В торфе наше спасенье

                В память о Тамаре Николаевне, моей
                милой соседке по квартире.

Черновик очерка молодого, начинающего корреспондента газеты «Скороходовский рабочий».

1951 год.  5 лет, как закончилась война и ещё целых 2 года до смерти Сталина.
Ленинградский дворик за рабочей заставой. Каждое утро над районом разносилось многоголосье гудков находящихся там фабрик, заводов. Гудки оповещали о начале смены.

Разговор двух женщин.
- Что произошло у вас в 38 квартире сегодня?
Видела, как приезжала милиция.
- Да, я толком и не знаю. Пришёл милиционер с двумя тётками и забрали куда-то Наташку, пятилетнюю дочь Тамарки Ивановой, из нашей квартиры.
- А Тамарка-то сама где была, почему отдала?
- Так её, оказывается, уже два дня как дома не было. Как ушла третьего дня утром на фабрику, так и не возвращалась. Может случилось что-то? А мы и не знали. Дочка-то маленькая. Она тихо, как мышка, сидела в своей комнате. А накануне девочка всю ночь плакала, ушко у неё болело. Тамарка, наверно, только под утро и заснула. Что ребёнок там ел эти дни? Мы то думали, что Тамара её в детский садик, на круглосуточные отвела. Поликарпыч, сосед, говорит, что слышал, как в то утро Тамарка протопала быстро босыми ногами по коридору к выходу, лишь крикнув дочери находу, чтобы та не выходила из комнаты до её возвращения с работы.

Полумрак пасмурного осеннего ленинградского утра. Моросящий, холодный дождь. Отходящая в бок от проспекта Сталина глухая улочка, на которой расположен вход на обувную фабрику «Скороход». Недалеко от входа стоит, дежуривший там каждое утро, милицейский автомобиль «Воронок». Особенно пронзительный, по сравнению с другими заводами и фабриками района, надрывный гудок «Скорохода», отзвучав нужное время, смолкает.
Редкие в этот час прохожие могли в тусклом свете уличных фонарей увидеть худенькую фигурку женщины, подбегающую к проходной. Она была боса. На ней была лишь намокшая от дождя и прилипшая к телу ночная рубашка...

Местное отделение милиции. Кабинет с решётками на окнах. На стуле, посредине комнаты, сидит женщина. Она всё в той же ночной рубашке на голое тело, но теперь на её плечи накинута драная фланелевая кофта, на ногах стоптанные башмаки разного размера и цвета. (Эти вещи она нашла в куче тряпья в камере, куда её первоначально поместили. Очевидно, эти тряпки и башмаки были накиданы там для таких, как она, внезапно арестованных. Но если находясь в камере, от страха ей совсем не хотелось есть, то необходимость в туалете стала невыносимой. На просьбу женщины, молодой розовощёкий милиционер, вывел её во внутренний дворик, на дождь, и сказал чтобы та садилась прямо здесь, мол, дождь всё смоет. Ей пришлось под насмешки охранника присесть тут же, при нём... Это было ужасно мерзко. Но она тогда даже не догадывалась, что её ожидают впереди ещё более ужасные испытания.)

Напротив неё, за столом, сидит капитан милиции. Он задаёт женщине вопросы, при этом похотливо разглядывая её:
- Имя? Фамилия? Где живёте? Где работаете? Муж? Дети? Как вы дошли до преступной жизни?

Женщину бьёт озноб и она трясущимися губами шептала:
- Тамара Николаевна Иванова. Муж вернулся с войны весь израненный, он умер год назад.
- Громче! Я тут не обязан портить свой слух! Громче я тебе сказал!
- Отпустите меня, пожалуйста. Я же всего на одну минуточку опоздала. Я сегодня не спала ночь. У дочки болело ушко и я всю ночь носила её на руках, успокаивая. Заснула только под утро и не услышала первого гудка. Я бежала, бежала, бежала. Там дочка одна. Она напугается. Соседи же не знают, что она дома. Я же всего на одну минуточку не успела.
- Врёшь! В показании вахтёра стоит, что ты опоздала на целых 15 минут. А это уже статья. А о твоей дочке позаботится государство. В детском доме её воспитают так, как нужно нашему народу! Тебя будет судить народный суд. А пока ты посидишь у нас тут, в камере. Мне должны не сегодня, завтра ещё четырёх баб поймать. Разнарядка пришла на торфоразработки на пятерых женщин. Как сказал наш дорогой вождь, товарищ Сталин на 17 съезде ВКП(б)- «Товарищи, никоем образом нельзя пренебрегать этим видом топлива»– и капитан громко расхохотался.

P.S.
1963 год. Я в гостях у моих соседей по коммунальной квартире, Тамары Николаевны и её дочери Наташи, моей ровесницы.

Я начинающий корреспондент и принёс им на суд мой очерк, написанный по воспоминаниям Тамары Николаевны для газеты "Скороходовский рабочий" об одном страшном эпизоде из её жизни. Читая, я поглядывал на реакцию слушателей, и видел, как у тёти Тамары тряслись губы. Когда я закончил читать, повисла пауза.
Первой заговорила Наташа:
- А в детском доме меня очень обижали и били. Это я хорошо помню.

Тамара Николаевна, глубоко вздохнув, произнесла:
- Даааа. Ужасное было время. Больше года я проработала на торфоразработках в пригороде Ленинграда. Не так страшен был холод и сырость, прошибающие тело до самых костей, а неизвестность того, что происходит с твоим ребёнком.  А это очень страшно. А описал ты, Серёжа, всё очень точно. Я и теперь, во сне, часто вижу лицо того милиционера, и слышу его смех. Спасибо тебе. Спасибо, что понял меня. Понял ту жизнь. Как и сегодня, во все времена, существовали люди, оправдывающие преступления вождей. Но так хочется им сказать - а не попробовать бы вам поставить себя на место тех людей, по чьим судьбам проехался, словно асфальтовым катком, ваш кумир? И тогда ваш основной довод, что лес рубят, щепки летят, разобьётся о мысль, что этой щепкой могли бы быть вы, ваши родители или ваш любимый ребёнок.


На фото ленинградская фабрика" Скороход". Спасибо автору.