Транзисторы для космоса

    События эти имели место в приснопамятные времена, в последнее десятилетие существования СССР. В ту пору ваяли мы на кафедре магнетизма сверхпроводящий низкотемпературный магнитометр на SQUID'е для работы в жидком гелии, не зная ещё, что дни СССР уже сочтены историей, и наши усилия вскоре пропадут втуне...
 
    Вот тогда-то и возникла у нас одна техническая проблема, заключавшаяся в том, что измерительный датчик и усилитель получаемого сигнала оказывались слишком далеко разнесёнными друг от друга, а это приводило к наводкам и большому уровню шумов, в которых терялся полезный сигнал.

    Самым разумным было бы опустить предусилитель в гелий ближе к датчику, но все транзисторы, существовавшие на тот момент в СССР,  не могли работать в жидком гелии – делали их из кремния или германия, неосновные носители заряда в которых («дырки») при температуре жидкого гелия просто «вымерзали»  (теряли подвижность).

    А в итоге полупроводники превращались в изоляторы и теряли свои усилительные свойства. Даже их пластиковые корпуса не выдерживали температуры 4.2К и с треском лопались, как семечки на сковородке...

    Теоретически было известно, что существуют полупроводники, сохраняющие свои свойства при сверхнизких температурах, и, соответственно, было известно о зарубежных транзисторах на арсениде галлия, способных работать в таких условиях.

    Однако, они были совершенно недоступны в СССР из-за «железного занавеса»...
Казалось, проблема была абсолютно не решаема, но попалась мне на глаза статья в радиолюбительском журнале «Радио» о первых отечественных арсенид-галлиевых транзисторах, предназначенных для работы в космосе при температурах, близких к абсолютному нулю. Это могло решить и наши проблемы, дело было за малым — достать это чудо микроэлектроники...

    Однако, первые же мои попытки узнать какие-либо технические детали, натолкнулись на непроницаемый барьер секретности, окружавший всё, что имело хоть какое-то отношение к космосу. И на мой звонок в Минрадиопром с вопросом о том, где их делают и кто именно, мне ответили: «Да откуда Вы вообще об этом что-то знаете?» – и это был тупик...

    Пообщавшись на разных уровнях в министерстве, мне удалось лишь выяснить, что любая информация об этих транзисторах абсолютно секретна, само изделие строго фондировано, а фонды даже на следующий год уже распределены, и «ловить» нам тут просто нечего...

    Но, как иногда бывает в безнадёжной ситуации, помог счастливый случай – во время одного из разговоров с КБ  Львовского телевизионного завода я случайно обмолвился о наших проблемах своей знакомой, до этого много раз помогавшей нам, т.е. Физфаку МГУ, а в ответ услышал: «Да в чём вопрос? – Приезжайте, поможем!», – трудно было даже поверить сразу в такую удачу…

    Командировку я оформил в тот же день, не откладывая в «долгий ящик», и назавтра уже выехал во Львов. В этом городе мне приходилось бывать неоднократно, и на заводе – тоже. И пока ничего необычного не было и не предвиделось. Но это было только пока…

    Стояла осень, была середина октября – погода пасмурная, но не холодная и без дождя. Золото каштанов пылало вдоль городских улиц, и город Львов, как всегда, был прекрасным, чистым и в чём-то неуловимо «не нашим»… И этим отчасти походил на Ригу, которую я всегда любил.

    На заводе меня встретила моя знакомая, мы поговорили о том, о сём, и я задал свой главный вопрос о транзисторах. Действительно, арсенид-галлиевые транзисторы были, по ТУ они могли работать в гелии, и мне были готовы продать столько, сколько нам нужно.

    Самое смешное было в том, что завод этот был сугубо гражданским, выпускавшим цветные телевизоры «Электрон», не очень плохие, но уступавшие по качеству ленинградским, но, кроме того, здесь разрабатывались приёмо-передающие устройства цветного телевидения, в том числе и для спутников «Молния».

    Вот именно поэтому, по необъяснимому стечению обстоятельств, строго секретные изделия и распределялись на КБ гражданского завода…

    Уже на следующий день я укладывал коробки с драгоценными транзисторами с маркировкой «3Т» (военная приёмка) в отличие от гражданской маркировки «АТ»,  стоившими по тем временам совсем немало, в свою сумку.

    По ходу дела мне выписали еще довольно редкие в то время мощные полевые транзисторы (также бывшие предметом нашего вожделения) и кое-что по мелочам, так что моя скромная сумка-котомка через плечо тянула тысяч на двенадцать советских рублей. Пора было двигаться к дому, попрощавшись с хорошими людьми на заводе…

    С завода я поехал прямо на вокзал и взял билет на проходящий поезд «Белград-Москва», после чего у меня осталось чуть меньше 2-х часов времени до его прихода. Сидеть и ждать поезда на вокзале было бы слишком скучно, поэтому я решил съездить в центр Львова, в музыкальный магазин.

    В то время хорошие грампластинки  были весьма дефицитным товаром, в Москве продавалась только продукция советской фирмы «Мелодия», в силу своей массовости  не отличавшаяся особым качеством (на «уровне» были первые 500 оттисков, купить которые было просто нереально!) и намного реже пластинки «Балкантон’а» (но их уже нужно было «ловить»).

    А вот во Львове, в силу его сугубой близости к рубежам нашей Родины и «тлетворного Запада», можно было купить диски и «Видеотон’а», и «Полифон'а», причем, без особого  ажиотажа и очередей. Вот они-то меня и интересовали – и эстрада, и «классика»…

    От вокзала прямо до магазина в центре Львова ходил трамвай (там было не очень далеко – чуть больше 2-х километров, но пешком всё же далековато – столько времени у меня не было).

    По расчёту все выходило замечательно – 20 минут туда, 20 – обратно, час – там и 20 минут – про запас. Ждать отправления на вокзале я никогда не любил, и приезжал всегда к самому отходу поезда.

    А тут и трамвай пришёл сразу – вот я и поехал, добравшись до магазина в полном соответствии со своим планом, однако, там оказалась очередь – привезли диски Удо Юргенса и кого-то еще, пользовавшегося большим спросом во Львове. Отстояв её, купив желанные диски и потратив все деньги, я оставил последнюю «трёшку» на такси и двинулся обратно на трамвай.

    Времени до поезда у меня оставалось достаточно, и я особенно не волновался. однако, трамвай задерживался всё больше и больше, а когда у меня осталось 25 минут до поезда, я стал «ловить машину». Да не тут-то было – ни такси, ни желающих подвезти меня просто не было. К моему огорчению, ни одного…

    Машины пролетали мимо, даже не делая попыток остановиться. Как говорится, «им стала овладевать тревога» – мимо поезда «пролететь» было нельзя, поскольку денег ни на второй билет, ни на гостиницу уже не было…

    Но, как назло, машины не останавливались. Только когда у меня осталось 15 минут, около меня затормозила машина, задняя дверь которой призывно распахнулась – не раздумывая особенно, я залез внутрь – направление движения было правильным, и по ходу дела я попытался объяснить водителю, куда мне нужно и где меня надо высадить.

    Вот тут-то и выяснилось, что я сел в машину к полякам, не понимавшим и не говорившим ни на русском, ни на английском. Только по-польски и по-немецки. А в этих языках я был совсем не силён.

    В довершение ко всему, машина после развилки стала отклоняться от направления к вокзалу, уходя на мост через железную дорогу. А взаимопонимания у нас всё еще не наблюдалось…

    Вот тогда-то, собрав своё отчаяние и наглость в кулак, я заорал: «Halt hier, schnell!» – припомнив диалоги из книг о войне… 

    Как ни странно, это мгновенно помогло – видимо, сказались уроки 2-й мировой войны и разгрома Польши немцами – машина остановилась, дверь для меня распахнули и даже сказали: «Bitte schon!».

    Бросив, не оглядываясь, в ответ короткое: «Danke!», я осмотрелся – меня высадили на мосту через железную дорогу метрах в 500-х от вокзала, и у меня оставалось 12 минут до отхода поезда…  А вот шансов успеть на него практически не было…

    Почти скатившись по довольно крутой насыпи с моста, и, напоследок, подвернув ногу и прихрамывая, я вприпрыжку побежал (если это можно было назвать бегом!) по шпалам и крупному гравию между ними к вокзалу. Когда до перрона оставалось метров 300, всё моё время вышло… А тем временем на меня стал надвигаться поезд...

    Я только не знал, какой именно. С рельсов-то, я, конечно, сошёл, но оказался на противоположной перрону стороне состава, где не бывает табличек с маршрутом… И вот я стою и смотрю, как мимо меня, раскачиваясь и набирая ход, один за другим проплывают вагоны – неизвестно  какого поезда, неизвестно в каком направлении следующего, может быть, даже и моего…

    А времени на раздумья не было, совсем не было!.. Быстро прикинув, что в это время вроде бы не было других поездов, а направление движения этого – в сторону Москвы, я принял, наконец, решение и, запрыгнув на подножку вагона после середины состава, ближе к его концу,  попытался открыть дверь вагона – тщетно! А поезд набирал ход…

    Положение было очень интересным – повиснув на подножке вагона и  вцепившись одной рукой в поручень, а другой удерживая полиэтиленовый пакет с дисками, при этом через плечо у меня висит на ремне и болтается сумка с транзисторами…

    И в вагон я войти не могу. На мне был одет серый полу-расстёгнутый на бегу плащ, полы которого романтично парусили и хлестали меня по ногам, пытаясь сдернуть с подножки…

    А в довершение ко всему, начал моросить меленький противный дождик. Поручни сразу стали мокрыми, скользкими и холодными. Я висел, стараясь не соскользнуть с мокрой же подножки, и обдумывал ситуацию – на 90% поезд был мой, но полной уверенности всё же не было…

    Если это – «правильный» поезд, то первая остановка только через два часа –  столько можно и не провисеть на одной руке, а поменять руки – совершенно нереально! Пакет с пластинками бросать было однозначно жалко, тем более, что из-за них-то и развернулась вся эта фантасмагория.

    А тут, наконец, меня потихоньку начал пробирать озноб и  бить дрожь, весьма добавляя остроты ощущений. И ещё сильно раздражали трепещущие полы плаща, с которыми тоже ничего нельзя было сделать.

    Правда, мелькнувшая мысль о том, как, наверное, сюрреалистично я выгляжу со стороны, прилепившись к вагону в развевающемся по ветру плаще, ненадолго развеселила меня, но очень быстро она ушла, а озноб остался.

    Да-а, так экзотически я ещё ни разу не попадал… И вариантов, в общем-то, не было… Начало темнеть, а дождь – усиливаться. Внезапно я увидел, как в вагоне открылась дверь тамбура, но всё, что мне удалось сделать, так это повертеть головой, постаравшись привлечь внимание своим движением за окном, ибо висел я на вытянутой руке (к тому времени уже изрядно онемевшей), и попытаться крикнуть: «Э-эй!», понимая, что звуки моего голоса всё равно унесёт ветер…

    Фигура в поварской одежде посмотрела на меня, что-то видимо спросила, но что именно я так и не разобрал, в ответ пошевелив губами, изображая ответ, и фигура скрылась в вагоне.

    Я подумал всё, что только мог в её адрес (орать всё равно было бессмысленно), однако, видимо, очень энергично подумал, ибо дверь тамбура снова открылась и шеф-повар (а это, как оказалось, был вагон-ресторан) в сопровождении давешнего поварёнка, открыл дверь и, загородив собой вход, задал очень странный, на мой взгляд, вопрос: «Ты кто и откуда?»

    На что я весьма логично ответил: «Пассажир!» и «Оттуда!» А затем, предупредив попытку закрыть передо мною дверь, уверенно добавил: «И билет у меня есть!»,- после чего меня недоверчиво впустили внутрь, перекрывая, впрочем, проход в вагон.

    Я достал и показал свой билет, и тогда вновь услышал всё тот же странный вопрос: «Да откуда ты взялся, мы час уже едем?!» Тут мне пришлось снова честно ответить: «Я очень торопился, но так уж получилось…»

    После чего меня всё же пустили внутрь, и следующий недоумённый, но, как ни странно, такой же вопрос: «Ты кто и откуда?» мне задала проводница, проверяя мой билет.

    Вот тут уже можно было и пошутить, тем более, что я к тому времени слегка отогрелся в тёплом вагоне. Однако, удивлённое лицо проводницы после моего ответа: «Да с неба я! Это – десант спецназа!» я запомнил надолго…

    По возвращении в Москву транзисторы сразу же пошли «в дело», и предусилитель, собранный на них и опущенный в гелий, существенно изменил наши результаты, намного улучшив соотношение сигнал/шум при измерениях…