Ветер перемен

Эвр сидел на самом верху Бранденбургских ворот, привалившись спиной к барельефу, и задумчиво рассматривал раскинувшуюся перед ним панораму Берлина. Он помнил город ещё в те времена, когда он назывался Кёлльн. И в те, когда у него вообще не было названия, потому что не было и самого города. Частенько он тогда пролетал над этими местами, направляясь в родную Элладу. Да, давно же это было. Казалось бы, когда долго и почти неотрывно наблюдаешь за чем-то, то изменения совсем незаметны. Так бабушка, не видевшая внука целый год, намного лучше подмечает изменения в нём, чем родители, которые видят его каждый день. А значит и Эвр, не должен был бы увидеть ничего нового в лике так знакомого ему города. Но люди – это всё же не силы природы. Они живут по совсем другим законам. Иногда ритм их жизни практически совпадает с природным и тогда все изменения происходят медленно и постепенно. А потом они раз, и ускоряются так, что за какие-то жалкие десятилетия меняют мир сильнее, чем за предыдущие века. Видимо, именно этот хаос и нравился Эвру, самому непостоянному из четырёх ветров. Именно он делал наблюдение за людьми таким увлекательным занятием, что он оставался последним из владык античного мира, кто не ушёл дальше, в новые миры, когда их время здесь подошло к концу.
Закончив размышления об столь приятной ему изменчивости людской натуры, тот, кто когда-то был олицетворением восточного ветра, вздохнул и продолжил разглядывать город. «Вот, что и требовалось доказать», - ухмыльнулся он, - «В этот раз они снесли разделяющую город стену. Странно, вроде всего сорок лет как построили, а уже снесли. Неужто снова грядут перемены?». Последняя мысль вывела Эвра из меланхолии и он, легонько оттолкнувшись руками спрыгнул с ворот вниз. Почти сразу же за его спиной распахнулись огромные серые крылья, и он, свечой взмыл в вечернее берлинское небо. Порыв ветра, вызванный этим манёвром, разметал кучу опавших листьев и сбил с нескольких прохожих шляпы. Выражение лиц людей, озадаченных такими внезапными погодными аномалиями, развеселило Эвра: «Эх! Почти как в старые времена! Помню, как мы с Нотом и Зефиром развлекались похожим образом. Хе-хе», - ухмыльнулся ветер себе в бороду, «Правда тогда мы вызывали бури и корабли топили. Было же времечко. Нас тогда и люди моги видеть. А сейчас и братьев уже нет, да и я не молодой, только ветерок лёгкий создать и могу».
Эвр летел над городом, вспоминая старые времена. Ох и много же воды утекло с тех пор, как он был молодым и вместе с тремя другими ветрами гонял тучи по небу, устраивал штормы ради забавы и многими другими способами получал удовольствие от жизни. В отличие от других ветров, а уж тем более богов, он всегда был непоседлив и непостоянен. Если три других ветра довольствовались только одним сезоном, то Эвр не затихал круглый год, но и на одном месте надолго не задерживался. Благодаря именно этой своей черте, за которую он, к слову, нередко бывал обруган своими собратьями, восточный ветер смог подсказать греческим богам, как им задержаться в этом мире свыше положенного срока. Именно его стараниями греческий пантеон превратился в римский, Зевс с Герой – в Юпитера и Юнону, а сам Эвр на время стал зваться Вольтурн. Но ничто не может длиться вечно. В Рим пришла новая вера, а для старых богов места нигде не осталось. Так что, пришлось им, хоть и позже на несколько веков, сниматься с места и искать себе новый мир. Впрочем, богов это и не расстроило, так как к тому моменту они уже практически перестали обращать внимание на людей и их жизнь. В отличие от Эвра, который решил, что никуда он уходить не будет и остался с интересом наблюдать за земной историей. Когда-нибудь потом он тоже отправится вслед за ними. Но произойдёт это не раньше, чем люди утратят способность преподносить ему сюрпризы.
Век за веком он незримым летал по земле и неизменно оказывался там, где перемены были особо глобальны или значимы. А потом, после того как ему надоедало следить за очередным изменением хода истории, летел дальше. И как-то так получилось, что перемены стали следовать за бывшим восточным ветром. В те места, куда он летел после утоления своего любопытства, перемены приходили быстрее. А в те, где он подолгу не бывал, могли и не прийти вовсе. Видимо, мироздание всё же не терпит ни пустоты, ни неопределённости, зато имеет своеобразное чувство юмора. По крайней мере именно так Эвр объяснял себе, почему из самого переменчивого ветра он в итоге превратился в Ветер перемен.
Долетев до того места, где ещё недавно пересекала город Стена, ветер начал прислушиваться к разговорам. Все они в той или иной мере крутились вокруг объединения страны, вывода из неё советских войск и возможных последствий этих событий. Кто-то радовался, кто-то огорчался. Большинство верило, что впереди страну и её жителей ждёт светлое будущее, а другие опасались, считая что любые перемены – это не к добру. Но точно никто не остался к этому событию равнодушным. «Да, это точно будет иметь большие последствия», - подумал Эвр и присел на ближайший подоконник, чтобы попытаться представить себе дальнейшее развитие событий. Его размышления были прерваны шумом, доносившимся из комнаты, за окном которой он сидел. Ветер оглянулся. По помещению, нервно теребя лист бумаги, ходил уже немолодой немец в берете и что-то бормотал себе под нос. На полу комнаты валялось несколько исчёрканных листов. Эвр прислушался к бормотанию и вдруг его лицо приняло очень хитрое, можно даже сказать озорное, выражение. На секунду могло показаться, что в мир вернулся тот самый юный восточный ветер, сотни лет назад гонявший волны по Эгейскому морю. Залетев через открытую форточку внутрь, Эвр неслышно подобрался к мужчине, который как раз присел на диван и начал что-то шептать ему на ухо. Спустя буквально пару секунд, он замолчал и отвернувшись от внезапно впавшего в ступор человека, покинул комнату тем же путём, каким и проник в него.

***
Спустя полчаса, когда Эвр уже подлетал к башням Московского Кремля, мужчина вдруг вздрогнул и вскочил с кровати. Взгляд его обрёл осмысленность, а лицо озарило такое же выражение, какое было, наверное, у Архимеда, когда тот кричал свое знаменитое «Эврика!». Бросившись к столу, он схватил чистый лист и начал выводить слова новой песни, которая только что чудесным образом наконец-то сформировалась в его голове. Мужчина шептал слова себе под нос, а перо в это время со скрипом выводило на бумаге слова, которые вскоре облетят весь земной шар:
I follow the Moskva down to Gorky Park
Listening to the wind of change