Письмо Верховному

При работе над военной частью «Истории села Тюменкино» я часто в архивных документах наталкивался на подшивки материалов, сгруппированных по какой-то определённой тематике.
В этой массе документов всегда находятся по-настоящему интересные исторические сюжеты, и я отобрал для публикации материалы переписки, связанной с розысками родственников, и в данном случае –– мужей.
Ещё до начала работы над частью 9.2 «Истории села…», я понимал, что назначение пособий, пенсий, льгот и всего прочего не было автоматическим, а требовало от соискателей усилий, направленных на сбор определённых документов для последующего принятия решения о назначении им выплат.
И зачастую сбор таких документов становился проблемой, не решаемой в принципе, или же требовал многолетних трудов, что будет наглядно показано в прилагаемой ниже переписке с отображением наиболее характерных ситуаций.
Эти письма взяты из подшивки Главного Управления Кадров НКО СССР за май-июнь месяцы 1944 года.

…
Начальнику Управления Кадров Красной Армии
от гр-ки Зильберштейн Марии Антоновны,
проживающей в Армянской ССР, в городе Ленинакане,
по 16-й улице, дом 123 (Завед. 4-й аптекой)

Мой муж, Бошнагян Грант Оганович (он же Иванович), воентехник-интендант I ранга 1892 г. р.  27 июня 1941 г. Ленинаканским горвоенкоматом был призван в Красную Армию и направлен в 135 санбат, а впоследствии служил Нач-ком аптеки 29-го эвакоприёмника.
10 мая 1942 г. мною был получен расчётный лист в счёт денежного содержания моего мужа с 1-го мая 1942 г. по 1 мая 1943г. Однако через два месяца в Ленинаканском горвоенкомате прекратили выплату на основании полученного ими письма от начальника 29 эвакоприёмника от 26.6.42 за №2706 (копию этого письма при сём прилагаю). Подлинник письма находится в Ленинаканском горвоенкомате.
Прошу Вас детально ознакомиться с копией указанного письма, и вы также возмутитесь, что Нач-ник 29 эп в\вр. III ранга Моркатун и его военком Степанян –– безмозглые люди, совершенно не чуткие, сухие и не советские люди.
На основании чего прекратить выдачу денег? –– основного-то (они) не указали.
Убит ли он или пропал без вести, осуждён ли и т.д. и т.п.?
Я считаю, что они обязаны были в этом же письме, если позаботились о прекращении выплаты по аттестату через два месяца, то неужели они не могли указать причину прекращения выплаты.
Точно также не чутко отнеслись и в Ленинаканском горвоенкомате, получив такое сухое письмо, они обязаны были сейчас же немедленно запросить у этого безмозглого автора письма –– военврача III ранга, Нач-ка 29 зп Моркатуна, а что же случилось с Нач-ком аптеки 29 эп  с тех.интендантом I ранга Бошнагяном Гр.Ив.?
Ведь мы же –– живые люди, а как учит всех нас наш Великий Сталин относиться к людям, к человеку?
Быть чутким, внимательным к людям.
Если Нач-ка 29 эп интересовало прекратить выплату по аттестату, то меня, как жену и друга, интересует и хочется знать судьбу моего мужа и отца моих детей.
Вот уже более двух лет я не знаю судьбу моего мужа. Ленинаканский горвоенкомат также не позаботился узнать.
Если у Вас имеются какие-либо данные о моём муже, то прошу сообщить мне его судьбу, а если нет, то прошу Вас запросить Нач-ка 29 эп военврача III ранга Моркатун –– куда делся их Нач-к аптеки Бошнагян Грант Иванович?
В 1942 г. в июне м-це почтовый адрес его войсковой части был: действующая армия, ППС №432 29 эп.
Я считаю, что Вы отнесётесь чутко и внимательно к моему письму.
У меня двое детей.
Прошу также сообщить по существующему законоположению, полагается ли какое-либо пособие иждивенцам техинтенданта I ранга Бошнагяна Гранта Ивановича.

Приложение:
Копия письма 29 эп.

Подпись М. Зильберштейн
1 июня 1944 г.
г. Ереван

…
Далее автор письма снова указала свой полный адрес в Ленинакане. И я его тоже приведу снова, потому что Мария Антоновна как чувствовала, что бездушные и безмозглые –– не советские то есть люди, могут оказаться повсюду.
…
Мой адрес:
г. Ленинакан
16-ая улица дом №123
Зильберштейн Марие Антоновне
(Заведывающая 4-ой аптекой)
…
Копия же письма 29 эп написана самой Зильберштейн от руки, и она содержится в иллюстрации к публикации.

…
Теперь другое письмо. Оно стало заглавным по смыслу и приведено в иллюстрации. Письмо в адрес аж самого товарища Сталина.
…
Главнокомандующему
Маршалу Советского Союза
Тов. Сталину И.В.

В августе 1941 г. я была эвакуирована из г. Ленинграда с 11-ти месячным ребёнком.
В июле 1941 г. муж мой Поляков Самуил Борисович в звании ст. лейтенанта, 1911 г.р., член ВКП(б), окончив Ленинградскую Военно-электротехническую Академию им. Будённого, выехал в место назначения: в распоряжение Харьковского Военного Округа на работу в качестве начальника связи штаба дивизии.
С момента его отъезда я от него не получила ни одного письма.
На мои неоднократные запросы в НКО и Наркомат учёта потерь РККА я получала ответы, что в списках убитых, раненых и пропавших без вести (он) не числится.
Очень прошу дать соответствующие указания подведомственным Вам отделам произвести розыски и сообщить мне место нахождения мужа моего –– Полякова Самуила Борисовича, его адрес или ему сообщить мой адрес.

Мой адрес: г. Новосибирск, Гл. почтамт
До востребования Рамм Елизавете Яковлевне
(для писем)
Место жительства: г. Новосибирск, Дворец Труда,
ул. Щетинкина, д. 31, ком. 606.

26/5. 44 г.                подпись


…
Третье письмо, которое я процитирую, отправлено из г. Болхов Орловской области в тот же день 26 мая 44 года.
Развёрнутый треугольник этого «полевого» письма с адресами также размещён на иллюстрации.
…
Начальнику учётно-статистического управления
От Булыгиной Елены Павловны,
проживающей в г. Болхов Орловской области
ул. Свердлова 33.

Мой муж, Коротков Василий Афанасьевич, 1896 г.р., профессия зоотехник, был призван в ряды Красной Армии в 1941 году 30 июня в г. Орёл, где работал в качестве командира батальона. После этого работал в г. Елец при военном штабе. Письма от него я получила до оккупации немцами г. Орёл.
В настоящее время я о нём ничего не знаю.
Прошу Вас не отказывать моей просьбе, сообщите, что Вам известно о нём.
Сама я работаю в средней школе учителем, на своём иждивении имею 4 летнюю дочь и мать.
Адрес мужа утерян в момент наступления немцев. Поэтому прошу Вас оказать мне помощь в розыске мужа.

Дата. Подпись.

…
4-е письмо
Дорогие товарищи!
Мой муж –– Лобанов Николай Павлович, г. рожд. 1917, находился на военной службе в 191 стрелковом запасном полку, который пребывал в г. Севастополе и остался там вместе с частью, в то время как Севастополь был оккупирован.
Звание мужа было техник-интендант 2-го ранга, занимал должность начальника штаба 2-го батальона.
В июне месяце 42 года я с детьми эвакуировалась из Севастополя, и связь с мужем была потеряна.
До мая 43 г. я пользовалась аттестатом, после чего мне стали выплачивать пособие на 2-х детей –– 250 р.
В настоящее время один ребёнок у меня умер.
Я нахожусь на военной службе, а моя мать с другим моим ребёнком проживает в Грузинской ССР в г. Поти.
Не имея документов о местонахождении моего мужа, Гор. военкомат гор. Поти отказывается выплачивать мне пособие на ребёнка, что крайне ухудшает моё материальное, и без того очень тяжёлое, положение.
Посему убедительно прошу Вас навести справки о моём муже и выслать мне документы, по которым я могла бы получать или пенсию, или пособие, т.к. я, несмотря на неоднократные запросы, никаких известий о муже не имею.
Очень прошу не задерживать с ответом, результат сообщить в г. Поти до востребования Никитиной П.И., кроме того, сообщить мне по адресу: полевая почта 70039, Лобанова М.А.
Ещё раз прошу не задерживать с ответом, так как Военкомат прекратил выплату пособия, и у меня нет возможности воспитывать ребёнка.

8.5.44 г.      Лобанова М.А.

…
Письмо 5-е (орфография, стилистика и пунктуация сохранены в той мере, что пригодна для прочтения и понимания смысла).

г. Москва! 30.5-44 г.
Прошу вас с большой прозьбой сообщите мне о моём муже я уже как 3 года не получаю от него некакого известия.
Мой муж был забран по мобилизации ещё в 1939 г. на польско-финский фронт, после окончания финского фронта его оставили учится на лейтинанта потом он кончил школу и застигла его фашисто-немецкая война и стех пор я с 1941 г. не имею с ним переписки и некокого слуху 
остались двое детей маленьких одной девочки 5 лет другой 7, а поэтому прошу вашей прозьбы пожалуйста сообщите побыстрее мне, а то мне недают помощи на детей некокой пока неузнают где муж находится.
В последнее время он был Ленинградская обл. ст. Пантонная, Октябриская железная дорога.
Кузнецову Иван Иванович 1914 г. рождения.

Мой адресс
Запорожск. Обл. Куйбышевский р-н, ст. Розовка у-ца Вокзальная, дом 6\1,
Кузнецовой Веры Фёдоровне

…
Письмо 6-е (тоже без правки текста).
Уважающие товарищи
г. Москвы.
Прошу убедительно сообщите мне о моем муже от которого нету сведений.
До войны я с ним жила в городе Шепетовка.
Когда началася война, его забрали на фронт 4.7-41 г. по направлению Западная Украина.
Фамилия его Ткаченко Иван Игнатьевич звание имеет лейтенант, рождение с 1915 г. в Черниговской области город Самотуги.
Сведений не имею от него. Ещё когда я ехала мне он выдал на руки денежный атестат по котором я должна получать пособие, но я его не получала, потому, что были оккупированы.
А сейчас мой атестат забрал Райвоенкомат, и пособия некакого нету.
Посколько родители нетрудоспособны –– отец имеет 64, а мать 65, кроме того ещё два брата служить в РККА.
Прошу сообщите пусть они выплотять по моему атестату деньги.
Мой адрес: Житомерска об.
Барашевский р-н
с. Сушки
Ткаченко Ева Дм.

…
Письмо 7-е и последнее из моей выборки 1944 года, хотя писем таких тысячи, и не только мужей разыскивают в них, однако я в данной публикации придерживаюсь узкой темы ПОСОБИЙ и ПЕНСИЙ жёнам и на детей военнослужащих, выплата которых предусматривалась соответствующим Законом СССР.
И надо отметить, что с одной стороны Закон предусматривал выплаты пособий и другим иждивенцам, а с другой стороны –– искали своих родных и близких не только из-за материальных выгод. Отнюдь.
И поиски эти продолжались ещё много-много лет спустя после окончания войны.

…
25.5.44 г.
Здравствуйте дорогие товарищи я много обращалась к вам много писала писем но ответа не получала ни какого почему я не знаю
я жена военослужащего Костюк Мария Сергеевна обращаюсь квам с большой прозьбой и прошу вас помогите мне розыскать своево мужа где он и что сним.
Я много писала писем но вы отвечали что таково нет и прошу ответе мне уж точно судьбу моево мужа мне и моему ребенку ведь сначала войны мы ничиво не знаем о судьбе его
я думаю что вы можете знать и вам легко розыскать иво или он убит или где он или вплену если вы мне неможите розыскать так я незнаю докого мне тогда оброщатся кому писать помогите прошу вас не одкожите.
Мой муж Костюк Владомир Грыгорьевич родилься 1903 года в Р.К.К.А. служил с 24 года безпортиный, звание Копитан должность Начальник штаба части
до войны мы жили в г. П… (неразборчиво) Виницкой обл. наша часть 198 полк (зачёркнуто) дивизия 891 когда началась война наша часть и дивизия поехала под Бисарабию и 1 месяц он нам писал и потом выслал нам адтестат и нас эвакуировали ия ничиво незнаю стех пор как я уехала но онем никаких сведений я незнаю.
Я прошу вас дорогие товарищи помогите мне сколько я вам буду писать ведь я знаю что я вас затрудняю своими частыми письмами так я прошу вас отведте мне один раз чтобы я вам больше неписала и небизпокоилась я сейчас прыехали из Урала в Киевскую обл. г. Восильков мы эвакуированы я прошу вас побезпокоится
досведание   Костюк М.С.

…
Что здесь можно комментировать?
То, что это всё письма жён не рядовых бойцов, а лиц офицерского состава –– не случайно. Конечно, в любой армии рядовых многократно больше, чем командиров, но денежное довольствие рядовых не позволяло им содержать на свои аттестаты кого-либо.
Это одно обстоятельство, другое –– жёны офицеров были гораздо более осведомлены о таких вещах как пенсии, пособия и льготы, полагающиеся по закону.
Но заметим, что и все они, судя по приведённым текстам, действовали неуверенно, с некоторым сомнением в вопросе, что же им конкретно полагается и каким образом этого добиться.
В первом письме заведующая аптекой напрямую спрашивает какого-то неизвестного ей Начальника в далёкой столице, а что полагается жене и детям «по существующему законоположению»? Она, видимо, не знает, а ведь по тексту чувствуется, что это весьма напористая и грамотная женщина. Её письмо в правке не нуждалось.

Что же говорить о других, которые не могут толком написать письмо, изложить суть дела. О грамотности подобных писем от офицерских жён я ещё напишу ниже свои выводы, но им особенно-то выучиться было и негде, да и некогда, возможно.
Тут как раз другое поражает –– ведь уже весна 1944 года, почти три года войны позади, а женщины плохо осведомлены не только о судьбах своих мужей, что вполне объяснимо, но не осведомлены толком и о своих законных правах.
Видимо, государство не слишком озадачивалось разъяснительной и просветительской работой в этих вопросах.

И поэтому куда только люди не отсылали свои письма-запросы, в какие только даже несуществующие инстанции и наркоматы, даже в Генеральный Штаб Красной Армии, а то вот и напрямую –– тов. Сталину.
«Прошу дать соответствующие указания подведомственным Вам отделам произвести розыски…», –– так вот наивно и доверительно просит Елизавета Рамм самого вождя, чтобы он лично подтолкнул своих нерасторопных исполнителей.
Это письмо мне любопытно и близко ещё тем, что проживала эвакуированная в г. Новосибирск из г. Ленинграда Елизавета в здании Дворца Труда, напротив которого я сам прожил немало лет.
Правда, в наше время в этом здании уже располагался инженерный институт водного транспорта, и трудно было представить, что в нём во время войны проживали эвакуированные люди.
Вообще, вот эта тема –– эвакуации и оккупации, очень важна в понимании, что разрыв всяких связей в этих случаях становится часто фатальным. Концов не найти.
И тут заметим, что муж Елизаветы, окончив Академию, служил начальником связи штаба целой дивизии! Да и все прочие разыскиваемые служили не на самых гибельных должностях:
ещё двое –– и вовсе были начальниками штабов, один начальник аптеки в эвакогоспитале. Казалось бы все шансы если не уцелеть на войне, то хотя бы след оставить, но…
Самое начало войны, –– и пропадали тогда не только штабы дивизий, но целые армии и сыпались огромные фронты.

Применительно к моим собственным представлениям о возможности получения в годы войны законных пособий или иных выплат моими родственниками, о которых я порассуждал в части 9.2 «Земля и Воля», эти письма только добавили скептицизма, –– насколько всё было правильно организовано государством под водительством «Великого Сталина».
«Быть чутким, внимательным к людям», –– именного такого отношения ждёт от высоких и не очень высоких инстанций Зильберштейн Мария Антоновна, –– как учил вождь.
Дождалась ли? Нашла ли следы своего мужа?
Хотя я полагаю, что те инстанции, куда письменно обращались женщины, делали всё, что полагалось в подобных случаях, но ведь и они были отнюдь не всезнающими и не всесильными.
А пропали бесследно миллионы…
И не будь у меня уже немалого опыта-знания о том, как трагически влияли на судьбы людей глупейшие ошибки и описки, я бы мог полагать, что всё обязательно выяснилось, если только существовала такая возможность, но, увы, и тут без ляпов не обошлось.

Я, конечно, набрал в поисковиках данные всех перечисленных в семи письмах пропавших воинов.
Что можно узнать о них сегодня в общедоступных материалах ЦАМО (Центрального архива Министерства обороны)?

Начну по порядку –– с Бошнагяна Гранта Ивановича.
Его дело –– яркое доказательство истинно «вредительской» деятельности «ляпунов» во все времена, а уж особенно –– на войне.
Полагаю, что жена начальника аптеки 29-го эвакопункта Бошнагяна так и не дождалась статуса жены пропавшего без вести.
Зильберштейн Мария Антоновна всё написала верно и многократно, но некто, нам неизвестный, взял да и переиначил горвоенкомат, который призвал воина и приостановил потом выплаты его жене, из Ленинаканского в Ленинградский! Похоже ведь пишется!
И вышел приказ на Бошнагяна 9-го августа 1944 года –– признать техника-интенданта I-го ранга пропавшим без вести, но ушёл этот документ в город Ленинград.
По этой причине попал Грант Иванович даже в «Книгу памяти блокадного Ленинграда».
Ну, может быть, он и воевал под Ленинградом, да там пропал без вести в мае 1942 года?
Вряд ли, но проверить уже невозможно.
Однако попал-то он в Книгу именно «по прописке», то есть адрес его супруги Марии Антоновны, уже ставшей вдруг ЗАльберштейн, указан тоже Ленинградский!? Причём записаны номер дома и квартиры, но без названия улицы, а ведь его и не было –– названия улицы.
И в документе есть примечание, что был соответственно сделан запрос в ЦАБ (Центральное адресное бюро), но сведений о таковых людях в Ленинграде не обнаружилось. Естественно!
То есть все наработались, а толку–то?!
А ведь в приказ Бошнагян попал только благодаря усилиям его жены. В этом сводном приказе Главного Управления Кадров НКО он числится в списке 150 офицеров, которых исключали «из Красной Армии, как пропавших без вести, ввиду того, что они по службе не имели движения в 1941-1943 г.г., и с этого времени их семьи не имеют о них никаких сведений». Такая вот формулировка кадровиков. И в принципе она верная, и давала ход делу на получение пенсий.
Только отправлялась выписка из приказа не в тот город, где ждала ответа Зильберштейн.
И, конечно, в самом приказе указана ЗАльберштейн, проживаюшая в Ленинграде 16, в доме без названия улицы, так как просто 16-я улица была, по всей видимости, только в Ленинакане. А уж в самом городе Ленинакане как было не найти человека, если она –– заведующая 4-й аптекой!? Или как она сама написала: Заведывающая…
НЕ НАШЛИ.


Теперь я сам ищу документы второго воина –– Полякова Самуила Борисовича.
Его история имеет более «счастливый» исход, если таковым можно назвать судьбу пропавшего без вести.
Но всё же о том, что старший лейтенант Самуил Борисович Поляков, начальник связи 223-ей стрелковой дивизии пропал без вести в июле 1941 года, в конце концов, узнали его родственники.

Но вот я нахожу запись, что произошло это только в 1975 году, когда соответствующую справку в Кировском РВК города Ленинграда вручили сыну старшего лейтенанта –– Полякову Борису Самуиловичу. Дождалась ли этого момента его жена –– Елизавета? Будем надеяться, что –– да.
Но, согласитесь, написать самому Верховному Главнокомандующему и ждать более 30 лет результата –– это не лучший показатель работоспособности инстанций.
А ведь Приказ на Самуила Борисовича издан 31 мая 1944 года! Да-да.
В это невозможно поверить. То есть по срокам получается так, Елизавета Рамм отправляет (датирует) письмо тов. Сталину 26 мая, а 31-го её муж уже в Приказе ГУК? Чудеса!
Но ведь так быстро даже почта не сработала бы, хотя Главпочтамт в Новосибирске всего в двух шагах от Дворца Труда, (уж я-то знаю), но не так же близко находилась столица и сам Верховный…
Тут действительно –– СЮЖЕТ.
И что мне можно по этому поводу расследовать? Ведь с одной стороны –– почти мгновенная реакция самого товарища Сталина, а с другой?
30 лет бюрократических проволочек? Так что ли получается? Сомнительно что-то тоже.

Возможно, я неверно считываю год выдачи справки сыну, и там записан 45-й, а не 75-й год?
У меня сразу и возникло такое подозрение: числа-то эти отличить сложно в ручной записи. Но изучение книги выдачи извещений показывает, что на предыдущей её странице уже пошли 1950-е годы.
Но всё же два обстоятельства, ставшие причиной такой путаницы с датами, я обнаружил.
Первое. Приказ был отправлен в адрес Новосибирского облвоенкомата. И это логично. Письмо Сталину ушло из этого города, и там проживала во Дворце Труда жена Полякова, но…
оказывается, мать (и бабушка) Елизаветы –– тоже находились в Новосибирске, но проживала некая Рамм Софья Абрамовна по адресу: ул. Здвинская, д. 12.
А в Приказе адрес проживания самой Елизаветы Яковлевны указали почему-то как проспект Сталина…
И записан этот адрес в Приказе даже без номера дома. Ерунда какая-то. И откуда только что берётся?
Ну, была тогда площадь Сталина и проспект его же имени, конечно же, был в Новосибирске. Как же без этого имени в городе с самым длинным проспектом? Но неужели могли перепутать само письмо к Сталину с названием проспекта? Хотя, кто их там ведает, писарей этих…
Но мне кажется, что причина могла быть в другом. Елизавета наверняка до 1944 года уже делала запросы о судьбе своего мужа в инстанции менее значимые, чем сам Верховный Главнокомандующий. И скорее всего, в тех посланиях указывала адрес иной, а не Дворец Труда. Видимо, снимала она угол в каком-то доме на проспекте Сталина.
Номер дома в приказе упустили. Это запросто могли сделать. Так что материалы на Полякова уже, скорее всего, были подготовлены в управлении кадров.
Однако совпало так, что письмо к Сталину произвело как бы ускорение процесса и возымело решительные последствия для всех.
Но если бы дело обстояло именно так, то в Приказе наверняка должен был бы обозначиться и Дворец Труда.

Кстати, в архивных делах самих пропавших воинов на сайте ЦАМО этих розыскных писем нет в отдельной выкладке. Эти письма следует искать перелистыванием страниц «документов, уточняющих потери».
Многие об этом не догадываются. Правда, такие уточняющие документы обнаруживаются далеко не у каждого пропавшего. Если воинов искали и писали запросы, то вот эти свидетельства поисков, как правило, и остались в архивных подшивках.
А ведь такое письмо –– к самому тов. Сталину –– интереснейший документ для того же Бориса Самуиловича –– сына старшего лейтенанта, да и для внуков его тоже.

И всё-таки мои розыски по Полякову привели меня к правильному выводу, хотя был я прав и неправ одновременно.
Сын справку получил, конечно же, в 1975 году в Ленинграде, куда семейство Поляковых вернулось после войны.
Но в 1945-ом Елизавету всё-таки отыскали в городе Новосибирске и 10-го апреля ей официально вручили Извещение для назначения пенсии на ребёнка в Октябрьском РВК, о чём есть соответствующая запись. То есть нашли её уже по адресу проживания Софьи Абрамовны.
Так что обращение с письмом к Верховному –– это и тогда был заведомо сильный ход! Видимо, Софья Абрамовна правильно воспитывала дочь и понимала, в какой стране они живут. Хотя такой ход мог повлечь за собой и другие последствия…

Но было и второе обстоятельство для небольшой путаницы с Поляковым. Достаточно обычное в подобных случаях.
В документах на Самуила Борисовича указаны два вероятных места его рождения: село Усолье Иркутской области и город Ленинград.
Учёба в Ленинградской Академии и отправка его на фронт именно из этого города оставили след о Полякове в «Книге памяти города Ленинграда. 1941-1945 г.г.» и как бы сроднило его с самим городом, но при таких «раздвоениях» часто начинаются проблемы идентификации.

Третий воин –– Коротков Василий Афанасьевич. С ним всё прошло более «благополучно».
Старший лейтенант вписан в тот же Приказ от 9 августа 1944 года на 150 офицеров, в который угодили почти все командиры из моего поиска. Сведения о нём ушли по нужному адресу в Орловский облвоенкомат с указанием данных жены и её адреса в г. Болхов.
Сам Василий Афанасьевич 1896 года рождения стал младшим офицерским чином ещё в царской армии. Красноармейцем он стал с мая 1918 года и дослужился до удивительной должности казначея Отряда Особого Назначения 1-й конной Армии в г. Екатеринославле. Однако до этой должности в его учётной карточке отмечено участие в боевых операциях Красной Армии против Врангеля и Махно.
Но потом он был вполне штатским человеком, окончил Омский Зооветинститут, работал зоотехником, лишь состоял в резерве и привлекался в качестве военрука разных курсов.
Пропал он, находясь в распоряжении командира 540 стрелкового полка при неизвестных обстоятельствах, да и дата его пропажи слишком уж неопределённая –– 1941 год.


Не обошлось в моём рассказе и без действительно счастливого случая.
Четвёртый разыскиваемый –– Лобанов Николай Павлович, который оставался в окружённом немцами Севастополе, нашёлся живым!
Он прожил до июля 1997 года, и семья, которая была из Севастополя эвакуирована, видимо, нашлась. Сужу об этом по тому, что на сайте размещены фотографии уже пожилого ветерана, награждённого юбилейным орденом. Такие фотографии могли появиться только уже после 1997 года, если кто-то из близких позаботился о памяти воина.
Сведения о его фронтовом пути очень скудные, но совпадают с данными из письма его жены. И это важно, так как по некоторым данным в архиве МО есть всё же расхождения, и поэтому у Лобанова две подборки документов, как по возможно разным людям. Но фото ветерана в обоих случаях одно и то же.
Интересная деталь в этом сюжете есть ещё. Ведь Лобанов Николай Павлович в Приказ об исключении из списков Красной Армии тоже попал, как пропавший без вести в июне 1942 года.
А ведь и его жена –– Лобанова М.А., была военнослужащей. Она сама-то дожила до Победы?
Я пытался узнать и её судьбу.  Жаль, она не указала нигде своего полного имени.
А Лобановых, женщин военнослужащих, с инициалами М.А. по данным ЦАМО оказалось шестеро.
Номер полевой почты, указанный в письме, не дал точного номера её воинской части, а лишь указал на подчинённость места службы Лобановой М.А., и это ВМФ.
Если определиться по месту рождения самого Лобанова –– то это г. Архангельск, но среди женщин –– две уроженки этой же области.
Так что точного варианта нет, как и абсолютной уверенности, что супруги встретились. Но с другой стороны –– ни по одной из шести Лобановых М.А. нет сведений об их гибели, и это обнадёживает.


Документов на Кузнецовых Иван-Ивановичей в архивных картотеках –– 8 725.  И это не удивительно для подобного сочетания.
Но у меня есть ещё год его рождения (1914) и воинское звание лейтенант. Таких тоже много –– 54 человека или, вернее сказать, столько учтённых архивных выписок.
Но отбираем тех, кто пропал без вести в 1941 году. И остаются всего лишь двое. Проверяем, у кого из них в списках потерь указана жена, Кузнецова Вера Фёдоровна, и находим искомое всё в том же Приказе от 9 августа.
К сожалению, большего в подборке ЦАМО нет, а ведь Иван Иванович –– участник очень исторически интересных военных кампаний ещё до 1941 года.
Помните, что у Кузнецовой упомянут в письме «польско-финский фронт».
Но для меня не новость, что про эти как бы и войны, но и не войны –– ЦАМО пока старательно умалчивает, обходит стороной и учётную карточку на Иван-Ивановича не показывает. А ведь она должна быть там наверняка.
И с подобным замалчиванием я столкнулся не в первый раз. А у всех других офицеров из моей выборки учётные карточки выложены и даже почти все с фотографиями.

О лейтенанте Ткаченко Иване Игнатьевиче ЦАМО выдаёт подборку из 8-ми документов. Это больше чем у большинства других.
Краткая аннотация при этом такова: Лейтенант, 08.05.1915 Украинская ССР, Черниговская обл., Корюковский р-н, д. Самотуги, Место службы: 687 сп 141 сд, 1 бел. фронт 687 сп 141 сд, 687 сп
__.09.1941,__.__.1941 Украинская ССР.
В нижней строчке иногда пишут: пропал без вести или же убит, но в данном случае –– ничего, а при этом Приказов на исключение Ткаченко из списков Красной Армии было два!
То есть он сначала попал, как и многие, в Приказ от 9 августа 1944 года, но почему-то повторно оказался и в Приказе от 22 апреля 1946 года.
Более того, лейтенант Ткаченко Иван Игнатьевич оказался в списке отдела кадров по 1-му Белорусскому фронту от 16 мая 1944 года среди офицеров бывшего Юго-Западного фронта,
«которых в настоящее время нет в составе фронта, а также нет в списках убитых, пропавших без вести в боях, попавших в плен, убывших по ранению (болезни), уволенных из Красной Армии, убывших в составе части или переведённых на другой фронт и которых надлежит считать пропавшими без вести (по фронту)».
Такое длинное сопровождение было отправлено кадровиками 1-го Белорусского фронта в адрес Учётно-статистического управления НКО СССР с целью выяснить, нет ли этих людей в списках частей других фронтов.
Список на 12 листах содержит данные о 249 командирах разного уровня. Кто-то скажет: ну и что? Не так уж и много.
Да, если не глянуть список своими глазами. А в списке том первым идёт мл. л-т Ткаленко Илья Ильич, а замыкает перечень бесследно канувших мл. л-т Тяпочкин Константин Матвеевич.
То есть это список фамилий даже не на одну букву «Т», а только его вторая часть. Так что это страшная цифра, и не трудно понять, что в этом списке почти сплошь лейтенанты –– командиры взводов.
И среди них только с фамилией Ткаченко –– 18 человек, пропавших неизвестно когда и куда.

Почему же «наш» лейтенант Ткаченко дважды попал в Приказы на исключение из списков Красной Армии?
Я на несколько раз пересмотрел тексты приказов. Они не отличаются по содержанию, и всё совпадает, но…
Возможно, сказался эффект введения в заблуждение инстанций самой женой пропавшего?
Я с этим уже неоднократно сталкивался по Тюменькино, когда молодые жёны или не знали совсем, где родился их супруг или имели об этом весьма приблизительные представления. Конечно, это относилось к жёнам, так сказать, взятым со стороны, а не к своим деревенским.
Так вот в своём запросе Ева Дм. Ткаченко указала местом рождения мужа город Самотуги Черниговской области. Написано это название так, что лично я прочитал как Самотучи, но кому известна топонимика Черниговской области? Этого, как правило, никто и не проверял в инстанциях. Как указано в запросе, так и вписывали дальше, если только не делали ошибок сами.
Самотуги –– так Самотуги.
А вот в учётной карточке Ткаченко место рождения –– село Самопири Холменского района, и вроде бы вполне разумно поверить учётному документу из личного дела.
Но вдруг выясняется, что Самотуги — село в Корюковском районе Черниговской области Украины. Население 115 человек. Занимает площадь 0,827 км;, известно Википедии и сегодня.
А вот села Самопири нет нигде совсем. Я, во всяком случае, его следов не обнаружил.
Вот ведь. Жена-то написала как раз верно! Единственно, что сам район поменял название, но такое случается частенько.
Из-за такой неразберихи вполне могли появиться и два разных приказа. Такова моя версия.


Дошла очередь и до седьмого — до капитана Костюка.
И это — сюжет для небольшого рассказа.
Во-первых, у него в архиве МО обнаруживается полный двойник, тёзка-ровесник, капитан из закрытой картотеки политработников.
И хотя «наш» Костюк открыт, доступен, и о нём выложено 13 документов (и это максимум из всех), но совпадение формальных данных с закрытым Костюком-политработником просто поражает.
К тому же и у «нашего», чисто армейского Костюка, ряд документов тоже — «под замком». А почему? Есть причины.

Первое, что я сразу отмечу, что Костюк — поляк по национальности, а родился он в 1905 году за границей, по сути, на территории позже упразднённого Бельского уезда Белостокской области, которая исторически переходила «из рук в руки».
Хотя другая версия места его рождения — Холмская губерния Брест-Литовского уезда, село Костомолоты.
А ведь будет и третья версия — русское село в Курской области.
Эта версия появится гораздо позже, в концлагере, где уже майор Костюк станет украинцем по национальности.
Его национальность важна для понимания факта «неграмотности» его жены, очевидно, тоже зарубежного происхождения.
Тут я вернусь и к украинцу Ткаченко, чтобы пояснить, что плохая русская орфография и синтаксис писем его жены имеют, по всей видимости, ту же природу. Русский — не был их родным языком, и школы они оканчивали, скорее всего, не русские. Отчасти это относится и к Кузнецовой, она же пишет из Запорожья.

Так вот Костюк — кадровый военный с 1923 года, а на командных должностях в РККА с 1926 года, и звание капитана получил ещё в 1936 году, командуя батальоном в 138-ом стрелковом полку.
В марте 1941 года он назначен начальником штаба 891-го стрелкового полка 135-й стрелковой дивизии.
Это следует из записей в его учётной карточке.
Но после назначения на должность НШ в карточке следует пространная запись совсем иного рода.
«В сентябре 1941 г. в составе 891 сп 189 сд, быв. ЮЗФ попал в окружение противника вместе с частью, из окружения на тер. фронта не выходил, часть расформирована, сведений на него никаких не поступало.
Считать без вести пропавшим (по фронту).
Основание: список безв. потерь ОК 1-го Бел.Ф от 10.9.44 г. исх. №03294.»

Здесь второй раз упоминается понятие «без вести пропавшего по фронту», которое возникает из документа ОК (отдела кадров) вновь образованного 1-го Белорусского фронта, принявшего часть кадров из бывшего Юго-Западного фронта и обнаружившего некую «недостачу» офицерского состава.
Похожая картина была в документах Ткаченко, с той лишь разницей, что следы Костюка обнаружились в 1945 году в далёкой Норвегии.
В плен Костюк попал 8 августа 1941 года в районе села Подвысокое на Кировоградщине уже в звании майора.
О боях в этом месте есть отдельные материалы в интернете, но ничего не узнаешь о них из журнала боевых действий 189 сд в составе 6-й Армии. Этого документа, видимо, уже не найти.
Зато известно, что один из первых концлагерей на советской территории, получивший печальное название «Уманьская Яма», был создан именно после этих трагических событий.
В лагере под Уманью томились тысячи солдат и офицеров 6-й и 12-й Армий, попавших в плен после окружения у села Подвысокого, а позже туда же угодили и многие защитники Киевского укрепрайона.
Выжить пленному в той действительно «Яме», в условиях августа 1941 года было делом неимоверно сложным, однако 1.9.43 г. Костюк окажется в далёкой Норвегии в лагере Хаммерштейн.
Он прошёл офлаг XIII-В, потом шталаг II-В.
Затем его можно обнаружить в «списке советских граждан, возвращавшихся на родину из Норвегии, эшелон №5 из лагеря Этерштайт».
Майор Костюк числится в составе 8-й роты.

Благоприятный ли исход у этой истории? Не знаю.
Если смотреть с точки зрения жены, стремившейся узнать о судьбе мужа, то Мария Сергеевна Костюк должна была в 1944 году получить официальное извещение о том, что  её муж пропал без вести и, возможно, даже успела получить пенсию. Но тут уже есть нюансы.
Об этом можно судить, ознакомившись с содержанием Приказа Главного управления кадров (ГУК) НКО СССР от 22 июня 1944 года.
Кстати в приказе Костюк указан, как капитан, а в материалах концлагеря и в эшелоне возвращенцев-репатриантов он числится майором.
Так вот о принятии решения о назначении пенсии Костюк М.С. есть в ЦАМО даже отдельное указание Киевскому облвоенкому от 20 февраля 1945 года. То есть в феврале 1945 г. бумаги ещё не прошли по всему кругу волокиты.
А ведь 6 августа 1945 года сам Костюк уже находится на территории СССР в числе бывших советских военнопленных. Об этом сообщает список 108 запасного стрелкового полка 33 зсмд, прибывшей эшелоном №95074 куда-то под Москву.
И тут срабатывает обратный механизм.

15 ноября 1946 года издан Приказ ГУК ВС СССР №02546: Отменить статьи приказов ГУК НКО и Главупраформа КА в отношении офицеров, которые исключены из списков Вооружённых Сил СССР, как погибшие в боях и пропавшие без вести, но впоследствии оказавшиеся в живых…», и далее по списку Киевского ВО
«91. Статью 8 приказа ГУК НКО №02045-44г. в отношении капитана Костюк Владимира Георгиевича, репатриированного из немецкого плена и проходившего спецпроверку в 33 зап. стр. дивизии. 1905 г.р., в КА с 1923 г. Жена КОСТЮК Мария Сергеевна – г. Васильков. Справка – учёт. карта 13 от. УК СВ.»

То, что пенсию отменили — дело резонное, муж ведь у Костюк Марии оказался живым, а вот вернулся ли он домой?
Никаких сведения на этот счёт в открытых материалах ЦАМО нет.
Так как Костюк оказался в составе 33 запасной стрелковой дивизии, находившейся в подчинении Московского ВО и располагавшейся под г. Муромом, его шансы на то, чтобы не угодить в лагеря — достаточно велики.
Но с другой стороны, до юбилейного ордена участника ВОВ (1985 г.) он или не дожил, или не заслужил…
Это ведь только название такое — запасная стрелковая дивизия, а на самом деле это был ПФЛ (проверочно-фильтрационный лагерь), из которого можно было «загреметь» по полной программе, но, скорее всего, спецпроверку Костюк прошёл без тяжёлых последствий, впрочем, принудительных работ по восстановлению народного хозяйства мог и не избежать.
После прохождения трёх-четырёх кругов допросов это была участь подавляющего большинства, прежде чем выдавалась справка, что человек перед Родиной — чист. В этом собственно и состояла потом служба в подобном «запасном полку».
А об успешном прохождении ПФЛ лично Костюком я сужу именно по наличию большого количества открытых документов (13) в ЦАМО.
О тех, кто не прошёл проверки СМЕРШа, соотечественники, как правило, не знают ничего и сегодня…

Каков итог?
Отмечу простой факт, что семь женщин искали своих пропавших на войне мужей, писали во все инстанции и в итоге добились какого-то результата — шесть из семи.
Они, конечно, не вернули мужей, но пенсии на детей должны были получить.
Только супруга зав. аптекой 29-го эвакопункта Бошнагяна, мать двух малюток, так, видимо, и не дождалась никаких результатов.
Но ведь в том не её вина, а «безмозглость» некоторых работников. Ей вот точно не везло систематически, хотя она упорно выписывала слово «Нач-к» сокращённо, но непременно с заглавной буквы. Она надеялась на лучшее в них — в Начальниках.

Отметим и то, что из семерых, казалось бы, безнадёжно пропавших воинов, двое и вовсе оказались живыми и войну пережили От и До.
Ну, и удивимся всё же тому хранящему некоторую загадку факту, что убедительно-твёрдое письмо Елизаветы Рамм самому Верховному Главнокомандующему в поразительно короткий срок возымело-таки действие!
Елизавета наверняка думала, что это именно так.
А как иначе-то?