Медведь

    История эта приключилась довольно давно, в  80-х годах ХХ века. Стояли мы (геологический отряд ГИН АН СССР) на берегу реки Маймеча – это такая река на Таймыре, приток Хеты, впадающей в Хатангу, а та уже в – Северный Ледовитый…

    Отряд наш состоял из 3-х человек – начальника, поварихи и автора этих строк, значившегося коллектором. Начальником был Андрей, выпускник Геолфака МГУ – это было его первое «поле», поварихой – Любка, девица лет 22-х, проводящая свои летние каникулы, причём, Любкой она сама просила себя называть, (так что никакого ущемления прав «лучшей половины человечества» здесь нет). Третьим участником был я, пребывавший в своём законном летнем отпуске.

    Как уже было сказано, стояли мы лагерем на берегу этой самой Маймечи, что в переводе с местного наречия означает «Медвежья». Поскольку у нас планировался сплав, то была ещё чёрная десантная лодка-пятисотка.

    Палатку мы поставили на крупногалечной косе, состоявшей из обломков базальта и продуваемой со всех сторон ветром во избежание близкого общения с местными комарами. Растяжки крепить было очень непросто, но оно того стоило...

    Маршруты у нас были, в основном вдоль берега – интерес представляли выходы коренных пород – базальтов по берегу. Но на противоположном берегу (километрах в 5-7 от берега) виднелся конус древнего вулкана, который очень заинтересовал начальника, собиравшегося писать диссертацию по выходам древних пород Таймыра.
 
    Для этого маршрута был выбран погожий день, поскольку из-за близости океана погода могла меняться (по рассказам бывалых местных коллег) быстро и непредсказуемо.

    Нам с такими изменениями погоды сталкиваться там ещё не приходилось, однако, «в уме это держали». Мы с Андреем переправились на тот берег, оставив повариху «на хозяйстве» заниматься своими прямыми обязанностями.

    Стояла замечательная погода – солнечный тёплый (+18) день, голубое небо с редкими облаками и ветерок, разгоняющий всех кровососов. Переправившись (река там была метров 70 шириной), мы затащили лодку в заросли полярной ивы и накрепко привязали к довольно толстому стволу «во избежание» разных неожиданностей.

    Полярная ива – это нечто среднее между деревом и кустарником, достигающее 3-х метровой высоты при толщине стволов 5-6 сантиметров, причём, на уровне ног мелкая поросль сплеталась в труднопроходимый барьер, цеплявшийся за сапоги.

    Не без труда продравшись  через эту естественную полосу препятствий шириной метров 350, и местами прорубая себе путь топором, мы вышли в тундру, поросшую карликовой полярной берёзой, тоже цеплявшуюся за ноги, но не пример меньше, чем ива.

    Путь к вулкану занял часа два с половиной неторопливой ходьбы в борьбе с этим полярным «березняком». Небо тем временем затянуло облаками, температура начала падать, мы ускорились и стали подниматься по склону вулкана, высотой метров сто и покрытому довольно крупными острыми камнями, как раз такого размера, что наступив на него, начинаешь балансировать, дабы сохранить равновесие.

    На подъём ушло ещё около часа, и тут на нас обрушился ветровой шквал, обычно предваряющий сильный ливень. Андрей начал быстро отбирать и описывать образцы, а я паковал их в мешочки и укладывал в свой рюкзак.

    Нам оставалось работы минут на двадцать, когда вдруг внезапно резко похолодало, и пошёл мелкий противный дождь. Камни под ногами моментально намокли, стали скользкими, и сапоги по ним сильно скользили, добавляя остроты ощущений.
 
    Геологический молоток, «третья нога», помогал, но не сильно, проваливаясь и застревая между камнями. Мы ударно закончили сбор образцов и начали спускаться, когда дождь превратился в крупный холодный ливень, к которому добавились град со снегом.

    У нас, конечно, были плащи, но надевать их на мокром склоне и на сильном ветру было не совсем правильно, поэтому мы продолжили спуск, оставаясь в одних штормовках.

    Когда мы спустились в тундру, то были уже изрядно мокрыми, налипший снег делал нас похожими на снежных людей, со штормовок стекала вода и сползал снег, плащ был уже, собственно, ни к чему, тем более, что стал бы цепляться за берёзовый кустарник.

    Мне было несколько проще – у меня, после опыта предыдущих экспедиций, был кусок полиэтилена, который я накинул на спину, укрыв заодно и рюкзак с образцами.

    Начальник пренебрёг этим простым средством, предпочтя плащ, а под штормовкой у него был ещё и свитер, я же ограничился одной штормовкой, чтобы не париться при ходьбе (да и чтобы меньше одежды сушить в лагере).

    Тундра сильно преобразилась, укрытая белым покрывалом, не имея ничего общего с жизнерадостной зеленью, покрывавшей землю всего лишь пару часов назад. Мы сильно ускорились, чтобы меньше мёрзнуть на пронизывающем ветру, и до зарослей ивы добрались почти за час, надеясь на горячий чай и ужин в лагере.

    Продираясь сквозь заросли по своей тропе-просеке, я весело пошутил, чтобы поднять настроение: «Представляешь, вот выходим мы сейчас на берег – а там лодки нет, лагеря нет, и медведи бродят…» Андрей в тон подхватил: «Любку доедают…» Последние метры через ивняк оказались самыми трудными.

    И вот выходим мы на берег – порыв ветра бьёт в лицо мокрым снегом, залепляя глаза, почти ничего не видно, но, смахнув снег с лиц, видим, что лодки нет, лагеря нет – на том берегу – только поваленная палатка, всё засыпано снегом, и посреди этого безобразия бродит МЕДВЕДЬ, правда, небольшой.
 
    Положение было интересное – ружьё осталось в палатке, а с собой у нас была только ракетница. Лодка, однако, всё же обнаружилась, но в воздухе, где она всеми силами пыталась превратиться в ковёр-самолёт, весело порхая (25кг!) на причальном тросе, привязанном к стволу ивы.

    И на берег мы вышли как раз вовремя – лодка, наконец, выдернула удерживавший её ствол ивы вместе с корнями из зарослей и, игриво помахивая ивой, устремилась над берегом в сторону воды.

    Поймали мы её только за этот ствол уже у самой воды и вдвоём усадили на воду, пока Андрей лодку держал, я сходил за вёслами – хорошо ещё, что вёсла в лодку не положили, просто рядом пристроили.

    Забрались в лодку, я сижу на носу «верхом», Андрей – на корме, гребём, что есть силы, к тому берегу, а ветер – встречный, лодка почти не движется, к тому же её течением начало сносить – отчасти мы это учли и переправляться начали выше по течению, только встречный ветер сильно поправил наши расчёты.
   
    Гребли так, что дюралевые байдарочные вёсла ощутимо гнулись от наших усилий, но результат был почти нулевым. Вот лодка достигла середины реки, и здесь немного стих ветер, точнее, мы вошли в «ветровую тень» своего берега.

    Дело сразу пошло веселее, но медведь (до этого момента топтавшийся у завалившейся палатки) заинтересованно побрёл к месту, куда мы собирались причалить, временами резко вскидывая голову. Перекрывая ветер, Андрей закричал: «Греби, я ракетницу достану!»

    Но в одиночку выгрести у меня не получалось совсем, кричу: «Брось, давай греби лучше!» Он снова берётся за весло, а я, сидя на носу лодки, прикидываю, как мне лучше огреть медведя по морде веслом, чтобы он не порвал лодку, а мне успеть добежать до ружья.

    Медведь – зверь, в общем, нешуточный, ранить его очень опасно, можно только «пугануть». Наконец, лодка утыкается в камни, я спрыгиваю на них, вытягивая лодку на камни, чтобы не унесло течением.

    Медведь «радостно» бросается ко мне, пытаясь встать на дыбы, я замахиваюсь веслом для удара, но медвежья шкура расходится на брюхе, и я вижу абсолютно голую сине-фиолетовую и босую повариху Любку. А из её широко раскрытых глаз по лиловым щекам то ли слёзы счастья бегут, то ли стекает мокрый снег с дождём…

    «Картина маслом» – весло-то уже «пошло» для удара, с трудом успеваю изменить его направление и даю Любке шанс выжить. Она что-то пыталась сказать, губы её так сильно дрожали, что казалось, они движутся отдельно от посиневшего лица, но мне был слышен только стук её зубов, почти перекрывающий свист ветра,  – такого дробного стука мне никогда ещё не приходилось слышать.

    Андрей тоже вылез из лодки, и повариха бросилась к нему, что-то показывая жестами и пытаясь обнять, при этом издавала совершенно нечеловеческие звуки и не обращала никакого внимания на хлопавшую полами шубу. Но и на этом наши приключения не закончились.

    Только с третьей попытки нам удается поставить и закрепить на ветру палатку – Любка тогда мгновенно заползла внутрь, а я стал разводить костёр, чтобы вскипятить чай и сварить гречку.

    Вот только ветер опять усилился и изменил направление – теперь он дул вдоль берега. Огонь мне разжечь удалось, но весь жар от огня выдувался ветром, чайник оставался холодным, и нам пришлось вдвоём с Андреем окоченевшими руками складывать из камней стенку полуметровой высоты. Только тогда чайник и котелок начали понемногу нагреваться.

    Однако, ветер внезапно изменил своё направление на прямо противоположное, и мы вновь строим стенку, но уже с другой стороны от костра. А ветер снова меняет направление, заходя со стороны реки, и мы продолжаем «играть в камушки».

    В итоге у нас получился П-образный очаг с 4-ой стороны прикрытый нашими телами, в котором мы пытаемся у огня хоть немного отогреть почти негнущиеся пальцы рук. Жизнь начала налаживаться – каша уже «доходит», мы несём её вместе с горячим  чайником в палатку, и за едой понемногу приходящая в себя Любка рассказывает нам историю своих злоключений.

    Когда мы переправились и скрылись в ивняке, она решила, что погода манит и самое время позагорать «а-ню» пока никого нет поблизости. Заодно она решила просушить наши шубы из тёмно-коричневой овчины, выданные нам «в поле», вывернув их мехом наружу.

    Позагорав в своё удовольствие, Любка закинула шубы в палатку на всякий случай и, как была «голиком», пошла к ивняку на краю нашей галечной косы метрах в 200-х от палатки собирать плавник и сухие стволы ивняка.

    Сделав один заход, пошла за второй партией. Вот тут-то на лагерь и налетел ветровой шквал с холодным дождём. Пока Любка выгребалась из чащобы, просто дождь сменился дождём со снегом и крупным градом, вскоре добавившимся к дождю.
 
    200 метров по острым камням босиком быстро не пробежишь, тем более, нагишом под снегом и на холодном ветру. И когда она приблизилась к уже завалившейся к тому времени на ветру палатке, замёрзшая и облепленная мокрым снегом на манер снежной бабы, то сил поднять мокрую 6-местную брезентовую палатку у неё уже не было.

    Их хватило только, чтобы вытащить ближайшую к ней шубу,  и натянуть её, прямо как она лежала в палатке, мехом наружу. Даже застегнуть шубу сил не было, пальцы не слушались.

    После этого, чтобы не околеть от холода, она стала бродить на четвереньках по остаткам лагеря и дожидаться нашего возвращения. Ждать ей пришлось долго – как я понимаю, часа полтора-два.

    И когда мы приблизились к берегу на лодке, она уже «доходила», а бросившись к нам, почти ничего не соображала – мы для неё были единственной надеждой на спасение в полном смысле этого слова – «гонцами жизни», как она нам сказала.

    Кончилось всё хорошо – ни у кого не было даже насморка, особенно если учесть, что они с Андреем «хлопнули» заветную бутылку водки «для сугреву» (от которой я отказался в их пользу).