Леночкины сказки

- Мама, расскажи про дедушку!
- Жили-были…
- Что значит были, мам? Это значит, что их уже нет?
- Да, доченька, значит.
- Тогда зачем о них рассказывать?
- Чтобы помнить. Пока человека помнят – он живой.
- Тогда ты неправильно рассказываешь!
- А как надо?
- Живет и будет! Дед-то есть! – Леночка завозилась, устраиваясь поудобнее и прижала к себе недовольно заворчавшего кота. – Тихо, Люсик, слушай! Мама нам про него расскажет!
- Леночка, может в другой раз? Давай сказку?
- Нет! Я хочу про дедушку! Он тоже как сказка. Только взаправдашняя. Разве не так, мам?
- Так, доченька… - Яна подоткнула одеяло дочери и покачала головой. – Упрямая какая! Вся в деда!
- Это хорошо! Так и должно быть! Я же его девочка!
- Да уж. – Яна накрутила на палец длинный локон дочери. – Ты его девочка… Не было бы дедушки и тебя бы, возможно, не было.
- Расскажи! – потребовала снова Леночка и, ухватив за ухо Люсика, чтобы не сбежал, приготовилась слушать.
- Ладно. Только ты слушай внимательно и не мешай. Я буду рассказывать так, как могу, хорошо? Я ведь не очень это умею. У тебя лучше получается. Ну, слушай!
Яна подобрала под себя ноги, включила ночник, и начала:
- Когда тебя еще не было, я жила далеко от нашего дома. На другом конце города, где стоит большой завод. Мой папа там работал, а мама была учительницей. Ты своих бабушку и дедушку не помнишь, потому, что на свет появилась, когда их уже не было. И вообще у меня никого не было. Я была совсем-совсем одна…
Яна прикрыла глаза на мгновение, вспоминая далекий мартовский день, в который познакомилась с Петром Яковлевичем. Именно его Леночка называла дедом. Хотя, если уж говорить по правде, родственниками они не были. У Яны вообще никого на белом свете, кроме дочки, не было, с тех пор как не стало ее родителей. Муж, с которым она прожила всего год, растворился в тумане, найдя себе другую так быстро, что Яна даже не особо поняла, как это получилось. Ей было не до того. Выматывающий токсикоз, который никак не хотел отступать, несмотря на все прогнозы врачей и подруг, твердивших, что все эти прелести не продлятся долго. Глухая тоска, оставшаяся после того, как мама ушла вслед за отцом, просто не желая жить без любимого человека.
Яна плакала, уговаривала ее бороться с болезнью, но мать лишь смотрела на нее светлыми своими, такими же, как и у дочери, зелеными русалочьими глазами, словно видя уже что-то недоступное пока никому и качала головой:
- Не плачь, доченька! Ты же теперь не одна!
Яна, не желая тревожить мать, ничего не говорила ей о своих проблемах с мужем. Она только целовала руки матери и просила:
- Не бросай меня! Как я одна? Кто мне поможет с малышом?
Но мама Яну не слушала. Ушла она ранним осенним утром, тихо улыбнувшись, выглянувшему впервые за долгие три недели, солнышку и прошептав напоследок:
- Яночку сохрани…
К кому она обращалась в этот момент? Яна не знала. Она вообще пропустила этот момент. Так боялась его, понимая, что это уже неизбежность, но перед самым рассветом задремала, донельзя вымотанная последними неделями, проведенными в больнице возле матери.
Соседки, вездесущие и всемогущие, когда этого хотели, помогли ей все уладить.
Муж же так и не появился, хотя знал, что Яне не у кого просить помощи. Короткую его речь в ответ на свои упреки, Яна запомнила на всю оставшуюся жизнь.
- Что ты от меня хочешь? Мы уже чужие люди. А проблемы чужих людей – это нагрузка на собственное здоровье и благополучие. Нужно беречь себя! Запомни это! Такой тебе бесплатный совет напоследок. Тебе он будет особенно актуален. Ты никогда не умела думать в нужную сторону.
- Это в какую?
- О себе, конечно! Если бы ты хоть немного придерживалась идеи разумного эгоизма, то, возможно, я бы от тебя и не ушел. А вот это твое – все вокруг родные, все вокруг свои… Кому это надо?! Что хорошего ты получила от людей? Не надо пытаться облагодетельствовать всех, Яночка. Нужно пытаться устроить как следует свою жизнь. А остальное… По мере возможности. Была бы ты умнее – заключила бы со мной брачный контракт. И теперь тебе не на что было бы жаловаться. А так – извини! Алименты с моей официальной зарплаты, ты, конечно, получишь. Не хмурься! Я смеюсь, потому, что вижу твое выражение лица. Да, она мизерная, но ты ведь это знала, когда выходила за меня. Я ничего от тебя не скрывал. Нужно было подумать об этом раньше. Прежде, чем решить, что пора заводить ребенка. Я не буду оправдываться перед тобой. Да, я полюбил другую. И что тут такого? Разве может быть человек властен над своими чувствами? Нет! Поэтому и судить меня совершенно не за что, ведь так? А ребенок… Я же о нем не просил? Будь справедлива и признай это. Это было исключительно твое решение – оставить плод нашей неосторожности. Что ж, пусть так. Но, нести за это ответственность, полагаю, должен тот, кто принял такое недальновидное решение. У тебя были другие варианты. Прости, моя дорогая, нам было очень хорошо вдвоем, но теперь мы друг другу чужие люди. А потому, я прошу тебя избавить меня от подробностей твоей нынешней жизни. Меня они больше не касаются.
Яна, борясь с тошнотой, которая вызвана на тот момент была вовсе не изменениями в организме, выслушала все, а потом просто ушла в кухню, сжимая кулаки так, что ногти впивались в ладони, оставляя глубокие лунки, тут же наливающиеся алым.
Как?! Как она могла полюбить этого человека? Как могла не увидеть все то, что сейчас вылезло на свет во всей своей неприглядности? Да, она никогда не умела разбираться в людях, но не до такой же степени?
Она вспоминала их знакомство, то, как красиво муж ухаживал за ней, настаивая на браке чуть ли не через неделю знакомства. Вспоминала, как мама осторожно пыталась поговорить с ней, когда познакомилась с будущим зятем.
- Доченька, а ты уверена? Не слишком ли все это скоро? Он старше тебя, опытнее, а ты у меня такая еще…
- Маленькая, мам?
- Нет, родная. Просто молоденькая.
- Мамуля, мне двадцать три.
- Да разве это важно? Важен возраст души…
- И что это значит?
- Чтобы стать взрослым, человеку иногда приходится столкнуться с чем-то нехорошим, дочь. Пройти через боль. А я хочу, чтобы для тебя это, если и случилось, то не скоро.
Понимая, насколько права была мама, Яна тихо злилась на себя. Надо же быть такой недалекой! Не разглядеть! Не понять, что из себя представляет тот, кого полюбила. А ведь любила… Так, что дышать не могла. Летела домой после работы и мечтала, что вот, сейчас, придет, откроет дверь, обнимет и растворится снова в этом воздухе, в ощущении счастья, единственно правильном и естественном настолько, что казалось – забери хоть и миг его и не будет больше ничего.
Но, все это оказалось не так. Ушло счастье, а все остальное осталось. И проблемы, и хлопоты, и растущий живот, в котором тихонько билась уже новая жизнь.
Именно тогда она и познакомилась с Петром Яковлевичем.
Перед самым новым годом Яна поехала ко врачу. Очередного профессора, очень известного и труднодоступного, посоветовала ей соседка. Яна записала к нему на прием еще месяц назад. И теперь ей пришлось ехать на другой конец города, в клинику, где он принимал.
Новости были неутешительные. Да, если проблемы. Да, скорее всего у ребенка будет не все в порядке со здоровьем. Да, надо готовиться…
Яна, слушая все, что говорил ей врач, мечтала просто заткнуть уши и запеть громко в голос, как делала когда-то в детстве, если сильно сердилась. Тогда все было так просто… Заткнешь уши покрепче, споешь веселую песню и жизнь становится куда веселее. И кажется, что все уже прошло и больше уже даже не страшно. Но, она ведь давно выросла… И страшно ей было сейчас так, что никакая, даже самая веселая песня, помочь просто не могла.
Яна топталась на пустой остановке, ожидая своего автобуса, и чувствуя, как стынут ноги. Она всегда была мерзлячкой. Мама в детстве натягивала на маленькие ножки пуховые носочки и приговаривала:
- Яночка, ножки у девочки должны быть в тепле! Тебе еще мамой быть. Береги себя!
Вспомнив сейчас это «мамой быть», Яна чуть не разревелась. Ох, мамочка, знала бы ты, как это сложно… Стать бы этой самой мамой, а дальше она как-нибудь разберется…
Резкий толчок в спину сбил Яну с ног. Большая грязная лужа у края тротуара приняла ее в свои холодные объятия и Яна почувствовала, как что-то острое впилось в щеку, а ладони загорелись от боли, проехавшись по стылому асфальту под водой. Сумка, которая отлетела в сторону, тут же была подхвачена чьей-то рукой в черной перчатке. Короткий смешок, пинок под ребра и все стихло. Яна лежала, боясь даже открыть глаза и, цепенея от ужаса, прислушивалась к себе. Легкий толчок, едва слышный, почти неощутимый, заставил ее разреветься от облегчения.
- Девушка! Милая! Да как же вы так?
Густой бас, раздавшийся над Яной, был таким громким, что она невольно вздрогнула. Крепкие руки осторожно коснулись ее и Яна повернулась на бок, прижимая ладони к грязной мокрой куртке.
- Вызовите скорую, пожалуйста.
- Я сам врач. Сейчас все сделаем. Давай-ка, потихонечку…
Через полчаса Яна уже сидела на крошечной кухне, укутанная в теплый халат и пила чай, а Петр Яковлевич басил, прогоняя от нее, так и льнувшего к животу Яны, Люсика.
- Вот пристал! Чувствует, что там кто-то есть. Коты, они вообще умные. Все понимают. А этот – так и вовсе вундеркинд. Хотя по нему не скажешь.
- Ну почему? – Яна почесывала за ухом ластившегося кота и понимала, что ее отпускает. Все, что навалилось на нее за последнее время вдруг словно отошло в сторону. И была только эта теплая кухонька, такая уютная, светлая, отдраенная до скрипа, седовласый мужчина, прикручивающий газ под кастрюлей с супом, и большой полосатый кот, от мурлыканья которого тянуло в сон так сильно, что Яна и впрямь начала поклевывать носом.
- Э, детка, да ты совсем спишь. Пойдем-ка!
Яна коснулась головой подушки и все куда-то делось, оставив ее, наконец, в покое. И стало просто хорошо, а все, что беспокоило ее в последнее время, ушло. Пусть на время, но этой паузы ей хватило, чтобы впервые за последние месяцы уснуть так, как она это делала в детстве - вцепившись в краешек подушки и нащупав пальцами перышко. В их доме все подушки были такими. Мама специально ездила в деревню, где покупала пух и перо, а потом сама шила наперники и собирала Яне «приданое», приговаривая:
- Вырастешь, доченька, будет тебе в радость.
Яна потом долго старалась вспомнить, что же ей снилось. Вроде бы она видела во сне маму и отца, но подробности ускользали от нее, оставив на краешке памяти только ощущение нежности и тепла. Она проснулась почти сутки спустя, не сразу поняв, где находится и что делает в этой странной комнате, где все стены были увешаны фотографиями моря, а над письменным столом висел кортик.
Большой полосатый кот повернул лобастую башку как только Яна открыла глаза, моргнул пару раз и унесся куда-то, смешно вскинув пушистый хвост. А через минуту в комнату заглянул Петр Яковлевич.
- Проснулась? Доброе утро! Хотя… Скорее доброго дня желать впору. Здорова же ты спать, матушка! Сильно досталось в последнее время тебе?
Яна прикусила губу. Как же давно ее никто не спрашивал, что она чувствует. С тех самых пор, как не стало мамы. Больше никому не было до нее дела. И этот простой, такой естественный вопрос, подействовал на нее так, что Яна насупилась и натянула одеяло повыше.
- Что? Реветь собралась? Ты это мне брось! Никому от этого пользы не будет. Ни тебе, ни ребенку. Кто будет, знаешь уже?
- Девочка…
- Это хорошо.
- Почему?
- Девочки, они сильные. А у тебя, как я понял, не все в порядке с ней. Конечно, окончательно что-то сказать можно будет, только когда родишь, но уже сейчас видно, что не все ладно.
- Откуда вы знаете.
- Карту твою смотрел. Ты уж прости меня, что нос свой длинный сунул, но я все ж таки врач, пусть и в отставке. Может на что и сгожусь еще тебе.
Яна не сразу поняла, что услышала.
- Погодите! А откуда у вас моя карта? Она же в сумке была! А ее украли…
- Утром мальчишки соседские принесли. Я вчера, когда ты уснула, объявления развесил по соседним дворам. Мало ли. Так и оказалось. Воришка кошелек твой вытащил, а сумку со всеми документами бросил. Что-то промокло и испачкалось, но все цело.
Яна на секунду закрыла глаза. Хоть какая-то хорошая новость. Это значит, что не придется проходить все заново, сдавая анализы. Она с детства боялась уколов и каждый раз, когда шла сдавать кровь, тряслась как осиновый лист.
- Ты, вот что… Вставай-ка, умывайся и топай на кухню. Я не Бог весть какой кулинар, но в правильном питании кой-чего понимаю. Признавайся – плохо ела последнее время?
- Да. Аппетита нет и тошнит все время.
- И сейчас?
Яна прислушалась к себе. Удивительно, но ее не мутило и впервые не хотелось стремглав кинуться в ванную, оторвав голову от подушки.
- Давай, полегонечку. До этого ты слишком широко шагала. А надо помаленьку. Так оно вернее будет.
Легкий завтрак и вкусный чай, который так понравился Яне накануне, сделали день почти прекрасным.
- Скажите, а вы один живете?
- Как же один? С Люсиком. Он и есть все мое семейство. Была еще Леночка… Но, ее давно уж с нами нет. Скоро пять лет будет, как вдовею. Мы с нею были как одно целое, а теперь вот от меня половину отрезали. Так и живу – одна часть здесь, а другая там, где я ее слышать больше не могу… Только фантомные боли остались... - Петр Яковлевич потянулся к фотографии, стоявшей на полочке над столом. – Вот она. Леночка моя. Правда, красавица?
Миловидная светловолосая женщина улыбалась, приложив ладонь к глазам и что-то разглядывая вдали. Море, которое было вокруг нее, синело тем же редким оттенком лазури, что и глаза Елены.
- Тоже море любила. Как и я. Пела ему, когда никто не слышал.
- Почему так?
- Слуха не было. Говорила, что слышит внутри мелодию, а пропеть ее не может. Если кто рядом случался – уши затыкали, так фальшивила. Но, Леночка все равно пела. Тихонько, пока никто не слышит. Мечтала о том, что родит дочку и та будет петь так, что все заслушаются.
- Получилось?
- Нет. – Петр Яковлевич покачал головой. – Мы очень хотели детей, но не сложилось. Думали даже из детского дома взять ребенка, но побоялись.
- Чего?
- Того, что полюбить не сможем как надо. Маленькие, они ведь хрупкие. Нельзя с ними не осторожно. Одно слово, один взгляд неправильный и все – пиши-пропало. Не будет хорошего человека. Вот этого она очень боялась. Решила, что если не уверена, то лучше и не начинать. Не знаю, права ли была, но она всегда была очень честной. По отношению к себе и к другим людям. Ничего из себя не строила. И за это я ее очень любил… Дороже для меня на свете никого не было.
Кот, все это вьющийся у ног Яны, вдруг запрыгнул на соседний стул и снова потянулся к ее животу.
- Люсик! – Петр Яковлевич нахмурился, но Яна рассмеялась и покачала головой.
- Не надо! Он мне нравится. Я всегда хотела кошку, но муж против был. А почему Люсик? Имя странное такое.
- Это все Леночка. Она его подобрала где-то на помойке. Я болел, а она пошла мусор выбросить. И принесла вот это. Оно должно было быть кошкой. По крайней мере Леночка так думала. Поэтому назвала котенка Люсей и принялась воспитывать.
- Успешно?
- Куда там! Сколько баталий было, ты себе даже представить не можешь! И шторы, и обои, а про цветы, которые Леночка разводила, я даже и вспоминать не хочу! Пока Люсик вырос, я окончательно поседел. Потом выяснилось, что никакая он не кошка и пришлось срочно делать что-то с именем. Так Люся стала Люсиком. А потом Леночка заболела. И Люсик стал другим.
- Как это?
- Он до самого конца не отходил от нее. Когда Леночку забирали в больницу, он спал на коврике в прихожей, отказываясь уходить даже на минуту. Приходилось ставить лоток в коридоре, чтобы он мог сделать свои дела. А когда… В общем, он пропал. Шатался где-то целый месяц. Я уж думал, что не вернется. Но, он пришел. Грязный, худой, весь подранный. Но, живой. Залез на руки, ткнулся в подбородок, как обычно делал раньше с Леночкой и остался. Теперь от меня не отходит. Мне кажется, Леночка ему меня передала.
Яна почесала за ухом Люсика.
- А ты умный!
Кот вдруг перестал мурлыкать и посмотрел на Яну так, что та рассмеялась.
- Да уж, все со мной ясно! И ты очень доходчиво дал мне это понять. Спасибо! Это еще раз говорит о том, что глупых тут нет, правда, дорогой?
Они просидели так втроем на кухне до самого вечера. Яна рассказывала о себе, расспрашивала Петра о его жизни. И только около восьми спохватилась, что и так уже слишком злоупотребляет гостеприимством нового знакомого. Но Петр Яковлевич покачал головой.
- Никуда я тебя не отпущу. Еще чего! В такое время! Завтра отвезу сам. Даже не обсуждается. Пей чай вот лучше и варенье ешь. Тебе полезно!
Он долго листал карту Яны, задавая вопросы, и снова и снова сверяя последние анализы с теми, что были раньше.
- Посмотрим, — сняв, наконец, очки, потер он переносицу. – Если позволишь, я хочу помочь. Не просто так же мы с тобой встретились?
Яна и сама не поняла, как через пару месяцев привыкла к тому, что больше не одна. У нее был теперь еще один дом. И в этом доме ей было очень тепло и хорошо. Там был большой седовласый ангел-хранитель и толстый полосатый кот. А еще там был покой. Именно то, чего ей так не хватало.
Ее дочь появилась на свет на две недели раньше срока и Яна, плача и смеясь, прижала ее к себе, слушая возмущенный крик.
- Торопыга ты моя! Куда спешила?
Вручив кружевной конверт Петру Яковлевичу, который в полной парадной форме явился на выписку, Яна улыбнулась:
- Знакомься, Леночка! Это твой дед!
Чем вызвала такую волну эмоций, что покачала головой и отобрала дочку обратно.
- Пусть дедушка немножко успокоится. Кажется, я знаю, кто тебя будет любить больше, чем мама.
Значительная часть проблем со здоровьем осталась позади до того, как девочке исполнился год. Повинуясь большим, крепким и таким надежным рукам седовласого ангела, которые дарили столько ласки и заботы, Леночка росла, радуя свою маленькую семью. Люсик, который теперь поселился в детской, пристраивался каждый вечер рядом с девочкой, и та засыпала так спокойно и крепко, что Петр Яковлевич удовлетворенно кивал.
- Еще немножко, Яночка, и я смогу сказать – мы это сделали. Видишь, как спокойно спит? Это очень хорошо. Это значит, что наша девочка будет здорова.
Яна давно уже перебралась к Петру Яковлевичу, поддавшись на его уговоры.
- Вы же мне не чужие. А я один. Куда мне такая большая квартира? Встретишь хорошего человека, тогда и подумаем, как дальше. А пока – не бросайте старика. И вам помощь какая-никакая и мне радость.
И Яна согласилась. И скоро Леночка затопала по комнатам, под присмотром бдительного Люсика, а Яна вышла на работу, ведь лучших нянек, чем этот кот и седовласый ангел, мир еще не создавал.
- Мама, а что было дальше?
- Не знаю пока. Много хорошего, наверное.
- Да! Тогда давай начинать заново сказку! Теперь уже не только про дедушку, а нашу, общую. Она и так уже получается.
- Может быть завтра?
- Нет! Сейчас! Давай, мама!
- Ну, хорошо. Живем и будем ты, я, дедушка, Люсик и… Кого еще возьмем с собой?
- Всех!