Дневник. Сентябрь 1970

2.09.1970 Среда.

Почему-то человеку всегда приятно, когда о нем что-то хорошее говорят. Даже
пустяковое словечко, брошенное невзначай может оскорбить или несказанно
обрадовать. До сих пор не могу забыть фразу Юрия Александровича "Ну и черт
с тобой" после того, как я заявила ему о своем стремлении на дневные
подготовительные курсы. А вчера он вдруг говорил мне, как трудно было ему
без меня (я экзамены сдавала), даже к севу он не подготовился по нормальному,
что трудно ему меня отпускать и не хотелось бы.

А вчера на баскетбол ехала я с таким тяжелым сердцем. Грустно было от того,
что прислали из Тимирязевки документы и справку с оценками и припиской
"Не зачислена в институт, как не прошедшая по конкурсу."

И еще не хотелось видеть Надежду. После разминки пошла к ребятам, у них и
так хватало народу, шесть на шесть играли. Повернулась обратно на дорожку,
побегала немного. Пришли ребята из второй смены,  Сашка с улыбкой ко мне
подбежал, поздоровался и говорит:

"Стрелять тебя буду".
- За что? - смеясь спросила я.
- За то, что ты хорошая.

Уж не влюбился ли он в меня часом? Такие фразы, а порой и жесты.

3.09.1970 Четверг.

Смотрела вчера чудный фильм "Переступи порог" про десятый класс.
Родители, дети, школа, соблазны, абитуриенты, работа, монологи, первая
любовь, весна, лето. В современном стиле все поставлено так. И особенно мне,
конечно запомнились Алик и Лена. Они дружили, ходили всюду вместе, даже
уроки прогуливали, чтоб побыть вдвоем. Запомнился эпизод, когда они сидят
на мостике. Алик положил голову ей на колени. Поцелуй. Он стоит перед ней
на коленях и с жаром говорит: "Не пущу, Лена, никуда я тебя не пущу.
Ты знаешь, когда я просыпаюсь утром, я вижу тебя, я все время зову тебя,
неужели ты не слышишь, Лена? Я же не могу без тебя."

Она проводит ладонью по его лицу, волосам и говорит: "Все это чепуха. И не
говори мне больше таких слов. Будем вместе ходить, разве тебе этого мало?"

А потом вдруг Алик слышит по телефону ее голос: "Так значит завтра в 11.
Только не обижайся, Алик, и обязательно приходи, ладно? Знаешь, я замуж
выхожу."

Еще мне запомнилось, когда Лена выбежала из Дворца бракосочетания к
Алику, стоявшему у дверей и, целуя, просила простить ее, так мол получилось.
А он взял ее за руки и с последней надеждой заговорил: "Слушай, Ленка, уедем
отсюда, а ? Только быстро, машина ждет."

Лена широко открытыми глазами смотрела на него, будто не понимая.
- Зачем?
- Ну иди, будь счастлива.

Первый удар жизни. Как он бывает жесток... Фильм хороший, только я написала
о нем несуразно, потому что спешу. Калякаю на работе в обеденный перерыв.
Я вообще не представляю, как я могу все это выдерживать. Я валюсь с ног.
С самого 20 августа ни одного выходного денечка, да еще сверх нормы
остаюсь. Мне кажется, что я превратилась в животное. Работаю, как лошадь,
сплю, ем, снова работа. И никуда больше не хочется, так устало чувствую себя.

А двадцатиминутный отдых до обеда и после обеда проходит у меня в несколько
секунд. Обычно я сплю, целительной дремотой хоть немножко поддерживаю свои
силы. Лежу сегодня в стогу необмолоченной вики, смотрю в небо и считаю
минуточки. Вот сейчас, думаю, снова вставать и браться за мотыжку.

6.09.1970 Воскресенье.

Маленькая радость. В колосьях, которые я кастрировала и опыляла в июне, очень
хорошо завязалось зерно и такое замечательное для гибридов зерно. А я так и думала,
что ничего не получится. Смотрю на свои руки, и мне хочется целовать каждый
пальчик, они способны творить такие чудеса.

Милые мои руки, какие вы трудолюбивые, мозолистые и некрасивые.
Вспомнилось вдруг, как Гомали целовал мою руку, но не за ее трудолюбие,
а за то, чтобы она подарила ему ласку и нежность.

А у Валерика какая большая рука, почти две моих. Да, все вспоминаю, только
часто что-то.

Сегодня у меня выходной и вчера тоже был. Вчера целый день прокопалась
в саду, привела его в божеский вид. А сегодня пришла Машкова.
Рассказала новости про наших. Симоненко женится, Орлова замуж выходит,
Динка ее тоже на свадьбу приглашает, Славик Сабирзянов из Болгарии
приехал, ее Вовка по туристической Рига-Таллин-Ленинград-Новгород
едет, пару анекдотов мне рассказала. И еще рассказала она мне,
наконец, о Сашке своем.

Я была ей благодарна за это. Все-таки чуточку обидно, если в силу каких-то,
пусть даже незначительных причин от тебя что-то скрывают. Как бы между
прочим заметила: "Катька ведь тебе рассказала."

- А ты откуда знаешь?, - удивилась я.
- Я все знаю.

Хотелось спросить: "И знаешь даже, что я Емельянцева люблю?" Но не спросила.
Стыдно было спрашивать, не хотелось ворошить прошлое. А она как будто знала,
ни словечка о Гешке, ведь здесь же он, приехал ведь.

9.09.1970 Среда.

В кухне лежат в корзинке неперебранные грибы, в основном, опенки, во рту,
да и вся я насквозь пропахла табачищем, в вазе красуются миловидные красные
головки ландышей, клонит в сон, хотя дремала в автобусе. Вернулась из поездки
за грибами.

Немного, конечно, напишу о поездке. Эта поездка была намечена еще в
понедельник, но я вовсе и не собиралась ехать. А во вторник Соловьева меня
спросила, почему, мол, не еду. И мне в голову пришла мысль: "А правда, почему
это я не еду?

Ни разу за все лето не была в лесу и отталкиваю от себя такую возможность?"
И я решила. Бодрова удивилась моему решению, сказала между прочим, что ей
очень хочется поехать, но с такой серой публикой она не поедет.

Даже ночью погреться не с кем. Тачков единственный, но  такой холодный (его
холодность, правда, превращалась в какую-то назойливую привязчивость и руки
сами лезут девок щупать - откровенно только это я замечаю уже второй раз -
когда выпьет, разумеется).

Если бы молодежь поехала, тогда совсем другое дело. Я Вальку поняла.
Разумеется, погреться я бы тоже не прочь (вспоминая походы),  развлечься
действительно не с кем, но мной руководило желание походить по лесу, отдохнуть
в нем, пособирать разной лесной живности, покурить в спокойной обстановке, ну
и на людей взглянуть немного другими глазами.

Стало быть, поехали мы в 12 часов ночи, на место прибыли в 2. До рассвета
просидели в автобусе в темноте.  Дремали. Говорили всякие гадости, от которых у
меня горели уши.

Мне очень хотелось спать. Я положила голову на плечо Бовкису, так мягко
(он был в телогрейке) и хорошо. Ваня, конечно, заметил это и заявил: "А Бовкис,
наверное, на десятом небе! Как они с Наташей хорошо уснули.

Какой сон видишь, Жень?
- Десятый, - ответил Евгений Николаич.

А потом он как будто застыдился этих шуток, начал оправдываться и вообще,
сидел так, что я не могла положить голову на его плечо. Господи! Да я же
девчонка. Наоборот, он должен охранять меня. Что с того, если я немножечко
посплю на его плече?

Да, обидно, что Ю.А. не было. Он бы не только плечо мне подставил, обнял бы,
создал бы все условия для того, чтоб я не замерзла и немножко отдохнула. Даже
жутко представить, вдруг где-нибудь в глуши, в холоде замерзать придется? И
никто не согреет, боясь как бы его не оклеветали. И Ваня, сел рядом с шофером,
далеко от всех. И упаси господи близко к девчонке подойти, даже к женщине.
Неужели все женатые такие, а иных называют гулящими, проститутками, обливают
всякой грязью.

Ведь здесь нет ничего развратного, простая человеческая нежность, человечность.
Мне даже и подумать жутко и смешно о поцелуях, например с Бовкисом. Ведь он
же мне папа, так же как и Ю.А.

Да, эта сторона мне не понравилась. Все дремали, как могли. Нина Васильевна
пристроилась на всем сиденье и в общей тишине промолвила с досадой: "И как
это я подушку не взяла!" Все заржали, как лошади.

Понравилась мне Туркина. За ночь выхлестала бутылку целую портвейна и ни
в одном глазу. Курит, как мужик, одну за одной, а голос волчица - истая, как крикнет
рядом - в дрожь бросает.

Больше всех грибов набрали Калабашкина и Зина из ржатиков. Я - полкорзины, в
основном, опенки.

Вообще, я больше смотрела вверх, чем вниз. Лес - сама красота. Листья желтеют и
опадают, а у осинки - красные, такие красивые.  Я нарвала ландышей с красными
семенными шариками, мох сорвала пушистый, папоротник, листья плаунов, -
сверху накрыла ими грибы, красиво получилось. Такой изумительный лес. И
потеряться я не боялась. Уже не слышно голосов, тихо, а я все любуюсь, слушаю
птиц и разговариваю сама с собой и с Гешкой.

Вспомнила, как Ю.А. спросил, что я сказала. А я говорю, мол, сама с собой
разговариваю.
- А вы, Юрий Ксаныч, разве не разговариваете сами с собой?
- Бывает, но не вяжется беседа.

Мы смеялись тогда. Но я почему-то могу часами с тобой разговаривать, родной
мой и своими же устами говорить за тебя.

И еще я курила, конечно. Очень хотелось спать (эх, Бовкис), старалась отогнать сон,
но сильно трещала голова, просто раскалывалась. И от этого немного терялось
ощущение прелести и романтической восторженности. На обратном пути дремала
на своей руке и не смела преклонить голову даже в сторону этого типа. А он был
доволен: напал на место белых и принес целое ведро. Собирается в выходные
ехать сюда, в Балабаново. Ух, единоличник.

Да, очень мне понравилось как Ванька, Вася (шофер), Калабашкина (везде ей надо
нос сунуть) и Бурлин (Марусин муж) белку ловили. Гоняли ее (или она их) по всему
полю, пока она на дерево не прыгнула. Бурлинов полез на дерево, до середины долез,
белка прыгнула на другое.

Тетя Маруся волновалась в автобусе: "И куда черт, старый дурак полез. Ноги ведь
больные". Кто-то изрек: "Лестница-то есть? Бурлина с одной березы на другую
пересаживать надо!" Смеялись. Он еле слез. Я тоже очень переживала, но за белочку.
Все молилась, как бы не поймали, на что она им? Зачем ее мучить?

Сьездили неплохо. Все же побывала я в лесу в этом году. Сижу любуюсь ландышем в
вазочке, а муля солит грибы и пожарила малость - вкусно!

10.09.1970 Четверг.

Поразилась я за все эти дни тому, откуда у Юрия Александровича такая вежливость.
Куда только грубость подевалась! Ласковый такой, внимательный. "Вот такие дела,
Наточка", или "Наточка, ты не помнишь, посеяли мы Нойцухт или нет?" Даже очередь
в столовой занимает: "Нат, иди становись ко мне".

Иначе и не называет меня. Подойдет, за косынку дернет, волосы взъерошит, улыбнется,
а смотрит самым наинежнейшим взглядом.

А Бодрову спрашивал, как я там, собираюсь идти на подготовительные или нет.
Я смеюсь, удивленно спрашиваю Вальку: "Почему у меня-то не спросит?"
- Боится напоминать тебе о курсах, думает, ты забыла, что тебе уходить
надо. Ты ему нужна, поэтому он с тобой такой вежливый.

Смешной, Юрий Александрович. Мне действительно жалко от вас уходить.
А если я заявлю вам, что останусь, вы снова будете грубым со мной. Мари
Сафроновна рассказывала, что Ю.А. хотел жениться, когда еще учился, но
мать была против этой женитьбы и с тех пор он с презрением относится к
женщинам, пропуская их через руки свои и так же бескорыстно оставляет
подобно тому, как сок выжимают из красной смородины, а труху выбрасывают
в ведро.

Не знаю, что мне придумать, чтобы волки были сыты и овцы целы. Чтобы
Юрашку моего не обидеть, как та женщина и для себя сделать шаг к знаниям.
Чертова жизнь, крутит, как хочет.

Иду сегодня с работы и встречаю Генку Валькиного. Она мне сказала, если
встречу его, то сказать, что она волнуется и ждет не дождется. Я еще грушу
достала из сумки, думаю, угощу его. Поздоровалась я с ним, руку протянула
(он всегда стискивает  руку до хруста своим могучим рукопожатием) Но он
вдруг схватил меня со словами: "Ах, ты, разбойница!" и сжал так сильно, что
я даже испугалась и запищала. Потом я почувствовала, как мои ноги оторвались
от земли и сама я как легкая пушинка взлетела вверх и закружилась в могучих
и сильных руках его.

Ой, ну и силища. Только потом я страшно позавидовала Вальке, такой муж
замечательный. На руках носит. Это ведь надо: 70 кг кружить, как маленького
ребенка. Непостижимо. Меня еще никто не поднимал так.

Женька, правда, но он немного оторвал от земли и быстро поставил. А на юге я
была легче. Черт возьми, какое это приятное ощущение. И снова Генка. Все
Генки замечательные, наверное. До сих пор не могу без умиления вспоминать.
Вальке рассказать или не надо? А почему? Расскажу, конечно.

12.09.1970 Суббота.

Ю.А. как-то спросил меня: "Листья желтеют?"
"Да, желтеют, - ответила я, - "И опадают."

А теперь, когда я вспоминаю лес, я думаю: "Почему я так односложно  отнеслась
к такой красоте. Почему я не сказала ему, что лес прекрасен в красно-желтом и
зеленом цвете. Осина уже облетела почти вся, и ее круглые красные листочки
похожи на шляпки грибов в зелени травы.

Лес дышит осенью. У растений созревают семена, готовые вот-вот унестись ветром
или прилипнуть к подошвам. На лицо падает паутинка бабьего лета. На земле и кое-где
между сучьев сохранились давно оставленные птенцами гнезда из сухой травы и перьев,
они теперь уже не нужны. Попахивает дымком от костра. Прохладно и зябко. Начало
осени. Пестрый наряд леса, чудный благовонный запах воздуха, такой свежий воздух
бывает только осенью и в начале весны.
А осень осторожно и незаметно тихо ступает по земле, и утром, когда просыпаешься
и выходишь в сад, чувствуешь ее дыхание и следы холодной росы на листьях.
Здравствуй, матушка, золотая осень. Вот ты и пришла, принесла мне дивную грусть.
Природа увядает. Быстро прошло это несчастливое лето, надо ждать следующего.
И так проходит жизнь.

Гаснет, пробуждается и снова гаснет. Прощальная краса твоя приятна мне. Каждый
год можно читать стихотворения Пушкина про осень и чувствовать глубину его строк.

"Неприятная вещь эти дневники! Пишешь откровенно, выставляешь себя таким,
какой ты есть в действительности, прячешься с таким дневником, дрожишь, чтобы
кто-нибудь случайно не прочитал его. Зачем же тогда писать? Не зря люди солидные,
с жизненным опытом, очень редко пишут дневники, а если и делают это, то пишут
не о себе, не о своих чувствах и переживаниях, а о других людях и о других делах:
мужчины о деловых разговорах, женщины - о своих детях, писатели записывают
меткие слова, выражения, детали, сюжеты..."

"...Тоскливо. Обидно, горько, жалко себя... Почему у меня все не так, как у других?
Почему никогда не сбываются мои лучшие, прекрасные мечты? Может быть,
характер у меня дурной?"

Еще мне понравился анекдот. Напишу его.
Одна дама спросила знаменитого, но некрасивого композитора, почему он остался
холостяком.
- Ни одна женщина не выразила желания пойти за меня, - ответил композитор.
- А если бы и нашлась охотница, то я не женился бы на ней из-за ее плохого вкуса...

...Сдал экзамены со второго захода папаши к преподавателю...

13.09.1970 Воскресенье.

По-страшному болит палец. Думаю, что внутренний нарыв. Как завтра терпеть буду
на работе, не знаю.

15.09.1970 Вторник.

Не спала две ночи. Лезла на стенку и кричала: "Караул". На работе не выдержала
и заплакала, не могла больше терпеть. Софья Романовна проколола мне его немного,
но боль не утихала ни на секунду. Ни о чем не думалось, только об этом проклятом
пальце.

Надо было дранку стругать. Я стругала и думала, что надолго меня не хватит.
Пришел Ю.А. и улыбнулся мне: "А мне сказали, что ты не можешь дранку стругать?"

- Могу, - сказала я тихо, потому что меня душили слезы.
"Бессердечный, какой бессердечный! Ну неужели он не видит, в каком я состоянии?"
- Что с ним? - спросил он, указывая на палец.
Я развязала. Распухший, он казался изуродованной культяшкой.
- Болит?
- Я ночь не спала. Не знала, куда его сунуть. Все способы перепробовала. Ничего
не помогает. Ужасно болит.

Ю.А. покачал головой и дал мне легкую работу. Да я даже и так-то не могу ничего
делать от боли, куда уж до работы.

Пошла к сестрам в местную поликлинику, они помазали мне палец ихтиоловой
мазью и направили к хирургу. По дороге в теплицу меня окликнул Ю.А.: "Ну как дела?"
- Да вот, Ю.А., намазали ихтиолкой, к хирургу сказали.
Я посмотрела на него и плаксивым голосом добавила:
"Отпускайте меня, Юрий Ксаныч, я не могу работать."
- Как не можешь?
- Не могу, и не выспалась я, ночью мучилась.
- Вот глупенькая. Сюда бы приезжала.
"Ах, да, я и не догадалась к Юрию Ксанычу приехать, чтобы он меня успокоил" -
подумала я.

В общем, отпустил. Сегодня ножницами хирург, такой милый дядечка, вырезал
мне всю эту дрянь, наложил повязку  с мазью Вишневского. Как я ему благодарна!
От таких мук освободил.

И еще дал он мне больничный лист на два дня. Так что я могу и отдохнуть.
И на душе так хорошо после всего пережитого. Сижу, калякаю потихоньку.
Очень хочется написать кому-нибудь письмо.

Да, встретила сегодня Чебунину Вальку. Она мне рассказала, что Тюрякова скоро
в декрет пойдет и Глумова тоже. Вот это да! Поразили меня эти вести несказанно.
А что ж тут удивляться? Давно пора им уже мамами стать.

Меня в больнице тетечка незнакомая при разговоре спросила, встречаюсь ли я с
кем-нибудь. Это так мимоходом, рассказывала как мучительно аборты делать и
узнав, что мне 20 лет и не замужем, естественно заинтересовалась.

И представляешь, Гешка, мне совсем не стыдно было говорить ей "нет". Сказала,
как есть на самом деле и на душе - чисто, облегченно. Пускай думает, что хочет,
зачем врать. Никого у меня нет и хорошо, аборты не от кого делать и с пузом ходить.

Вчера смотрела фильм "Освобождение". Нужная картина, на материалах о второй
мировой войне. Очень хорошо показан Сталин. Он действительно много сделал
для победы. И запомнилась его фраза: "Я солдата на фельдмаршала не меняю."
Момент, когда предложили обменять его сына на фельдмаршала Паулюса.
Ценный фильм. Майор Цветаев мне понравился - бесстрашный, чудом оставшийся
в живых, командир батальона.

Как интересно там без меня работа? Кто у Ю.А. работает? Надо будет Бодровой
позвонить. Они, может, сегодня или завтра за грибами поедут.

Дядя Сережа меня видел недавно, говорит: "Ну как, Наташенька, поедешь за грибами
еще?"
- Обязательно дядя Сереж.
- Понравилось значит, - смеется он.
А чего не понравится? Конечно, понравилось.

Рука заболела. Сейчас отдохну и еще попишу.
У Ю.А. высадки все почти посадили, осталась одна грядка. Мари Сафроновна и
Соловьева у него работают. Ну вот и ладно.

Небольшая неприятность. Обещала Володьке кусты смородины и крыжовника дать,
а муля что-то недовольна, говорит, отец ругаться будет. Расстроилась я, поссорилась
было, покурила, потом помирились.

18.09.1970 Пятница.

Пишу, как курица лапой, трудно потом читается. Вообще у меня столько дневников
по сей день, что прочесть все за два дня невозможно. Не нашла еще сведений о Гешке,
когда его в армию забрали.

Мой бедный пальчик еще не заживает, скрепя сердце пропускаю тренировки.
На следующей неделе не выдержу - буду посещать разминки. На работу ведь меня
выписали. Вчера Володька приезжал, выкопал кое-какие кусты. Машкова приходила,
проиграли с ней в картишки до полночи.

19.09.1970 Суббота.

Все никак не могла собраться к Ирине Борисовне Будберг - моей замечательной
старушке и педагогу, и вот наконец визит был нанесен. Отвезла ей помидорчиков,
огурчиков, за которые она снова меня  отругала. По дороге набрала букетик
кленовых листьев.

Они такие красивые и разные. От темно-зеленого до коричневато-желтого, такое
сочетание красок. Ирина очень огорчилась моей неудачей, но что же в конце
концов сделаешь! В каждой ситуации есть своя хорошая сторона, которую надо
найти.

Разговаривала я сегодня с Ремизовой Галей. Она стала такой незаурядной
торговкой. Еще встретила свою давнюю знакомую Яковлеву Людку. Я ее не узнала.
Уже столько лет! Только когда она мне улыбнулась, я  присмотрелась к ней.
- Ну ладно, Борь, я вот с Наташкой - тебя Наташа зовут?
- Наташа, - засмеялась я.
- С Наташей пойду, нам по пути.

Разговорились. Она сказала, что ждет потомство.
- Замуж вышла давно?
- 1 июня 1969 года.
Я снова засмеялась.
- Ну и как? Нравится?
- Да знаешь, Наташ, муж хороший мне попался. А ты не собираешься?
- Да нет пока, не собираюсь.
- Ну и правильно. Погуляй. А то семейная жизнь, - она махнула рукой и со вздохом
продолжала, - стирка и готовка.

20.09.1970 Воскресенье.

Окончательно помирилась с Надеждой. Сегодня мылась у нее в душе на огороде.
Я было расстроилась, палец мочить и развязывать нельзя, думала, что  останусь
грязной. Помылась великолепно. Надежда рассказала о секции, у меня в душе все
перевернулось. Во вторник пойду обязательно, хотя бы на разминку. Надо
воспользоваться средствами тети Клавы, может пройдет этот идиотский палец.

Узнала потрясающую новость: Лукина вышла замуж. Ой, Веруська, как это
неожиданно! Послала ей сегодня поздравительную. До сих пор не опомнюсь от
удивления.

Наивный все же я человек. Вот так скоро и Людка моя выскочит, уж не будет сидеть
до моих лет. Ох, как бы отбросить назад хотя бы годик! Остается только глубоко
вздохнуть.

Вчера, наконец, ездила к Ирине. Отвезла ей помидоров и огурцов (снова отругала
и сказала, что в следующий раз все кульки я оставлю за дверью, а сама войду)
Я ее, конечно, весьма огорчила. Я чувствовала это, потому так долго не могла
собраться к ней.

Другое дело, с удачей лететь, как на крыльях, а то пускаться в объяснения,
пытаясь оправдаться.

21.09.1970 Понедельник.

Сегодня первый день моей рабочей недели. Каждый по очереди сегодня  спрашивал
о моем пальце. Даже Тачков: "Наташ, как твой пальчик?" Я даже удивилась.

День прошел как обычно. А на меня напала меланхолия. Запали в душу слова:
"Ведь человек живет всего каких-нибудь семьдесят лет и из них не более десяти
или пятнадцати бывает по-настоящему молод."

Что со мной случилось? Я не знаю. Мне очень тяжело.  Неужели никому не нужна
моя любовь? Проходят годы, самые хорошие мои годы. А я сижу на месте. Душа
моя рвется далеко, высоко.

Я хочу уехать. И хочу путешествий. И лыжи, мои родные, как мне без вас трудно.
Я сама ничего не добиваюсь, да и не добьюсь. И счастье само не придет ко мне.
Вот и пройдут те дивные годы. А когда мне будет много лет, вот как Наде, и буду
я слезы лить, что отгоняла счастье. Ничего нет, ни стремлений, ни любви.

22.09.1970 Вторник.

Первый раз за все это время моей инвалидности была в секции. Дождь проливной.
Разминались на манеже. Но я на разминку и хотела съездить, играть ведь не могу
пока. Превосходно чувствую себя, тело отдыхает, так хорошо, господи! Устала,
конечно, мышцы побаливают, но счастлива.

Ю.А. сегодня спросил меня: "Ведь уходить-то хочешь на дневной из-за баскетбола
своего?" 
- Нет, - ответила я, из-за лыжной секции.

Сегодня Ю.А. вел себя потрясающе. Я и не знала, что подумать, какой повод я ему
подала на это поведение? Без конца обнимал меня сегодня. Ох, и натерпелись же
мои плечи. Подойдет, положит на плечо руку свою и гладит. Сначала похлопывал
так вроде дружески по спине. Потом смотрю, матушки мои, какая нежность.
Гладит мою руку. А мне и повернуться, в глаза ему посмотреть неудобно, стыдно
просто, ей богу. А он, видно этим пользуется. Ощущаю его прикосновения,
стараюсь выскользнуть. Плечом поведу - уберет сразу же руки. Не дерну плечом-
чувствую его эти щупальцы. И вот еще вдруг сзади подошел и осторожно водит
рукой по волосам моим. Нравятся ему, видно, мои кудряшки, гладит меня по голове,
как котенка. Или склонится над непонятной мне цифрой, чувствую его дыхание около
уха. Кажется, повернись я сейчас и тут же встречусь с его лицом,  так что я уж сижу
ни жива, ни мертва.

Говорю ему сегодня: "У вас, Ю.А. сегодня настроение хорошее, да?"
- Это потому, что песни пою?
- Нет, вообще? - с ударением на последнем слове сказала я.
- А, вообще, да! - улыбнулся он и, кажется, покраснел.

Его нежные движения разоружали меня. Он не хватал грубо за грудь там или еще
за что-то, обычно называется "лапать", как Морозову, за коленочку. Он прикасался
ко мне, как к ребенку, начинающему взрослеть, чистой, нетронутой девчонке.

Капля, доля, фимиам нежности исходили от этого милого мужика и ученого, всегда
опрятно, прилично одетого, с безукоризненными стрелочками на брюках, в
нейлоновых рубашках, с модными галстуками, в мокасинах. Для мужика он уж очень
культурно, с иголочки одет, начитан и умен, а мужицкая грубость делает его непохожим
на ученого.

Нет, я не понимала его жестов, оттого и не могла ответить на них как-либо. Я просто
не знала, как. Оттолкнуть, крикнуть, дать по рукам? Да ну, на такую нежность отвечать
поистине хамством натуральным.

Да что он такого сделал? У меня, правда, были попытки кое-какие. Он подошел ко мне
со словами: "И ничего-то ты, техник мой, не знаешь!" Близко подошел. Мелькнула
мысль, что обнимет сейчас. Вроде бы и руки потянулись.

И я, как бы защищаясь, откинулась назад и подняла руки, ладошками кверху. Смеясь,
проговорила, словно в шутку: "Не подходите ко мне". А он неожиданно проговорил:
"Сдаешься?" и отошел от меня. Вот уж бог ведает, к чему это все приведет.

Моросит затяжной, противный дождь. И холодно. А завтра на картошку. Мой
бедный пальчик!

25.09.1970 Пятница.

Запись на работе. Сижу в шестой и не делаю ровным счетом ничего. Было бы
романтично писать и вовсе на чердаке, откуда я только что пришла, да Соловьева
разрушила мои планы.

Шеф уехал еще вчера, а мне оставил записку, в которой значилось, что мне делать.
Написать ведомость, подобрать пакеты на ГПЗ (гибридный питомник заражения),
убраться на чердаке, сжечь остатки - вот моя работа на сегодняшний день.

А холодно сегодня! Жуткий, пронизывющий до самых костей ветер и дождь,
носимый ветром, холодный и сильный, с градом. Я убиралась на чердаке,
связывала снопы на обмолот и воображала себя геодезистом.

Пурга, ветер свистит, холодно и страшно мне одной на темном чердаке, к тому же,
работа не из приятных и чистых.

Убралась, кое-как сожгла солому и присела на скамейку.  А дождь немилосердно
хлестал по крышам, и шумел ветер. Бросилась в глаза коробка папирос Ю.А.
Не раздумывая, я осторожно взяла одну, достала спички, раскурила. Какой едкий
дым! Да, это не сигареты.

Уж очень крепкие и неприятные. Ю.А. - человек заботливый. Ему и в голову не
придет, чьи руки прикасались к его коробке, он, конечно, оставляет их на своем
личном чердаке для себя.

Вспомнилось, как Бодрова отмочила однажды: "Вы, Юрий Ксаныч, все курите.
А на Наташу это действует."
- Как действует? - спросил он.
Ну как... Ей тоже захочется. - Валька паразитка знала, что я курю.
- Правда, Наташ? - он удивленно уставился на меня.

Мне показалось, он хочет услышать утвердительный ответ. Но я, смеясь,
бросила: "Да нет, что вы..."

Я курила, смотрела в мутное, покрытое каплями дождя окошко и  думала:
Интересно, как бы относился ко мне Ю.А., если бы знал и видел это неприличное
для женщины занятие своей лаборантки. Я бы могла посмотреть на его реакцию,
но, пожалуй, не стоит "гусей дразнить".

Работать не хочется. Вот так бы сидела я, отдыхала после вчерашней картошки.
На картошке так и не было у меня перекура. Гоняли нас на картошку два дня в
Толстопальцево. Погода выдалась скверная. Холод и дождь с градом. Там я тоже
была геодезистом. Грязь, ветер, бесконечные гряды картошки. Идешь до леса и
обратно, по пути набирая в ведерко мокрые грязные картофелины и высыпая их
в сырые, грязные мешки.

И так, согнувшись, иди и иди, шевели только руками и волоки за собой мешки.
Обеды привозили прямо в поле (горячая картошка и вкусное молоко - пей от пуза,
со своим родным пшеничным хлебом). Было приятно сидеть на ведре, держать
на коленях тарелку с дымящейся ароматной картошкой и уплетать за обе щеки.

И костер разложили для нас грузчики, и картошки напекли. Добрые они, приятные,
не сравнить с Тачковым и Бовкисом, а может потому что не женатые? Тачков мне
разонравился окончательно. Плохо разочаровываться, но что делать?

Возвращалась из совхоза, встретила Вальку Шмелеву. Поболтали. Она звала
к себе. Я говорю: "Да ну, Валь, лучше ты ко мне заходи".
- Я не могу, у меня ребенок, - смущенно сказала она.
Да. И удивляться тут нечего и нечему. Валька уже взрослая. Вышла замуж и
родила ребенка

27.09.1970 Воскресенье.

Как чудно я помылась сегодня. Из-за проклятого пальца столько страдала, да и
сейчас никак не проходит.
Вчера Машкова приходила. Играли с ней в картишки и болтались по улице.
Сегодня тоже обещала прийти. Заплаканная вчера была, на свадьбу к Динке
не пошла, я уж не стала ее расспрашивать.

А сегодня я взялась за дневник с тем, чтобы хоть немножечко написать о
впечатлении, произведенном на меня фильмом "Альпийская баллада" и
постановкой труппы театра Маяковского "Дети Ванюшина".

Фильм "Альпийская баллада" рассказывает о том, как из концлагеря бежал
наш военнопленный Иван. В горах он повстречался с девушкой - итальянкой,
тоже бежавшей из заключения. Они шли вместе, делили последний кусок хлеба,
спали под одним пиджаком (хлеб и куртку эту они отобрали у торговца,
случайного встречного)

Когда Джулия - так звали девушку - обессилела, Иван (его играет мой любимый
актер С. Любшин) нес ее на себе через перевал. И вот они в альпийских лугах.
Иван просыпается, а Джулии нет рядом. Он вскакивает, бежит, ищет ее и вдруг
видит: дивный, красивый, могучий водопад и счастливую, купающуюся в его водах
Джулию. Он облегченно вздохнул и любуется ею.

А Джулия свежая и прекрасная, как утренняя зоренька, возвращается к тому месту,
где оставила Ивана и не находит его там. Она мечется по лугу, оглядывается и...,
увидя его, радостно бросается к нему на шею: "Ивано!" Он протягивает ей букетик
цветов.
"Это мне?" - указывая на себя, одними губами спрашивает она.
- Да, - кивает он.
Полная радости, счастья, благодарности и любви, со слезами на глазах, Джулия
лихорадочно срывает охапки цветов и бежит с ними к Ивану.
"Руссо Ивано... ты самый сильный, самый смелый!"
Они полюбили друг друга, Джулия отдалась ему.
- Ты не сердишься на меня, Джулия?
- Нет.
- Ты рада?
- Да...

Они мечтают о жизни, о счастье. Но немцы настигают их, и Иван ценой своей
жизни, спасает Джулию.

В момент их прощания я обливалась слезами. Я никогда еще так не плакала,
очень трогательная вещь.

"Дети Ванюшина" мы с Машковой смотрели в театре им. Маяковского.
Артисты играли потрясающе, а особенно поразительно - Александр Лазарев.
После Евдокимова в фильме "Еще раз про любовь", доктора Топоркова в
"Цветах запоздалых" я не могу без благоговения думать о нем. Замечательный,
удивительный, современный актер, находящийся в бурном расцвете творческих сил,
он был великолепен в роли Кости, старшего сына Ванюшина.

Еще о чем я хотела написать? Да, о Людке своей.
Она работает сейчас в БИПЕ, очень нравится пока. По-прежнему, дружит с
Витькой. Он часто приходит к ней, приходят другие ребята и девчонки.
Пластинки, телефонные разговоры, живется оченно не скучно.

Меня возмутило то, что она хотела меня познакомить с мальчиком по телефону.
Тоже мне нашлась, прониклась ко мне сожалением что ли. Так мне не понравилось
такое ее поведение. И бывать у нее не хочется.

Может быть я завидую ей и жалею себя за то, что не погуляла в свое время?
Возможно. Прошедшие в грезах годы жалко. Их уже не возвратить. А если и
будет что-нибудь, то совсем-совсем другое.