верный шанс на спасение. Только им надо было ещё суметь воспользоваться.

       Незнакомец, срывая голос, вопил во всю глотку, возмущаясь происшедшим с ним несчастьем, которое на самом деле было подарком Судьбы, счастливым случаем, зря ума кляня его на все лады последними словами, которые порой произносят даже интеллигентные люди, воспитанные на Вильямах Шекспирах и Жюлях Вернах, произносят, хотя, увы, никогда не работали матросами и сантехниками…

       Моряк, нырнув с вершины, прошёл под волной, радуясь, что мышцы работают в тонусе, понимая, что нельзя терять ни мгновения, стремительно направился к тому, кто мог умереть от ужаса. При этом, чтобы узнать наверняка, не является ли надежда самообманом, он специально погружался в воду с головой, чтобы проверить, сравнивая глухоту глубины с кричащей песнью на поверхности, ту безжалостную правду, которую лучше принять сразу, чем потерять потом. И ощутил себя уверенным только тогда, когда твёрдо убедился, что слух на водной поверхности не лгал, а при погружении немота прочно закладывала уши.

       Впрочем, наш матрос не боялся ничего, даже одиночества, потому что верил: ангел в последний миг приходит к каждому, каким бы человек ни был в жизни, лишь бы он не отверг душу, не погасил её, как мы иногда гасим свечи в предсонном состоянии праздничными вечерами…

       Сейчас он ни от кого не зависел, вода его не пугала, к борьбе за жизнь он был готов в любом случае, времени у него была уйма и, в сущности, к океану он относился нормально, как к обычной природной среде – лодке, парку, магазину. Ничего необычного, всё как всегда. Чужак должен был просто отсечь чувство повелителя вселенной от изменившейся реальности, где можно было пребывать в невесомости, дыша заодно с океаном, уходя от себя, как миража! Люди рядом с нами - это всегда возможность выбора пути.

       Взлетев на волне для ориентации, он увидел сверху товарища по несчастью в оранжевом спасательном жилете, поднимающегося и опускающегося ввысь-вниз будто буёк на пляжной акватории, орущего до мурашек на коже в такт набегающим и отступающим волнам:  - А-а-а, спасите, помогите, почему никого не вижу, почему никого нет рядом, куда все пропали?!! А что я буду делать без телефона? Как теперь без меня моя бедная-бедная работа! А-а?! Где корабль? Что с ним? Куда провалился капитан? Почему его нет рядом? О. моя Мэри, мои любимые детки! Без вас я обречён! – причитал утопающий, впервые столкнувшийся лицом к лицу с грозящим ему небытием. – О, Боже, если бы Ты существовал, то этого никогда не произошло бы!

       Понятное дело, что автору не обязательно приводить весь монолог речитатива то ли спасённого, то ли утопающего, оберегая нежный слух читателей, чтобы перед ними не портить его реноме в столь трагической ситуации. Достаточно знать смысл отчаяния того, кто волей стихии брошен на произвол судьбы, дабы сопереживать ему!

       Корабельный кок на этот случай жизни сказал бы, что кипящая каша в голове хуже, чем в кастрюле, потому что никто не знает, где находится краник огня, который можно завернуть.

       Наш моряк в душе был рад такому откровенному поведению своего будущего спутника, невольно вынужденному разделить с ним участь терпящего кораблекрушения. Вспомнив своих детей и жену, тот чувствовал ответственность за них, а значит вынужден будет понять и его, и не только понять, но вопреки стихиям бороться за своё выживание под руководством более опытного в таких делах напарника. Он сумел выйти из коридоров теплохода, напялив на себя раздувшийся жилет, который никогда раньше не надевал, и, главное, не спятил от жути, случившейся с ним, а продолжал бороться, поэтому даже упрёк Всевышнему был на самом деле всего лишь ошибкой воспитания, так как любое испытание даётся нам по силам, потому что тот, кто не смог преодолеть препятствие, просто-напросто смирился с поражением. Бог прощает всё, кроме неверия в Его помощь, идущую не столько извне, сколько из недр души вроде бы оставленного Им человека.

       - Э-э-э-эй! – орал сорокалетний мужчина, обозревая вокруг себя пустынную водную стихию, не ожидая отклика, вращая черешнями глаз, взмахивая мощными руками атлета, явно проводящего немало часов в специализированных тренажёрных залах, так, что мышцы, обёрнутые рукавами серой мокрой рубашки, ходили по рукам словно удавы во время удачливой охоты на кроликов. – Отзовитесь! Блин! Откликнитесь! Блин! Вытащите кто-нибудь меня отсюда! Я уже вижу падение без меня в бездну акций, от которых на бок рушатся небоскрёбы, а следом проваливаются строительные краны, сползают с берегов  в портах верфи, мнутся всмятку недостроенные суда! О, Мэри, была бы ты рядом и тогда ничего, ничего, я знаю наверняка, ничего не случилось бы!

       Голос оборвался, а в необыкновенной тишине паузы неожиданно родился, разрывающий горло, хрип: - Ухр-у-у-у-ухр-у-ухрп! – страшнее которого матрос не слышал в своей жизни ничего и никогда, таким предчувствием смерти он был наполнен!

       Наш матрос был рядом с незнакомцем, болтаясь в волнах вверх-вниз чуть сбоку от него, только из-за эмоционального состояния последнего оставаясь незамеченным. Поняв, что тот всем своим существом осознанно погружается в транс отчаяния, теряя связь с миром, он твёрдым голосом чётко сказал: - Стоп-кран, любезный! Я здесь! – как будто ничего не произошло с ними, потерянными в пространстве волн, а время и события продолжают идти своим обычным ходом.

       Человек замолчал, медленно повернулся, увидел перед собой обветренное лицо моряка с открытыми, как небо, глазами, тихо произнёс «ах», и без раздумий спросил:
       - Ты кто?
       - Матрос теплохода, а ты кто?

       Сбиваясь, путаясь, бывший пассажир начал рассказывать о себе всё, что приходило на ум, как будто сейчас был обязан отчитаться о прожитом и пережитом, перескакивая с одной мысли на другую, о том, что он имеет немалый вес в обществе, являясь собственником недвижимости, предприятий, портовых складов, офисов, банка и, «вы не поверите, даже судовладельцем», до чего он любит свою семью – жену, двух пацанов и младшую девочку, в которых души не чает, наверное, понимая, что теперь от встреченного спутника зависит его, и не только его, будущее, если оно ещё возможно… Ведь вот что-то направило судовладельца отправиться в туристическое путешествие на собственном теплоходе, которое должно было совместить развлечения и ненавязчивое инспектирование происходящего там, послушаться делового партнёра, чтобы в середине пути оказаться в безграничном одиночестве! Только в океане человек может находиться между небом и землёй!

       Это необыкновенное доверие прервал всплеск эмоций:
      - Что это? Не пойму! Кажется, под нами ходят акулы, огромные, чёрные, безжалостные, ещё мгновение - и они нас порвут на клочки!
       - Будь они рядом, мы бы уже не говорили! Тут, поверьте, нет никого.
       - Так ведь произошло кораблекрушение! А эти бестии, как показывают в кино, обладают необыкновенным нюхом на такие события!
       - Больше верьте кинематографу! Океан настолько огромен, а реально опасных акул так мало, что можно годами плыть, ловя летучих рыб, селёдку, сардины, питаясь ими, и не встретить ни одной хищницы! Чего-чего, а этих жестоких тварей нам пока можно не опасаться! Будь они здесь, нас бы уже не было. А для дождевой воды нам хватит и одной бескозырки на двоих!
       Однажды я работал на рыбацком траулере, и в сети попала мумия в панцире соли; приехала полиция, всех допросили, а вскоре я встретил их начальника, который занимался этим делом; оказалось, что мумией был древний финикиец, морской волк, наверняка пропавший с галеры во время шторма, тысячи лет кочующий, никому ненужный, по морям и океанам, как определили учёные-специалисты по древним цивилизациям.

       - Это что же получается, если нас сразу не найдут, то мы обречены скитаться веки вечные, разве что однажды через много-много тысяч лет нас не вытащат сетями? – погаснув, спросил пассажир.
       - О, вы плохо знаете живых людей! У меня были трагические мгновения кораблекрушений, но сейчас, как видите, мы спокойно беседуем о создавшейся ситуации и образовавшейся паузе в наших судьбах. Пока мы будем находиться в океане, за нами всегда будет выбор продолжать путь или вернуться на круги своя, если, конечно, сразу не сдадимся и не погибнем, как большинство подобных нам существ. Время длится долго, а события случаются каждый день. Как правило я попадал в лапы спасателям, проплывающим мимо яхтсменам, вертолётчики бросали сверху верёвочную лестницу, сам выбирался на необитаемые и обитаемые острова, хотя уже после пятого раза вполне мог бы остаться в океане, считать его обычной средой обитания, и при этом быть по настоящему свободным от обязательств перед кем бы то ни было.

       - Нет уж, простите! У меня есть семья, где меня любят, а я люблю мою жену, есть друзья, работа, долги, как у всех моих знакомых, поэтому лучше не говорите мне о свободе, которой нет!
       - Пройдёт всего полгода, как вы поймёте, что живёте шелухой, обманом себя, иллюзиями, а если вернётесь домой, то океан всё равно всегда будет тревожить своей музыкой волн в тесном омуте сердца, и лишь в конце жизни что-то узнаете о мире, отделяя зёрна от плевел.
       - Я предпочитаю возвращение!
       - Хорошо, но хотя я всё для себя решил, постараюсь помочь.

       - Смотрите! Кажется, я вижу чаек! Значит, здесь где-то поблизости находится остров! Плывём к нему!
       - Чайкам нет смысла так далеко залетать! Это перелётные птицы всегда двигаются в одном направлении! Самая большая опасность океана для человека – миражи, которыми становятся его фантазии!
       - Пожалуй, вы правы, - вдруг согласился с моряком попутчик, - одна из птиц оглянулась, и я узнал в ней Мэри, мою жену… Она посмотрела мне в глаза, заплакала, взмахнула крыльями и исчезла в небе между звёзд…
       - Вот видите, только опыт таким галлюцинациям ставит барьеры наяву!

       - И что надо делать, чтобы спастись?
       - Просто двигаться вперёд, а после минутного отдыха, продолжать грести, работать руками! И однажды забрезжит рассвет истины. Поэтому нам нужно плыть дальше вопреки всему, чтобы усталость оберегала от излишней доверчивости, а стихии, которым мы идём навстречу, должны принимать нас всерьёз! Только тогда есть шанс обрести бессмертие хотя бы ненадолго!

       Так и плыли в океане два человека, привыкая к воде и небу океана, отражаясь в волнах, солнечных бликах и глазах друг друга, разговаривая, слушая музыку ветра, засыпая в колеблющемся пространстве приходящих на смену дням и ночам снов…

       Время шло, океан штормило, когда спутник матроса однажды неожиданно заплакал, чего с ним не было даже в день катастрофы, и, сбросив  оранжевый жилет, забормотал «Мэри, моя Мэри», поплыл из всех сил на единственный огонь, видимый в ночи…

       - Стой! - крикнул ему матрос, - и, догнав, преодолевая пенистые гребни волн, сказал, - Радуйся, это маяк. И жилет тебе не нужен, чтобы достичь берега. Можно сказать, ты скоро будешь дома.
       - Знаешь, а ведь сюда нас привела моя Мэри! Наверняка она сейчас думает обо мне и тоскует. Я видел её, бегущую по поверхности океана!
       - Наверняка всё так и есть. Мысли, как музыка, когда созвучны, ведут нас к счастью или спасению.
       - Мы спасены!

       - Спасён ты! А я выбираю океан! И только потому, что меня никто не ждёт. Когда–то и я любил, но любимая ушла с другим, поэтому я решил посвятить жизнь путешествиям. И скажу тебе, друг мой, этот выбор ничем не хуже твоего. Сейчас отлив, под ногами камни, и ты можешь скоро быть на берегу. Прощай, я ухожу в странствие по океану, потому что после этого кораблекрушения мой выбор сделан навсегда. Удачи тебе и воли к жизни!
       - Спасибо, моряк, как ни странно, я понимаю тебя!

       Все мы знаем, что при расставаниях не нужно много слов.

       Судовладелец сейчас живёт своей обычной жизнью, иногда вспоминая своё чудесное спасение после встречи с матросом, который выбрал океан.

       С того момента прошло немало лет, однако и сейчас изредка потерпевшие кораблекрушение рыбаки, матросы и пассажиры рассказывают о моряке, который в гибельный миг ужаса протянул им руку помощи, избавил от отчаяния и привёл к берегам обитаемых островов, не требуя ничего взамен… Только почему-то капитаны, увидев среди волн бескозырку на голове то ли дельфина, то ли пловца, пугаются и крестятся, каждый на свой лад, считая, что она принадлежит кому-то из команды "Летучего Голландца", легендарного судна, чья даже туманная тень не обещает океанским кораблям ничего хорошего...

       Когда мелодия судьбы умолкает, она продолжает звучать в сердцах!

(6.02.23)