Военные хроники. 1. Чарльстон

Осенью 1962 года, после окончания полевых работ, я вернулся на базу нашего 69 топографического отряда в Саратове. Вернулся не без сожаления, потому что последние 9 месяцев были лучшими в моей жизни, каких у меня больше уже никогда не будет, а у большинства людей таких не было вообще.

Представьте себе: Мне 18 лет. Я во главе бригады из десятка людей разных возрастов и национальностей, но в большинстве казахов, вдали от любого начальства, провожу топографическую съемку огромных заповедных территорий в междуречье Волги и Урала. Полная свобода. Охота и рыбалка там, где это вообще запрещено. Но нам можно. Необыкновенно красивые рыбачки, девушки-метиски от корейских пап и русских мам, голубоглазые, но с корейскими чертами лица. Нескончаемая ночная канонада миллиардов лягушачьих глоток, с которой первые ночи на базе в селе Телячьем невозможно было заснуть, и без которой уже в Саратове уснуть было тоже невозможно. Мне было ни по чем армады оводов днем, и полчища злобных комаров ночью.

Спали мы в лодках с двухместными каютам под защитой марлевого полога, работали в одних сапогах, а питались свежей рыбой, гусями, утками, лысухами, яйцами чаек и, конечно же, свежайшей осетровой икрой собственного засола, на пару дней в неделю возвращаясь на базу в деревню Телячье на помывку, постирушку, ну и на дела амурные.

И за такую вот романтику мне еще причиталось получить неплохие деньги. В бухгалтерии сказали, что перед получкой мне нужно сходить отметиться в военкомат. Надо так надо. Среди топографов существовала ничем не обоснованная уверенность в том, что полевиков в армию не берут. На эту уверенность я и попался. Не зря же говорят, что у папы с мамой было три сына – два умных, а третий топограф. Как только я пришел в военкомат, у меня сразу же отобрали паспорт, послали на медкомиссию, признали пригодным к несению воинской службы, дали две недели на прощание с родными и близкими, и спустя ровно эти две недели я уже ехал в эшелоне в город Ашхабад.

В Ашхабадском карантине я долго не задержался. Несмотря на то, что я неплохо играл в футбол и мне прочили членство в сборной части, меня посчитали непригодным служить в зенитно-ракетном полку, и с парой таких же непригодных отправили дослуживать в город Кушку, если кто не знает — это самая южная точка бывшего СССР на границе с Афганистаном, с пересадкой в городе Мары.

В Мары мы приехали часов в 6 вечера, а поезд на Кушку отправлялся в полночь. Немного побродив по ничем не примечательном, полузасыпанном песком городку, к девяти вечера мы уже топтались на перроне вокзала у дверей клуба железнодорожников, чтобы попасть на танцы. В те годы в моду только вошел новый танец чарльстон, замысловатыми движениями ног в котором владели немногие. С уверенность могу сказать, что в городе Мары ими не владел никто. Зато в нашей команде кроме меня, техникой чарльстона владел еще москвич Саша Городецкий. С первых же минут стало понятно, что солдаты среди марыйских девушек успехом не пользуются. Ни одна из них на солдатское приглашение согласием не ответила. Нам стало очень обидно. Мы даже приуныли. Но тут зазвучал чарльстон. Толпа закричала «Ахмед!» Какой-то лохматый парень исполнил странное движение телом, и с громким воплем сделал зверскую рожу. Девушки восхищенно всхлипнули «Ах!», и тут наступил наш с Сашей звездный час. В центр зала вошли два невзрачных солдатика в огромных сапогах и не пригнанной форме, и стали танцевать. В зале все остановились, остались только музыка и чарльстон. Вокруг нас образовалось кольцо восхищенных зрителей. Посрамленный Ахмед куда-то исчез, и мы до полуночи обучали аборигенов чарльстону. Провожать нас в Кушку вышла огромная толпа, и молодая проводница все удивлялась, за что нам такой почет. Пришлось и ей дать танцкласс.

Рано утром мы прибыли в Кушку. В отличие от Мары зеленый городок, расположенный в долине реки Кушки и окруженный горами, произвел приятное впечатление. Особенно впечатлял огромный каменный крест на вершине самой высокой горы, возведенный еще в царское время. Глинобитных домов почти не было. Как позже я понял, население городка сплошь состояло из военных, их семей и железнодорожников. Нас встретил дежурный по гарнизону и привел в штаб дивизии, куда стали стекаться командиры частей, чтобы выбрать из прибывших кого получше. Это действие здорово напоминало покупку рабов на рабовладельческом рынке, разве что не смотрели зубы. Сашку Городецкого, который оказался выпускником культпросветучилища, сразу же купил начальник политотдела. Двух других, не имевших никаких особых достоинств, забрали в пехоту. Вокруг меня же разгорелся ожесточенный торг. Как оказалось, дипломированный топограф был нужен всем, но победителем в торге вышел командир артиллерийского дивизиона подполковник Золоев, осетин по национальности, который сказал, что если в кои века в дивизию попал его земляк, то без вариантов он должен служить у него. Подполковник купился на мою грузинскую фамилию.

С Золоевым мне очень повезло. У них с женой тетей Маро не было детей, и тетя Маро с первого дня называла меня сынком, и строго настрого приказала мужу не давать меня в обиду. И чтобы меня никто не обижал, меня назначили писарем-секретчиком вместо уходящего в дембель старика. И служил бы я и не тужил в своей тихой должности, если бы в мою судьбу вновь не вмешался чарльстон.

Служил в нашем дивизионе в должности начальника разведки старший лейтенант Воробьев. Редко, но случается, что человек и фамилия полностью соответствуют друг другу. Был он худ, мал ростом, голенаст, ходил подскакивая, при этом был криклив, голосист и вечно взъерошен. Поначалу он меня в упор не замечал, как бы подчеркивая, что ему с командирскими любимчиками не по пути. И была у него жена Наташа, красавица из-под Ельца. Не уверен, что она в жизни прочла хотя бы одну книгу, но думаю, что ее выдающихся внешних данных было достаточно, чтобы стать женой старшего лейтенанта Воробьева, который, как показало будущее, в смысле ревности оказался еще тем Отелло.

Наташа была среднего роста пухленькой блондинкой с огромными, небесной синевы, глазами, кустодиевскими щечками и губками, любила сладости и работала в штабе дивизиона машинисткой. Мою  секретную комнату от ее закутка отделяла только оббитая железом дверь, и уже спустя пару недель мы с ней стали закадычными друзьями. Наташа угощала меня чаем с вареньем собственного приготовления, и развлекала своей болтовней. Больше никогда в жизни мне не встречался человек так довольный своей жизнью. Ей нравилось абсолютно все. И деревня , в которой она росла, и корова, которую она доила, и крохотная комната в общежитии, в которой она и ее Вадик, который обязательно станет генералом, проживают. Ей нравились туркмены, афганцы, местные дыни и урюк. Короче, ей нравилось все. Но где-то примерно через месяц, перед самым Новым годом, выяснилось, что и на Солнце есть пятно. Непривычно унылая Наташа со слезами на глазах призналась, что все офицерские жены обсуждают какой-то чарльстон, а она даже не знает, что это такое, а спросить стесняется, чтобы ее не посчитали дурой. Пришлось ей рассказать, и даже показать, несколько па чарльстона. Наташа, когда узнала, что это американский танец, пришла в неописуемый восторг и сказала, что я ее обязательно должен научить танцевать чарльстон. Как оказалось, в гарнизоне о чарльстоне только слышали, но танцевать еще никто не умел.

В обед Наташа притащила магнитолу и мы, оставшись вдвоем, приступили к занятиям. Ученье продвигалась туго. Несмотря на свою красоту, Наташа отличалась полным отсутствием музыкального слуха и чувства такта. Но мы упорно тренировались, и примерно через неделю Наташа вполне прилично двигала своими пухленькими ножками. Но ведь чарльстон танец парный, а меня на новогодний бал в доме офицеров никто не пригласит, и вообще она никогда ни с кем кроме своего любимого Вадика не танцует. Выход был один – обучить этому делу Вадика, то есть старшего лейтенанта Воробьева.
На следующий день, снисходительно улыбаясь, на занятия пришел сам будущий генерал. Когда Наташа включила музыку и мы начали плясать, лицо Вадика стало багроветь как у настоящего генерала, а скрип зубов заглушал музыку. Он выключил магнитолу и своим писклявым голосом поинтересовался, как долго мы в рабочее время занимались неуставными отношениями. Наивная Наташа даже не поняла, что произошло с ее Вадиком, я же, как человек, прочитавший Шекспира, сразу понял во что вляпался.
На этом наша с Наташей мирная жизнь закончилась. Вадик, которого раньше в штаб калачом было не заманить, начал заскакивать к нам по несколько раз в день. Я объяснил Наташе, в чем причина такого внимания, и объяснил на примере Дездемоны почему нашим обеденным посиделкам и занятиям танцами пришел конец.

Для нас наступили черные дни. Несмотря на то, что мы с ней практически перестали общаться, муж все свободное от службы время донимал ревностью несчастную жену, а в случае своих дежурств по части нескольку раз за ночь заскакивал в казарму, чтобы удостовериться, что именно я лежу под своим одеялом.  Но хуже всего было то, что Воробьев начал интриговать. А так как он оказался родственником начальника штаба дивизии, его интриги оказались совсем не безобидными.
Начались бесконечные проверки моей секретной комнаты и меня лично, в результате которых выяснилось, что я вовсе даже не грузин, а, о ужас! настоящий еврей, да еще и проживавший во время войны вместе с родителями на оккупированной территории. И как ни сопротивлялся подполковник Золоев, и как ни бушевала тетя Маро, меня перевели дослуживать из Кушки в самое сердце пустыни Кара Кум, на станцию Тахта Базар, командиром топографического отделения дивизиона тактических ракет. И еще пригрозили Золоеву, что он должен быть рад, что его не лишили партбилета за потерю бдительности. Так что станция Тахта Базар и командир топоотделения был максимум, что мои благодетели смогли для меня сделать, и то только потому, что командиром ракетного дивизиона оказался подполковник Володин, приятель и бывший боевой сослуживец подполковника Золоева.

И вот спустя всего один день после раскрытия ужасных тайн моего происхождения я обнаружил себя стоящим на крохотном подобии перрона станции Тахта Базар, под палящим солнцем с тощим рюкзаком за спиной, проклинающим негритянский джаз со всеми его танцами, и в первою очередь чарльстон. Не было бы чарльстона, сидел бы я в своей прохладной секретной комнате, и распивал бы в обеденный перерыв чаи с красавицей Наташей!