В каждой избушке свои погремушки
В эту семью я ходила лет семь, обучала стандартному набору по своему списку: английски, русский и математика, если наблюдалось буксование. Описываемый период – конец 90-х до Революции Роз 2003 года и чуть позже пару лет.
Семейный состав у моих клиентов был среднестатистический: папа Хвича, двухметровый сван, сидящий в основном дома, мама Хатуна, деятельная домохозяйка из интеллигентной тбилисской семьи, и дети – погодки Саба и Нуца.
Семья как семья, особо повернутая на традиционные христианские ценности. По воскресеньям коллективный поход в ближайшую церковь, утром чтение правила ( сама не раз наблюдала, когда урок назаначала в 10), в течение дня активные перезвоны со своим мамао по разным поводам как поступить, куда сходить, а куда ни-ни.
Во всем тоже все типично, без отклонений, гостеприимные, шумные, позитивные. Папа не упускал случая рассказать детям что-то поучительное про Давида Строителя или Дмитрия Самопожертователя. Мама напоминала детям, что и как говорить в тех или иных ситуациях, чтоб никто не назвал их невоспитанными.
С ними пребывала еще бабушка пенсионерка, мать Хатуны, бывший медработник, знавший полгорода.
Жили они все опять таки на типичный источник дохода – сдавали одну квартиру в центре города и так как-то сводили концы с концами.
Все было мирно и благородно, пока в один прекрасный день папа Хвича не отмочил адюльтер.
Подробности скандала для меня остались за кадром. Придя на очередной урок, я застала в доме переполох, нервное хлопанье дверьми, взбудораженных детей. Хатуна истерически надрывно разбиралась с Хвичей по ородскому телефону на тему « как он смел» и « в какой именно шкаф спрятал свою совесть». Бабушка сидела в другом углу с перевязанным полотенцем головой и медленно смаковала стаканчик с валерьянкой. Рядом лежал аппарат для давления.
Я, как ни в чем не бывало, села за разбор домашнего задания по английскому. Двенадцатилетняя Нуца сидела рядом и во всех подробностях стала вводить меня в суть скандалето.
- Мой отец мерзкий человек. Оказывается, у него уже два года есть любовница из Терджола и он морочит голову маме.
Я попыталась переключить ее на чтение текста, но тут в комнату ворвалась разъяренная Хатуна и со слезами стала мне рассказывать новые детали из похождений супруга, что не успела доложить дочка.
- ... Говорил мне отец: не выходи за него замуж. Но кто слушает родителей. Я так любила Хвичу и кто сказал мне спасибо? У моего отца последние деньги выманил и на тотализаторе проиграл. Мерзкое животное....
Я покивала и попыталась подключить Нуцу к книге. Увы, ничего не вышло. Девочка с горящими глазами вникала в пересказ матери, всталяя к месту.
- Бессовестный.
- Негодяй.
- Аферист.
Хотя еще недавно числилась в отцовских любимицах.
Хатуна продолжала ораторствовать.
- Я не буду я, если не вырву этой стерве все волосы! – шел дальше монолог на высоких тонах. – Уже позвонила нашему мамао и он примет меры. Назначит ему встречу!
( Я еле сдержалась, чтоб не хмыкнуть. Два года отец семейства причащается при наличии любовницы. Значит, мамао там просто удобная картинка для вида.)
Сама же продолжала ей кивать и напрасно пихать нуце под нос очередное заадание.
Потом Хатуна побежала к телефону обзванивать своих подруг и делиться трагедией, чтоб получить большую дозу поддержки, чем мои жалкие кивки и междометия.
Только мы перевели три строчки из текста, как к нам подсела бабушка с полотенцем на голове. И полилась вторая серия обличений недостойного зятя.
- И хам, и грубиян, и «ты» говорит ей, заслуженному работнику медицины Грузии и дочку ее Хатуну несколько раз бил ни за что.
Пришлось опять кивать и делать постно-скорбное лицо соответсвенно второму монологу.
Короче, позаниматься в тот день толком не вышло ни с Нуцей ни с Сабой.
Когда я пришла через неделю, все было на своих местах. Папа в углу читал вслух молитвенное правило, бабушка возилась на кухне, Хатуна, смущенно улыбаясь, поставила передо мной тарелку с горячими мчади с сыром и кофе. Дети ждали меня с готовым заданием. Все мирно и благолепно.
Я про себя отметила виртуозности мамао. Сумел таки за неделю посадить всех на свои места.
Саба после урока засобирался на службу в церковь. Он уже имел свой сшитый по росту стихарь и прислуживал мамао, мечтая в будущем о семинарии. Родители, конечно, его всячески поощряли в свотом стремлении. В остальном это был типичный подросток, который любил выклянчивать у отца пару лар и торчать в интренет – кафе , кайфуя в стрелялках.
Как-то я пришла на очередной урок и застала дома очередной переполох. Красного, как рак папу, зареванного Сабу и рыдающую бабушку.
, сыпящую проклятиями в адрес внука.
- ;;;;;;;; ;;;;! (1)
По крикам и репликам выяснилось, что будущий семинарист ударил бабушку ногами в живот в приступе ярости и получил от папы ремня.
Все это дела давно минувших дней. Недавно встретила Хатуну на улице. Мы расцеловались. Она работает у иностранцев няней. Хвича по прежнему сидит дома, Саба закончил институт, естественно, не может найти себе работу и составляет отцу компанию на диване у телевизора. Нуца пролезла в банк и что заработает, тратит на себя.
- А так все слава Богу! – закончила Хатуна.
Мы разошлись в разные стороны.
Когда мне кто-то рассказывает о церковной семье, где все гладко, чисто и благолепно, невольно вспоминаю это семейство и беседы Хвичи о добром и вечном. Усмехаюсь.
- Плавали, знаем.
На этом свете очень трудно найти что-то розово-идеальное без скелетов в шкафу.
Примечание.
1. Чтоб у тебя голова отсохла.
Свидетельство о публикации №223020800514