Богадельня

Моя мама живёт в одной из квартир долгосрочного съёма, предоставляемых пожилым репатриантам за относительно умеренную плату.
Из окна её однокомнатной квартиры открывается шикарный вид на нефтяной перерабатывающий завод и предприятия нашей славной и, как оказалось, экологически чистой химической промышленности.
Мама называет дом, который построил мэр, богадельней.
Мне казалось, что жильцы богадельни, с такой концентрацией морщин и болезней, — унылое зрелище увядающей осени. Но до возраста старческого склероза доживают не все, хотя у него свои прелести.
Сестра моего дедушки, тетя Шура, учительница русского языка и литературы, пережила страшную блокаду Ленинграда.
Перед своим уходом в мир иной через трубу питерского крематория у неё началась старческая деменция. Она всегда была неисправимой оптимисткой, но в последнее время улыбалась постоянно.
«Ромочка, — говорила она, — Меня жалеть не надо. Я так счастлива, так счастлива, я заново открываю мир Пушкина, Лермонтова и Тургенева».
Наши пожилые олимы (репатрианты) не дожидаются покорно своего часа. Благодаря местной передовой медицине последнее мгновение всё откладывается и откладывается.
Преклонновозрастные мужчины активно посещают культурные мероприятия, на которых лекторы рассказывают еврейские ма;йсы, а дамы не пропускают концерты классической музыки в исполнении Баскова и Розенбаума.
Даже на спектакле «Чапаев и Пустота» треть зала — мамины ровесницы.
Позади меня сидели женщины и разговаривали:
— Пелевин — очень сложный писатель, пыталась его прочесть, но слишком заумно.
— А кто такой Пелевин? — поддерживает великосветскую беседу другая дама.
— Вы меня удивляете. Спектакль поставлен по его одноимённой книге.
— А вы сами читали этого автора?
— Конечно! Только не эту книгу. Читала «Обитель», про Соловки, правда, не до конца, скучновато немного, но фильм про монаха мне очень понравился.
— Извините, — вмешиваюсь в разговор. — Может быть, про Соловки написал всё-таки Прилепин, а не Пелевин?
— Какая разница?! — женщины надменно посмотрели на меня в прямом смысле сверху вниз. — Мы на Ефремова пришли.
— Верно, — согласилась первая. — Он такой талант, такой талант, почти как его папа…
Да что спектакли (кстати, недешёвое, но удовольствие) — наши старики зимой купаются в море, потому что люди старой, советской закалки.
В дождливую погоду они сидят дома и смотрят российские или украинские новости. Выбор каналов зависит от страны исхода, но все вместе смотрят русскоязычную  Девятку.
Несмотря на пригоршни таблеток по расписанию и ежемесячный химический анализ крови, российско-украинский разлад неизменно   влияет на их нервную систему,  кстати,  гораздо хуже,  чем более актуальный арабо-израильский конфликт.
Всё-таки главврач Маргулис в своё время правильно поступил, выключив своим подопечным «телевизер».
Однако у моей мамы есть другие развлечения и заботы. Почти каждый день, кроме выходных, невзирая на зной или дождь, она на перекладных автобусах добирается к нам домой, чтобы подать свежеприготовленный обед своему 16-летнему внучку, у которого обувь на два размера больше, чем у его папаши.
Все довольны: детинушка, которому даже еду не надо разогревать, и бабушка, потому что при деле и подальше от шума хайфской Хатива;т-Карме;ли.
Эта улица — не только гетто пожилых людей, но и настоящий «чёрный» Гарлем. Хотя лично мне очень нравятся грациозные, словно выточенные из слоновой кости, эфиопские девушки.
Кстати, в рейтинге врагов народа   у жильцов богадельни эфиопы прочно занимают третье место после бандеровцев и палестинских террористов.
В один из будних дней мама ехала со своей подругой в общественном транспорте.  На остановке в автобус шумною толпою вошли обычные чернокожие парни.
Тамара выразительно поморщилась, демонстративно встала со своего места и отошла в сторону, подальше от эфиопских евреев.
Мама по своей педагогической привычке стала её укорять:
— Тома, как тебе не стыдно? Ты же бывший комсомольский работник! Член партии! Ты что — расистка?
— Нет, конечно! — возмутилась Тамара. — Просто я терпеть не могу вонючих эфиопов.
— Знаешь, ты только не обижайся, но твои духи «Красная Москва» воняют несравненно хуже, но я ведь терплю…
P.S.
— Мама, может ты переедешь из своей богадельни? — спросил я.
— Что ты, я довольна. Никому не мешаю, и мне никто не мешает.
Может, она права, и главное в жизни — никому не мешать?
(2015 г.)