Святая любовь Глава 15 Обыкновенное счастье

Дни полетели, полные самых разных событий. На следующем спектакле перед самым началом, прячась за кулисами и по традиции осматривая зрительный зал, Эгрим уже не просто водил глазами, а лихорадочно искал ложу, где могла быть Луиза со своим мужем. И он увидел их, не по центру, конечно, а в боковой ложе, но они были среди зрителей.
 
Неотразимая Луиза, а рядом стареющий джентльмен худой и седой, аристократ до кончиков ухоженных ногтей. Его костюм – классический фрак, белая сорочка, шелковый галстук с драгоценным камнем на узле, трость, а также движения и все манеры, явно подтверждали знатное происхождение и воспитание. Видимо, это и был муж Луизы. Эгрим вздохнул, ну, конечно, этому старику достались, как минимум два бриллианта, на одежде и рядом.
 
Спектакль премьер пел, как никогда воодушевленно и старательно. Голос летел под купол, а затем достигал самых дальних уголков зала. Труппа театра, зараженная его энергией и рвением, не отставала, рискуя «залить кровью своих связок сцену», как говорят певцы, и действо получилось на высоком уровне.

Публика благодарно аплодировала и подолгу не отпускала артистов на поклонах. Это был успех. Дирижёр и директор театра рассыпались в комплиментах и тенорам, и сопрано, и даже хору, но особенно контртенору, коим являлся Эгрим.

 Уставший, он полулежал в кресле своей гримерки, когда к нему постучались.
- Войдите! - крикнул певец, усаживаясь ровно.
На пороге стояла Луиза с букетиком роз. Её черные большие глаза сияли радостным озорным светом, волосы были уложены в пышную прическу по моде, а роскошное парчовое платье переливалось в лучах ламп, а может само по себе от энергии своей хозяйки.

Эгрим вскочил, подошёл к женщине. Она протянула ему руку:
- Здравствуйте, Ваше Сиятельство. Так вас нужно называть? – спросила она улыбаясь ещё больше.
- Здравствуйте, Леди Луиза, вы такое теперь носите имя?
- У меня есть предложение, оставим титулы и чопорность для протокола, а когда мы одни будем общаться, как раньше. Разве я так уж сильно изменилась?


Эгрим жестом предложил даме сесть, а когда она разместила свои юбки на нешироком диванчике, залюбовался гостьей.
Мужчина смотрел на неё во все глаза и, конечно, теперь видел некоторые изменения.  Угловатая девушка стала женщиной с округлыми, нежными рельефами тела, что делало её ещё более привлекательной и желанной, особенно для любящего человека.
- Нет. Вы прекрасна, как и раньше, - завороженно промолвил он.
- Вы? Что ж, пусть будет «вы». Вы тоже почти не изменились, может приобрели уверенность и горделивую осанку, которой так не хватало раньше. Я теперь знаю, что барон фон Бок признал вас, как сына. Вы же раньше не говорили нам об этом.
- А зачем? Я был простым уличным музыкантом, да и сейчас не распространяюсь никому. Так легче. Бароны не бывают певцами и, если узнают в театре, я стану чужим среди коллег, как остался чужим среди родственников и друзей отца. Что бы не подписали отец и король, я - безродный найденыш. Ничто этого изменить не сможет.
- Но, у вас есть поместье, как я узнала.
- Возможно, но я живу здесь в музыке, и большего мне не нужно. Луиза, расскажите лучше, как вы жили всё это время? Как вам удалось стать женой Баронета?

 
- Это долгая история. Скажу коротко, два года я училась в лучшем приюте мадам Берген. Не могу сказать, что это было легко, но я благодарна этой даме за всё, что она сделала для меня. Выйдя оттуда, попыталась найти себе работу. Пока я училась, отец оплачивал мои расходы. После твоего.., вашего, ухода, они забросили театрик, занялись торговлей. Чего только не продавали, но дохода хватало только на проживание. А затем отец умер, и я осталась без гроша. Хорошо, что к этому времени, я уже стала компаньонкой Леди Брогс. Постепенно мы сдружились, на сколько могут дружить Леди и нищенка. Живя в её доме, я постигала науку настоящей леди, как вести себя, как одеваться, и многое другое. И, кажется, была хорошей ученицей. Поэтому, когда её брат, Баронет Выговскис, появился на горизонте, была во все оружие. Он влюбился и женился. Теперь я одна из высшего круга. Правда, мой муж старше меня на сорок лет и имеет много необычных привычек и взглядов, но это уже частности. Зато я не беспокоюсь о достатке. Эгрим, я была очень откровенна, ожидаю от вас того же. И прошу, пусть это останется между нами.

 
- Луиза, можно было не говорить об этом, слово джентльмена. О себе. Что я могу рассказать о себе. Учился, пел и пою. Снимаю домик, в средствах не стеснён, не женат и в этом отношении свободен. Музыка – моя жена и мать, ей и служу. Не жалуюсь.

 
Она слушала, склонив голову набок, и было похоже, что его рассказ удовлетворил её. Глаза женщины ещё больше заблестели, губки растянулись в милой улыбке.
- Я рада за вас и не сомневалась, что достигнете успеха. Было сразу понятно, что вы большой талант. Что ж….- Она поднялась, собираясь уходить.
Эгрим тоже поднялся, ему совсем не хотелось расставаться с ней. Но времени прошло уже достаточно много, чтобы не остаться незамеченным и придать её посещению двусмысленное значение, компрометирующее обоих.


- Мы сможем ещё встретиться? – поспешил спросить Эгрим, пока она не ушла.
- Я думаю, сможем. Постараюсь известить вас, где и когда.
Луиза протянула ему руку, и он с нежностью приложился к ней, немного дольше положенного задерживая её ладошку в своей, затем проводил гостью к двери. На удивление за дверью не было посетителей, видно его охранники разогнали всех.
«Какие догадливые» - подумал певец с благодарностью.


С этого времени встречи между молодыми людьми стали постоянными и продолжительными. Чаще всего в свободный от работы день, Эгрим получал от Луизы записку с посыльным, где и во сколько она его будет ждать и спешил в указанное место.
 Не раз и не два это был Венский лес. Уединенные лавочки как нельзя лучше подходили для личных встреч. Поначалу в беседах они вспоминали своё общее прошлое в уличном театре, затем обсуждали всякие темы. Луизу интересовала жизнь театра, секреты его пения, а Эгрим пытался выяснить, как она относится к нему.


 Но особенно ценным для влюбленного мужчины были мимолетные прикосновения, которые иногда нечаянно или намеренно допускала женщина. То в порыве страстного рассказа схватит его за руку, то заинтересованная его историей, отбросит прядь волос с его лица, то прикоснется своими пальчиками к его губам, если из них вылетит нелестное слово. И всё это мимоходом, без особой важности для неё.
 Эгрим же сходил с ума от этих эпизодов, каждое прикосновение обжигало его, заставляло сердце быстрее биться. Но он не мог показывать своё замешательство и своё состояние, полагая не без основания, что напугает своими откровениями собеседницу.

 
И настали времена, когда они уже не могли обходиться без встреч. Каждую они ждали, как праздник. Их тянуло друг к другу. Луиза стала вдруг замечать, что дни напролет думает об Эгриме и скучает. А он непрерывно грезил о любимой, возрождая в памяти её образ до мельчайших подробностей и фантазируя насчет ни разу не виденных прелестей.

 
Такие грёзы стали мешать работе, особенно на репетициях. Дирижёр делал мягкие замечания премьеру, еле сдерживая раздражение, когда певец пел сам по себе, а оркестр играл сам по себе. Заставить певца слушать и слышать оркестр стало той ещё проблемой.

 Слава Богу, что во время спектакля такое не происходило. Талант и ответственность брали верх над рассеянностью влюбленного создания. Просто Эгрим всегда считал, что не имеет права сфальшивить ни единую ноту.
 
Особенно остро встал вопрос жажды встреч, когда пришлось нашей паре расстаться почти на неделю. Лишь только выпала возможность, они летели в лес к заветной скамейке навстречу друг другу. Эгрим оказался первым. Он одиноко сидел и чертил что-то тростью на дорожке.

 Луиза быстро шла, почти бежала, поэтому, когда поравнялась с вскочившим мужчиной, тяжело дышала. Её красивая грудь, неиспорченная корсетом, соблазнительно поднималась и опускалась в такт дыханию. Она молча протянула руку, не в состоянии внятно произнести приветствие.

 
Эгрим припал, бормоча нежные слова восхищения. А затем неожиданно даже для себя самого, обхватил женщину за талию и прижал к себе. Луиза не стала вырываться, она прижалась лицом к его груди, пытаясь усмирить разбушевавшееся сердце и дыхание. А когда подняла глаза, утонула в его полном любви и счастья взгляде.

 Эгрим смотрел в её черные глаза, чувствовал теплое дыхание на своем лице, всем своим существом ловил биение её сердца, хотя вряд ли такое было бы возможно через корсет.

Желание накатывало с возрастающей силой и терпеть его не оставалось сил. Тогда он разомкнул объятия, одной рукой все же удерживая её, другой приподнял подбородок и поцеловал раскрасневшуюся женщину в губы.
 
Их податливая мягкость возродили воспоминания сценических поцелуев, и показалось, что не было этих лет одиночества и тоски. Он нежно сжимал её уста своими губами, чувствуя, как она тянется к нему всем своим существом, и не было в этот момент в мире силы, способной разъединить их тела и души.
 
Он забыл, где они и что может быть, если их увидят, а она забыла, что замужем. Большое чистое чувство накрыло их, как ангел своими крыльями. Она первая пришла в себя и мягко отстранилась, разрывая дурманящую связь, отступила назад и села на лавку, потупив взгляд.
 Эгрим, оставшись без желанных губ любимой и её жаркого тела, выглядел потерянным и прикрыл свой рот рукой, как бы защищая сладостные ощущения.
- Прошу прощения, - прошептал он, застыв и ожидая её реакции, скорее всего отрицательной, если не убийственной.
 
Но Луиза подняла глаза, и в них читалась только любовь, нежность и страсть. Эгрим порывисто сел рядом и взял её руки в свои. Так они просидели несколько минут, глядя друг другу в глаза и читая в них свои надежды и мечты.

 Наконец, Луиза улыбнулась, высвободила свои руки из его рук и поднялась. Эгрим тоже встал.
- Мне, пожалуй, пора, - шепотом проговорила она. – Рада была встретиться с вами.
- Я тоже, - он кивнул, и, поймав её теплую руку, прижал к губам ладошкой.
 
Она отняла руку от его жадных губ и пошла на выход. Эгрим шёл рядом, его душу охватил страх. Что будет теперь? Может, она больше не захочет его видеть и будет права. Он не должен был так распускаться. Ему нет прощения.
 
Голова молодого человека опускалась всё ниже и ниже под тяжестью таких мыслей. Он пытался найти утешение в глазах любимой, но она избегала его взгляда и шла на полшага впереди.
 
Кучера обоих поджидали на козлах, готовые рвануться с места по первому приказу хозяев. Эгрим помог Луизе взобраться в экипаж, последний раз посмотрел ей в лицо. От него не укрылась морщинка на лбу, плотно сжатые губы и прищуренные глаза, и это не сулило ничего хорошего.
 
Он кивнул почтительно, Луиза повернулась вперед и стукнула по стенке кареты, кони рванули с места. Только тогда Эгрим заметил, что держит в левой руке перчатки Луизы, которые он автоматически схватил со скамейки, когда они уже шли назад. Он прижал их к губам, может это единственное, что ему осталось в этой жизни от любимой.

Следующие несколько репетиций артист плохо помнил, замечаний не было, значит всё шло штатно, но, как будто, не с ним. Возвращаясь домой, он был выжат, как лимон.
 Вот и пойми, что первично в нашей жизни – физическое или психическое. Вполне здоровый физически человек, привыкший к перегрузкам, страдал и таял на глазах от тоски и тревоги. Ему не хотелось ни есть, ни пить.
 
Он не думал ни о Луизе, ни о своей ошибке, ни о будущем. Как будто дверь в комнату его любимой закрылась и сознание, как отдельное от него самого, существо, не могло достучаться и войти туда, чтобы попытаться расставить все точки над «и».
 
В конце недели - спектакль. И какой «Орфей и Эвридика» модного композитора Кристофа Глюка.  Впервые Эгрим был безразличен к своему выходу на сцену, впервые он не подглядывал в зрительный зал через щелку закрытых кулис. И напрасно, Луиза с мужем сидели в своей ложе и с нетерпением ожидали начала спектакля

 Перехватывая настроение главного героя пьесы Орфея, которого пел Эгрим, вся труппа лениво готовилась к началу, без искры, без куража. Дирижёр мотал головой и сдвигал плечами на намой вопрос директора, мол, что это с ними.
- Господа, давайте, давайте! Вы что сегодня не выспались или забыли поесть. Нельзя же так явно ползать – стараясь сдерживаться, подбадривал артистов директор.
- Провалят пьесу, - бормотал он себе под нос, заражаясь общей апатией.

 Конечно, в театре бывало всякое. Представление могло сорваться по многим причинам, часто не зависящим от артистов. Например, климат, если было сыро и холодно, сколько не распевайся, идеального звучания не добьешься. Асы выкручивались, насилуя свой голос, применяя жесткие техники, а середнячки заваливали партии, но общее впечатление оставалось хорошим, так как правильно раздавались роли, и главным был кураж, энергия, желание.
 
А сегодня этого как раз и не было, поэтому трудно предсказать, куда фортуна вывезет. Директор вздохнул, морально готовясь к гневу публики и, как следствию, падению посещаемости, а значит доходов. После провала театр не сразу мог восстановить своё доброе имя, вот в чем основная проблема. Зрители пойдут в другие театры, мало их, что ли в Вене.

 Третий звонок. Все собрались, кому положено. Эгрим выходил сразу после вступления хора, и в первой сцене пел мало, изображая скорбь у могилы. А вот во второй сцене настоящим неподдельным чувством пронизана его ария – рыдания по усопшей супруге Эвридике.Она была центральной, самой выигрышной, но и самой сложной соответственно.
 
Начало прошло вяло, певцы и хор просто висли на оркестре, никакого созвучия. И вот, главный герой. Ария о безответной любви, потерянной любимой и страданиях полетела в зал, и завибрировали чувства, проникая в души зрителей.

 И уже внимание всех на героя, и уже глаза на мокром месте, и слёзы на кончиках ресниц дам, готовые в любой момент сорваться и покатиться по щекам. И если, некоторым дамам удается удержать их и побороть сострадание, то Луиза и не пыталась, не столько участие в несчастье героя, как её собственные страдания: печаль разлуки и неразделенная любовь, сжимали сердце и облегчались горькими слезами.
 
Она шла в оперу с тайной мыслью, увидеть, как теперь оказалось, любимого, посмотреть издали и успокоить душу. Но получилось наоборот, печаль и горе выдуманного персонажа, о которых пел Эгрим, обращаясь, как ей казалось, только к ней, растравили сердечную рану, и стало ещё больнее.
 
Муж, искоса посмотрел на жену, и подумал, мол, какие женщины тонкослезые и глупые, если так плачут из-за выдуманной истории.

Когда Эгрим вышел на сцену, то сразу увидел Луизу, его брови взлетели в удивлении, а губы растянулись в еле заметной улыбке, которая, впрочем, ничуть не ломала его образ страдающего влюбленного. И всю арию он пел, не сводя глаз с любимой, её слезы не укрылись от его внимания. Это добавляло боли, а значит чувственности выступлению.

Зал взорвался овациями, все в миг проснулись и в зале, и за кулисами. С этого момента спектакль выровнялся и прошёл хорошо. 
«Вот что значит сила искусства» - радовался директор.

 Дирижёр стер пот со лба, он тоже понял, что спектакль вытащили. Поклоны, как всегда были продолжительными, а после, нарушая традицию, Эгрим ушёл в гримерку, но и оттуда стремительно умчался домой, будто за ним кто-то гнался.
И правда, гнался, страх. Даже кончики пальцев кололо, когда он представлял, как войдет Луиза и скажет что-нибудь убийственно обидное о его поступке или об их дружбе. Лучше побыстрее в своё одиночество и тоску. И он бежал, еле-еле преодолевая желание увидеть любимую. Он трусил.

 Влетев в свою комнату, на удивленные возгласы прислуги и Марты, мол, ванна и ужин ещё не готовы, никто не ждал вас так рано, Эгрим сказал, что ничего не нужно, он спать.

 Домочадцы разбрелись по своим делам, не удивляясь причудам хозяина, ибо в последнее время их было предостаточно. Эгрим взял плед, сел в кресло напротив камина, и стал вспоминать сегодняшнее выступление.

 Если раньше он анализировал свою работу, вспоминая каждую ноту и каждое движение, то теперь он возродил в памяти каждую черточку образа Луизы и каждое её движение сегодня в ложе. Он любовался ею, а ещё пытался разгадать и потухший взгляд, и слёзы, и нервное движение веером, да так и не пришёл ни к какому выводу. Его нервная лихорадка прошла, мужчина согрелся и задремал.
 
За дверью послышалась возня, служанка отворили её и пропустила в комнату Луизу. Эгрим развернулся именно в тот момент, когда гостья поравнялась с креслом. Он вскочил, роняя плед и слегка кланяясь.
- Леди, вы здесь?
- Да, я здесь, - она протянула ему руку для поцелуя. – Я здесь, чтобы объясниться.
Она убрала руку с его ладони.
- Я прошу вас, простите меня, я не должен был….
Он не договорил, Луиза шагнула к нему и прервала его речь жарким поцелуем. Он опешил в первую минуту, а потом крепко обнял её, покрывая поцелуями лицо и шею, и руки. Они сели на диван.

- Луиза, я люблю вас и не представляю, как теперь смогу жить вдали от вас. Луиза без вас такая тоска.
- Я тоже люблю вас, барон. Мне было тяжело в разлуке с вами всё это время.
Она шептала ещё что-то, но Эгрим больше не слышал ничего, он целовал и обнимал любимую, погружаясь в её волосы, упиваясь её ароматом в ложбинке между грудями, ощущая упругость её бёдер под своими руками.

Сдерживаться не было больше сил.
И всё случилось, вот так ненароком, ведомое нестерпимым желанием и любовью. Эгрим впервые овладел женщиной и был ошарашен той гаммой чувств и ощущений, которую дарит близость с давно и безнадежно желанной любимой.
 
Луиза испытывала восторг, удовлетворение и нежность, так как до сего момента была не очень искушенной в интимных делах. Её старый муж с большим трудом и неохотой исполнял супружеский долг ровно на столько, чтобы нельзя было обвинить его в отсутствии такового. Впервые дама испытала женское счастье и была более, чем удивлена.

 Каждый из них внимательно присматривался к другому, пытаясь понять, что испытывает тот. А затем их прорвало. Перемежёвывая свою речь поцелуями, они выражали свой восторг и благодарили друг друга. Луиза узнала, что первая и единственная женщина Эгрима. Он понял из косвенных слов, что впервые она испытала оргазм с ним, а муж практически лишь номинальная персона в её жизни.

 Но как бы счастливы они не были, нужно расставаться, хотя бы на время. Луизу ждет муж, а Эгрима сцена. Поцеловавшись последний раз и приведя свою одежду и волосы в порядок, любовники покинули уютное гнёздышко.

Эгрим велел кучеру запрягать и отвезти леди домой. Что и было сделано незамедлительно.
Казалось бы, истинно верующий в Бога, Эгрим должен быть, по крайней мере, опечален своим грехопадением с чужой женой. В действительности было всё наоборот, он не только не сожалел, а воспарил от счастья.
С Луизой они часто встречались в разных местах, но неизменно с одним и тем же эффектом.