Злосчастная дыня

Эта трагикомическая история случилась со мной ран-ней осенью 1992 года в городе Душанбе. Те, кто жили в то время в Таджикистане, помнят о хаосе и безвластии в пределах города. Вся страна и весь народ были расколоты на два противоборствующих лагеря. На севере республики – в Ленинабадской области и на юге – в Кулябской области люди жили по старым советским законам, имели своих лидеров и подчинялись только им, отгородившись от новой власти. В это время в Душанбе и в ряде горных районов республики командовали новые политики и новые, радикально настроенные, люди.
Я, по своему происхождению, отношусь к кулябским таджикам, мои корни из Муминабадского района, жена моя метиска, и мы, обрусевшие при советском интернационализме, жили до 1987 года в Казахстане, где прошло моё детство. И угораздило нас переехать на землю предков перед всеми последующими катаклизмами на этой земле. Но, как говориться, от судьбы не убежишь. В конце восьмидесятых годов я работал старателем в золотодобывающей артели «Памир», которая вела добычу россыпного золота в Шугнове и в Сагирдаште, а также вела геологическую разведку в Мургабском районе Горно-Бадахшанской автономной области. На кровью и потом заработанные деньги я купил дом с небольшим двориком в районе Медгородка, прямо перед оградой Ботанического сада, где прошли сознательные годы детства моих старших детей. Помню, был полон оптимизма в ожидании светлого будущего. Я зарабатывал большие деньги по советским меркам, артель строила мне и другим старателям-ветеранам шикарные коттеджи в два этажа с подвалом и мансардой на Восточных холмах города Душанбе. За это с меня высчитывали половину моего ежегодного заработка, но и вторая половина позволяла нам жить, ни в чем не нуждаясь. Помню, как мы, молодые люди страны, очень обрадовались приходу к власти в СССР относительно молодого и велеречивого глашатая свободы и гласности Горбачева, в 1985 году. Он сулил народу большие перемены, и мы мечтали, что скоро, мирным путём, доживем до истинной демократии, и все ценности западного мира будут доступны и нам, советским людям. Мы аплодировали его речам стоя… Если бы народ знал, куда приведет страну этот реформатор в ближайшие годы…
Так вот, в тот день я ночевал в доме моего, ныне покойного, дяди Джамола, по причине того, что опасался за свою жизнь в собственном доме в Медгородке. В районе посёлка Водонасосного, на северной окраине города, шли какие-то вооруженные рейды и чистки силами временной власти; искали сторонников Народного фронта, а по сути, молодых мужчин, выходцев из кулябского региона. Грабили и поджигали дома известных своих противников, которые не приняли новую душанбинскую власть и просто состоятельных граждан. Мою жену предупредила ее подруга, девушка-памирка, жившая на квартире у наших соседей, чтобы мы съехали в другой район города, более безопасный для нас, так как на нашу улицу периодически приезжают люди с автоматами и спрашивают, есть ли здесь кулябские. Самым парадоксальным было то, что в начале перестройки я был сторонником демократических ценностей и ждал позитивных изменений на всей территории СССР…
Но в Таджикистане все пошло не так, как в России, здешние демократы оказались под давлением более организованных исламистов, и стало светской части народа понят-но, куда, в какое государство поведут всех таджикистанцев эти новые «демократы». Одним словом, все свелось к банальному местничеству, и мне, демократу по духу, но выходцу из кулябского региона, пришлось спасаться бегством от других «демократов». Транспорт, практически, не курсировал, и я пешком шел из района Профсоюзов до Медгородка, а это, кто знает Душанбе, немалое расстояние.
На улице имени чекиста Путовского я увидел толпу людей, почти все мужчины, разного возраста, они шли со стороны Путовского базара в сторону района Караболо, и что было удивительно, каждый нес в руках фрукты, бахчу и другие продукты. Четверо здоровенных мужиков, взявшись за края чапана, несли кучу дынь. Я поздоровался с ними, по мусульманскому обычаю, и спросил, откуда все это изобилие, и что происходит в центре. Они начали хором уговаривать меня облегчить их ношу – взять с чапана дыню. Я, изрядно удивившись, выбрал себе золотистую дыньку размером, эдак, с локоть, и попутно от них узнал, что Путовский базар подвергся нападению вооруженных бандитов и продавцы, побросав свой товар, разбежались. Теперь там всё бесхозно и каждый прохожий берет для себя столько, сколько может унести… Я, взяв под мышку неожиданный подарок, пошел в гору, против течения толпы, с удивлением переваривая полученную информацию… Перед ступеньками у подземного перехода я услышал одиночные выстрелы, а потом уже и короткие автоматные очереди. Несколько советских «джипов»-уазиков, с открытыми верхами, напичканные вооруженными бородачами с белыми лентами на головах, резко повернули в сторону базара… Я успел нырнуть в подземный переход. Пройдя под магистралью на другую сторону, вышел напротив магазина «1000 мелочей», осторожно осмотревшись, увидел, что возня со стрельбой идет по ту сторону дороги, на территории базара. Дойдя до Дома писателей, я спрятал свою дыню прямо за памятником Горькому и Айни, в плотных кустах лигуструма. Освободившись от злосчастного подарка, из-за которого только что меня могли убить, я вздохнул с облегчением, и только теперь осознал всю опасность происшедшего…
До Медгородка я шел дворами, избегая центрального проспекта, все еще слышались выстрелы, доходящие из разных сторон города. Дома мы с женой решили некоторое время пожить у своих родственников Жени и Джамала, в районе Профсоюзов. Собрали все имеющиеся в доме продукты – банки с тушёнкой, сгущенное молоко, крупы, сахар, масло и т.д., и загрузили все это в детскую коляску. Я взял на руки маленькую Саёрку, было тогда ей полтора годика, а коляской взялись управлять Ситора и Ватан. Мама с новорожденной Саидой остались дома. Я решил забрать их вечером.
Мне шёл тогда тридцать восьмой год, и был я крепким молодым человеком. Так что, сходить пешком два раза в течение одного дня от Профсоюзов до Медгородка и обратно, ничего мне не стоило. Мы двинулись к Пединституту и, повернув направо, спустились к «бетонке» на Набережной. Здесь, к своему удивлению, обнаружили, что не мы одни бежим. Со стороны поселка Водонасосной и улицы Карамова шел поток людей с тележками и узлами растянувшийся по всей «бетонке».
У Путовского моста образовался затор, там шла пере-стрелка между вооруженными группировками… Кто-то из мужчин громко воззвал к беженцам:
– Люди, поднимите своих малых детей над головами и идите, они не посмеют стрелять по детям!
Предложение было рискованным, но народ так и сделал. Стрельба прекратилась с обеих сторон. Мы двинулись толпой дальше, с детьми и скарбом. Мне бы с моими, пойти по бетонке, прямо до Текстилькомбинатовского моста, но я решил повернуть за теми людьми, которые пошли через махаллю «Хаёти нав»(Новая жизнь), так путь был короче до Профсоюзов.
Но тут мы обнаружили, что здесь образован стихийный блокпост, и вооруженные охотничьими ружьями и кинжалами бородачи, с белыми лентами на головах, проверяют колонну людей, выискивая среди них своих врагов. Неожиданно ко мне подскочил молодой парнишка, видимо из студентов, и стал умолять, чтобы я ему доверил моего ребенка, я понял, конечно, зачем ему это и с опаской передал на его руки Саёру.
Нас, как и всех, остановили с вопросами, кто такие и откуда родом, я, стараясь выглядеть в доску своим, сказал, что мы с Медгородка, местные, душанбинские, и что это со мной мои дети и мой братишка, идем к родственникам в 12-й микрорайон… Что-то плел о том, что завтра там будут поминки и мы, иншаллах, как добропорядочные мусульмане, должны в такие дни быть рядом с родственниками… Когда мы отошли на приличное расстояние от стихийного поста, я попытался вернуть дочь себе на руки, но бледный и перепуганный мальчишка, ни в какую не хотел ее отдавать.
– Она мне жизнь спасла! Я из Пархара и когда ваши старшие дети обратились к вам со словом – «ата» я понял, что вы тоже кулябские… Спасибо вам огромное, я буду нести ее до самого вашего дома!..
У меня навернулись слёзы на глаза... Слава Аллаху, что ни один из моих детей не назвал меня «ата» при боевиках.
В тот день я, оставив своих детей у Джамола и Жени и, чуть передохнув, отправился обратно в Медгородок за остальной частью семьи. Теперь я пошел по другой дороге, через Автовокзал, Караболо и мимо Лучоба по улице Карамова, это была наиболее дальняя дорога, но относительно безопасная. Вернулись мы к своим родным поздней ночью.
Ах да, насчет нежданной дыни, я про неё не забыл и спустя три-четыре дня, когда все улеглось в том районе города, я пошел к Дому писателей и обнаружил свою дыньку целехонькой на том же месте, где она была спрятана. Народ тогда старался не выходить из дому часто, а только по необходимости, а необходимость была одна – поиск хлеба…