Юрий Куранов. Родник, утоляющий духовную жажду

(Сокращённый вариант)

   ВВЕДЕНИЕ

   В истории человечества большая редкость – личность, которая, как Маяк, освещает путь к Истине. Личность, ставшая значимым явлением для каждого, находящегося в поиске ответов на вопросы о Высших смыслах и о предназначении человека. Чтобы стать таким Маяком, необходимо самому продвигаться по пути Истины и уметь зажигать других стремлением следовать по нему.
   Главное, что доносят до человечества его прозорливые представители, – что человек – при его, казалось бы, очевидной малости в масштабах Вселенной, знающий о краткосрочности своего физического тела, – может найти опору в своей душе. Таинственным образом душа оказывается способной в возвышенных порывах охватывать своим видением весь Космос и, поднимаясь в метафизические пространства, почувствовать сопричастность Творцу этого мира.
   Юрий Куранов умудрялся вмещать в сферу зрения и чувствования своего сердца и Костромской край, и Псковский…, вписывающиеся в большее образование – Россия, и далее – в пространство Земли, Космоса, всего Божественного Творения.
   Талантом радостного восприятия красоты природы и добродетельных проявлений человека Куранов обладал с детства. На протяжении жизни он – как человек и писатель – совершенствуется, сочетая благородство стремления к Истине и Благу с повышением уровня художественного мастерства. Искомая в радостном предчувствии Истина, открывается ему благодаря чуду исцеления, произошедшего в ответ на его отчаянную молитву, и задаёт движение в религиозном направлении. Появляется идеальное средоточие, к которому устремляются все частные чувства и мысли, обретается способность улавливать Истинную действительность и Смысл, который возможен только в Абсолютной системе отсчёта, восходящей к Богу.
   «Осмелиться по сути быть самим собой, осмелиться реализовать индивида – не того или другого, но именно этого, одинокого перед Богом, одинокого в огромности своего усилия и своей ответственности, – вот в чём состоит христианский героизм, и стоит признать его вероятную редкость» (Сёрен Кьеркегор «Болезнь к смерти»).
   Это написано в 1849 году, когда только намечались пути к атеизму. В наше время такой подвиг исключительная редкость.
   
   Уже первые лирические миниатюры Юрия Куранова явились важным событием для многих жителей огромной многонациональной страны. Они появились в печати в начале 60-х годов 20-го века, в период «оттепели», наступившей после продолжительных несчастий, обрушившихся на нашу родину, и воспринимались, истосковавшимися по высокой поэзии читателями, как родниковые струи.
   Простота стиля – как в поэзии Юрия Куранова, так и в прозе – только кажущаяся. Нужен был исключительный талант, чтобы в доступную для восприятия форму вложить объёмное многоуровневое содержание. Этому способствует то, что многие тексты имеют как бы несколько смысловых слоёв. Уже при поверхностном прочтении приходит наслаждение красотой и чистотой русского языка, живописной картиной, предстающей перед взором; и душа ликует. Для более глубинного постижения необходимо немалое духовное напряжение, но оно окупается получением наслаждения и знаний более высокого уровня.
   Особенно восприимчивы к текстам Юрия Куранова дети и молодые люди. Им проще прочувствовать искренность и добрый посыл автора, испытать восторг созвучия с его внутренним состоянием созидания собственной души.
   Такое благотворное воздействие становится понятным, если принять во внимание неизменное устремление Юрия Куранова к прекрасному и возвышенному и его ответственность за своё творчество: «Единственным побуждением для творчества должна быть Любовь, прежде всего любовь к Богу и далее – любовь к Его творению, к миру Божьему» («Размышления после крещения»).
   Пример жизни и творчества Юрия Куранова может послужить целям духовно-нравственного оздоровления, способствовать ЖИЗНЕСОЗИДАТЕЛЬНЫМ процессам в душе  и ЖИЗНЕСОХРАНЕНИЮ на нашей родной планете; может подсказать, как в современности гиперскоростей не распылиться в Пустоте – а, сохраняя индивидуальность, двигаться к Свету Истины.
   
   ВОСПОМИНАНИЕ О ДЕТСТВЕ
   
   «Бывают жизни, которые начинаются с самого детства как чистое и вольное цветение на тёплом, на ласкающем, на духотворном ветру. Ребёнок на таком ветре распускается не иначе – что маленький цветок, он весь сияет, его улыбка откровенна, доверчива и каждый лепесток его жизни унизан живительными каплями благодатной росы», – такими словами предваряется в повести «Озарение радугой» глава о Вивальди, с детства получавшего уроки музыки, «уроки красоты в задумчивых теснинах сосняков, (уроки) радужного осязания великолепия мира…».
   Юрий Куранов родился 5 февраля 1931 года в Ленинграде в Русском музее, в буквальном смысле, – там жила его семья и работала его мать Людмила Иванова. Отец Николай Куранов заведовал реставр. мастерскими Эрмитажа.
   Вольным цветением Юра Куранов мог наслаждаться только в самом раннем детстве. В становлении его, как художника, видимо, сыграла роль творческая атмосфера в семье; и в залах музеев, с произведениями великих мастеров, он мог получать уроки осязания великолепия мира. Эти впечатления были каплями благодатной росы для восприимчивого сердца ребёнка – так что последующие суровые испытания не смогли его очерствить.
   «Я родился в то время, когда развитию нашего искусства, нашей русской литературы, как и всей нашей культуры вообще, был положен предел… Моя мать подготовила выставку работ Павла Филонова, этого... гениального живописца и провозвестника эпохи всеобщей обезличенности. <...> Необычный художник… уже воспроизводил на своих полотнах те обезличенные реки вымотанных непосильным трудом и всеобщим заблуждением толп, которые вгонялись в железобетонные шлюзы новой социальной системы. Но Филонов пел их. Вскоре он сам станет жертвой этого потока».
   Жертвой этого потока станет и отец Юрия Куранова. Летняя ночь 1936 года, ночь обыска и ареста отца, оставит неизгладимый след в чуткой душе 6-ти летнего мальчика.
   Вслед за осуждением отца, всех его родственников отправляют в ссылку.
   Яркие детские впечатления оказывают большое воздействие на всю последующую жизнь. К счастью у Юрия Куранова в период ссылки в Омской области было очень значимое, затронувшее душевные глубины впечатление, благотворное влияние которого потеснило и ослабило тяжёлые переживания детства.
   «…я оказался в ссылке с родителями моего отца. А сам он заключен был на Соловки. И вот впервые попал я в настоящий цветущий лес. И какая-то деревенская девочка показала мне в глубине лесной ароматно расцветший огромный цветок. Я поражен был этим цветком настолько, что мне даже не пришло в голову сорвать его. Я лишь склонился над этим цветком и долго смотрел в него, чувствуя, как он светит мне в лицо, я дышал его благоуханием. Там в прохладе леса. В чистоте его».
   Ребёнку ещё легко чувствовать сопричастность природе: дышать благоуханием её красоты, звучит её музыкой, вписывается в её краски, светится её светом. Юрий Куранов, и взрослея, сохранял способность глубинного духовного общения с окружающим миром.
   Ощущение единства с миром проявляется и в сочувствии другим людям. Пронзительным воспоминанием из ссыльного детства встаёт образ девочки, родители которой погибли при разгроме кулацкого поселения. Она как-то уцелела и «входила (в село, где жил Юра) с той стороны, откуда по небу летели облака, мчались ласточки и пахло чистым полем. Она шла босиком. На ней было холщовое длинное платьице. Волосы её были распущены. Светящиеся невесомые волосы развевались вокруг лица девочки, как маленькие золотистые облака… И что-то страшное было в её грустном взгляде, в её синих и так доверчиво смотревших прямо перед собой глазах. Она входила в село не спеша и ни на кого не глядя. Словно она шагала где-то не здесь, а по какой-то ей одной ведомой земле, на которой всё не так и всё другое… Я смотрел на неё, как на неторопливый огонёк свечи, к которому хочется протянуть руки, но подойти к которому не решаешься. И мне тогда почудилось, что эта девочка идёт в село совсем не по дороге, а по каким-то неподвижным облакам. И это ощущение робости перед живой нерукотворной красотой, осталось у меня на всю жизнь».
   Уже тогда Юрий Куранов интуитивно почувствовал, что есть некая неизъяснимая прекрасная сила, которая может поднять человека над личным несчастьем, казалось бы, нестерпимым горем, поднять в надоблачное пространство, где живая нерукотворная красота спасается в свете, и тьма уже не может объять её.
   
   ПЕРВЫЕ, НО НЕ РОБКИЕ, ТВОРЧЕСКИЕ ШАГИ
   
   В 1950 году Юрий Куранов поступает в МГУ на искусствоведческий факультет, учится там два года, потом во ВГИКе на сценарном, который тоже не заканчивает, так как к этому времени главным становится литературное творчество.
   Призвание поэта Юра Куранов почувствовал рано – в Москву он приезжает с тетрадкой своих стихов. Уже в его ранних стихах виден талант автора в смысле поэтического мастерства, правда, с душой непосредственной, юной и до прозрачности открытой.
   Чем молнии дальше, тем гром осторожней.
   Сначала, как будто по бочке порожней,
   со звоном стуча в пересохшее дно,
   вливается первой струёю вино.
   Но вот осмелели раскаты глухие,
   запели под струями доски сухие,
   приветствуя гостя с полей своего
   и силу, и звонкую удаль его.
   А тот, ободренный радушным приёмом,
   могучим потоком с раскатистым громом
   ударился тяжкой струёю в бочонок,
   и доски хохочут, гремя обручённо,
   а в людях окрестных будя ароматом
   желанье быть сильным, любимым, богатым.
   
   Вот так же сверкнет на странице строка,
   по смыслу иль чувству пока далека.
   Но вот поползли со страницы раскаты,
   сначала робки, высоки, легковаты.
   Но сердце на эти далёкие звуки
   откликнется тотчас приветственным стуком,
   и вот уж радушьем его ободрён
   гремит из строки накаляющий гром.
   Повеет по векам и скулам бессонным
   порывистым ветром, пропахшим озоном,
   и смыслом гремучей строки озарён,
   ты снова свободен, здоров и влюблён.
   Так приходит вдохновение и рождается поэзия – как отклик сердца на вначале отдалённые, но всё более захватывающие таинственные мистические дуновения, вызывающие всплеск чувства и мысли.
   Редактор «Нового мира» Твардовский, видимо, отнёсся ревниво к таланту молодого автора, почувствовав силу юной дерзновенности его поэзии, и, назвав манеру Куранова «блоковщиной», не принял стихи в печать.
   Куранов знакомится с Константином Паустовским, которого почитал потом всю жизнь, как своего любимого учителя. «Я был ошеломлен и обрадован, когда впервые раскрыл страницы книги К. Паустовского. С тех пор неотступно помогал он, как родной и несказанно близкий человек, искать и любить простые и на первый взгляд непритязательные мгновения, события, предметы, из которых складывается добро человеческой жизни».
   Летом 1957 года Куранов приезжает на хутор Трошинцы в Костромскую область. И попадает в мир тишины, сиянья звёзд, цветенья полевицы.
   «Я с глубочайшим теплом вспоминаю наше совместное пребывание с Алексеем Козловым в его избе, когда он писал свои композиции на сеновале, а я свои – на чердаке его избы. Над нами горело осеннее созвездие Возничего, в желудках было пустовато, ни о каком признании не было и речи, а на душе было легко и свободно».
   Продолжая писать стихи, Юрий Куранов обращается к жанру короткого рассказа. Его миниатюры напечатали в журналах; в 1961 году выходит сборник «Лето на Севере».
   Молодому писателю приходят сотни писем.
   «Мне трудно найти слова, чтобы выразить благодарность за доставленную радость. Я пьянел от ваших рассказов, я чувствовал, как шелестит трава на лугу, ощущал запах чая с мёдом, вскипячённого под ивами. И ещё я слышал музыку. Эта музыка была ни с чем не сравнимая…».
   Появились отклики официальной критики.
   «Куранов писатель своеобразный, с тонкой чистотой красок, со своей труднейшей краткостью, требующей слова алмазно отточенного, верного и в то же время лишённого экспрессивной нарочитости. Мастерство его проявляется и в раскрытом внутреннем «я»… и нам дорог этот свет авторской доброты, что делает людей целомудреннее…» (Юрий Бондарев).
   
   ЛЕТО НА СЕВЕРЕ
   
   Направление развития таланта Юрия Куранова по большей части задавалось жизнерадостным началом. С самых первых его текстов эти состояния души находят яркое выражение. Это не значит, что он не замечал тёмных сторон действительности. Замечал и страдал от этого. Имея чуткое сердце, обострённое чувство справедливости, способность самостоятельно критически мыслить, смелость честно выражать своё мнение и поступать согласно велениям совести, он не мог избежать невзгод. Но душа не увязала в негативах, в ней неизменно присутствовало стремление к свету, который излучается глубинной сутью всех вещей. Своеобразие Куранова–писателя в том, что он и в прозе – Поэт. Он уделяет внимание каждому образу, каждому предложению, каждому слову, не упуская из виду целостность всего текста, стараясь передать суть вещей и явлений, как можно естественнее и впечатляюще, и в то же время ёмко, без излишеств. Все детали выверены и взаимоувязаны в единстве.
   И названия произведений подбираются в соответствии с содержанием и так поэтичны, что только из них можно составить поэму.
   «Лето на Севере» – казалось бы, незамысловатое название. Но оно, как нельзя лучше, передаёт качества, присущие каждому рассказу. Читая их, чувствуешь тепло, о чём бы ни говорилось. И Север воспринимается как место, согревающее душу, – место, где возможно любование миром, живущим какими-то неиссякаемыми глубинными соками.
   Миниатюры Юрия Куранова вызывают непосредственную радость присутствия в мире природы. Такое в процессе цивилизации утрачиваемое ощущение близости к самым «истокам жизни», – остаётся доступным только детям, влюблённым и поэтам.
   «Те самые листья, которые так недавно шумели высоко под облаками, теперь летят ко мне под окно.
   – Куда вы летите?
   Они толпятся у завалины торопливой стаей. Они силятся поведать что-то. Но я не понимаю речей их.
   – О чём вы?
   Тогда они летят к малышу Гельке, который сидит посреди дороги и возводит из пыли какие-то лиловые города.
   Они окружают его. Они вспархивают ему на локти и на плечи. Он улыбается им, он подбрасывает их, он их ловит. Он ни о чем их не спрашивает. Они ничего ему не говорят.
   Они поняли друг друга».
   Понимание в игре, без слов! Оно возможно. Речь – поверхностный посредник, который порой вытесняет у взрослого человека глубинные способности общения-взаимопроникновения.
   Поэтическая проза Куранова даёт возможность читателю выйти из ограничения восприятия пятью чувствами. Как в рассказе «Голос бамбука, цветок персика» японского писателя Ясунари Кавабаты: «Ему уже не только слышался голос бамбука, он видел этот голос, и он не только любовался персиковым цветом – в нём зазвучал цветок персика».
   В любовном созерцании автора предстаёт Костромском край…
   «В ясный день стоит только засмотреться в небо — и увидишь всё, о чём думается. Пусть только облаком слегка затянет солнце. Тогда и лучи не слепят, и ветер прохладный, а сам ты уже в дальних краях, там, где бывал, может быть, очень давно…
   Я здесь вспоминаю о далеких краях. А там, на гигантах Тянь-Шаня, или в лиловых ущельях Камчатки я стану вспоминать об этих холмах, об их золотых перелесках. Ведь так воскрешаем мы страны прошлого в необъятных просторах нашего сердца.
   Так всё шире и богаче становится Родина, так всё счастливее и больнее залегает она в сердце человека».
   В «Озарение радугой» есть слова о радуге, которая «растёт и расширяется по лесу, и становится видно при свете её, какие удивительные соки текут и бьются в каждой травке… какими светоносными потоками текут они вверх, по берёзам, по соснам, по елям и какое праздничное сияние колышется в воздухе над каждой весенней былинкой, над каждым кустом и над каждой веткой».
   С такой радугой можно сравнить поэзию миниатюр Куранова, в свечении которой перед читателем не только предстаёт в разноцветии живая красота природы, но и в душе его зарождается течение светоносных потоков, и она озаряется праздничным сиянием.
   
   ОТЗЫВЧИВОСТЬ СЕРДЦА
   
   В 1962 году в Куранова принимают Союз писателей СССР. Следом за первым сборником издаются другие: «Белки на дорогах», «Увалы Пыщуганья», «Колыбельные руки», «Дни сентября».
   Куранов становится известным и признанным мастером лирической миниатюры. Но он не успокаивается на достигнутом, находится в свободном поиске новых форм. Пишутся сюрреалистические рассказы. Жанр – в котором могут быть тесно связаны ирреальное и реальное, естественное и сверхъестественное, обыденное и чудесное (в любой момент одно может проявиться в другом) – открывал возможности для воображения и выражения своего отношения к тем сторонам современной действительности, освящение которых в печати находилось под официальным запретом. На русском языке сюры Куранова впервые появились только в 1993 году.
   В конце 1967 года псковские писатели пригласили к себе одного из «великих». Вспоминает Валентин Курбатов: «В областной библиотеке собрался клуб интеллигенции. Был новый молодой человек с крепкой фигурой штангиста, жестковатым волевым лицом и неожиданно цепкими и вместе бережными глазами. Он смотрел на нас так дружески подробно, будто не он был у нас в гостях, а мы у него. Его представили: «Юрий Куранов, писатель из Костромы, который теперь будет жить у нас».
   Для меня это было новостью ошеломляющей. Я читал его рассказы. И был потрясён их радостной, щедрой изобразительностью, весёлой свободой, песенной легкостью, золотой солнечной яркостью, словно все они были написаны в ликующий июльский полдень… И вот – счастье и чудо! – узнать в реальности писателя, которого любил и который казался нереален – так прекрасно было его слово».
   Живёт Куранов в основном не в Пскове, а в его окрестностях.
   Зоя Алексеевна, жена писателя вспоминала, что Куранов «говорил, что, когда он гуляет по Михайловскому, Тригорскому, Петровскому, то всегда ощущает, что будто с ним рядом кто-то идёт».
   Для человека, попадающего в места, одухотворённые творчеством Пушкина, знакомого с его поэзией и не утратившего детскость восприятия природы, как пространства всевозможных чудес, становится доступным поднятие на уровень, где поэтическое чувство вибрирует в унисон с неизъяснимой прекрасной силой. В этом пространстве и встречаются поэты, отстоящие по времени друг от друга на полтора столетия; и сближаются в своём поэтическом трепете до созвучия. Миниатюры Куранова с названиями, вторящими стихам Пушкина: «Октябрь уж наступил» и «Мороз и солнце» – такие встречи.
   Осенняя пора, унылая для многих, очаровывает вслед за Пушкиным и Куранова. «Дни поздней осени бранят. Но как бранить холодное и чистое течение осенней полой воды? Когда ты чувствуешь её дыханье, взгляд... День краткий гаснет, досуг вечерний полон полусна, полувоображенья. Как будто ты влюблён, легко и радостно…
   И словно ты плывёшь сквозь этот шум и говор листопада, раскинув руки, смотришь вокруг помолодевшими глазами».
   Вскоре после приезда Курановым были написаны повести «Звучность леса» и «Дом над Румбой». Их объединяет – кроме места действия (окрестностей Михайловского) и главного героя Андрея (видимо, очень близкого по мировосприятию автору в пору его юношества) – тонколирический настрой и наличие фантазийных элементов.
   Муза, являющаяся в «Звучности леса» (эпиграф повести: «Являться муза стала мне»), каким-то мистическим образом связана с музой, вдохновлявшей полтора века назад в этих же удивительных по красоте местах России творчество другого поэта.
   Герой повести Андрей прислушивается к себе, ищет своё место в мире, им движет интуиция сохранения и приумножения духовных, жизнеспасительных энергий души, которая помогает восприятию голосов природы, гармонизации с ней своего внутреннего состояния и задаёт направление к прозрению своего предназначения.
   В этой повести уже намечаются подступы Юрия Куранова к пониманию главных смыслов. Полуфантастическая девушка-муза – такая привлекательная для героя своей вроде естественной и в то же время таинственной красотой, ненавязчивой мудростью, интуицией, идущей из каких-то высших сфер, бескорыстной заботой о нём и такая неуловимая из-за её внутренней свободы. Её явления перед ним, воспринимаемые только в состоянии внутреннего ожидания чуда, – призыв прислушаться к чему-то очень важному, сокрытому в красоте природы и в глубинах собственного сердца.
   Можно увидеть некое отдалённое сходство значения для Куранова этого образа, как маяка, зажжённого собственным воображением в предчувствии «горнего зова», со значением для юного Данте встречи с Беатриче.
   Творчество Куранова этого периода дышит молодостью, как бы подпитываясь растворённой в пространстве светлой вдохновляющей энергией, не иссякающей с пушкинских времён.
   
   ОЗАРЕНИЕ РАДУГОЙ
   
   К Псковскому периоду относится завершение работы над повестью «Озарение радугой». Вот уж где пир – радужный пир поэтического слова, красок, музыки – ведь повесть написана поэтом по мотивам жизни художника. В ней приоткрывается завеса над тайной вдохновения и творчества и в многообразных аспектах раскрывается талант самого автора.
   Завораживающе привлекательным чтение повести делает Курановское Слово, которое так и тянет написать с большой буквы. Безупречным выбором слов осуществляется перевод живописи в поэзию.
   «У Козлова, как грибы в пору тёплых дождей, пошли небольшие этюды…
   Маленький трепетный цветок притаился где-то в гуще трав и, уже охваченный вечернею тьмой, трепещет перед надвигающимся мраком ночи…
   Когда человек смотрел эти маленькие портреты цветов и растений, его охватывала робость. Робость перед таинственным и, казалось бы, дерзким желанием художника заглянуть в жизнь этого кроткого существа, в самую его душу… в мире внимательного общения трав друг с другом, и в то же время с человеком, высвечивалась и чуть-чуть обнажалась с деликатностью необычайной аналогия: жизнь – всюду жизнь, и вся она держится на трепетности, на священном чувстве любви».
   Словом Куранова осуществляется чудо перевода в поэзию не только живописи, но даже музыки, или поэзии в музыку. «Может быть, потому, что музыка намного шире всех существующих видов искусства», передать её словами так, чтобы услышал другой невозможно. Но Куранову удаётся вызывать словами звучание музыки.
   Филологические новшества Куранова граничат с чудом. Например, внутреннее мироощущение героя раскрывается почти без привлечения событийного ряда, без прямых определений состояний героя или подробного их описания, а через, казалось бы, посторонние образы; рассуждения, вроде бы, на отвлечённые темы.
   Отчего так плакал Алексей Козлов на обрывистом высоком откосе берега Волги в самом сердце нижегородского величия под облаками, которые «несло с востока, из-за равнин и лесов, которые столетиями заливали Русь несметными потопами завоевателей, откуда вечно пёрло враждой неистовой» – на высоком пограничном береге, где строился внутренний, духовный облик трудолюбивого, открытого, мужественного нижегородца. Где «больше ни о чём ты не можешь и не смеешь думать, как только о России. И нет в твоих мыслях, может быть, ничего определенного, ничего готового сию минуту высказаться… Ты прекрасно понимаешь, что всякое слово тут бессильно… И стоя так, только одно можешь почувствовать в сердце: нет, пожалуй что, на всём белом свете более русской местности, чем эта. И действительно, здесь плакать хочется, как ребёнку».
   Хочется плакать в этом пространстве, где можно почувствовать трагичность втянутости во вражду при необозримости расстилающихся просторов и потребности любви в сердце. Трагичность судьбы русского народа, совлекаемого от любви к ненависти.
   «Так что же такое талант?
   Быть может, это водопад. Когда гремящий поток воды низвергается, подобно алмазной туче, летит из невообразимой высоты и весь горит, живёт и дышит, весь пенится и сверкает. И радуги от него поднимаются во все стороны света».
    «Водопады надежды и веры, порождаемые тем великим «да», которое возглашают все живые существа самим фактом своего существования и тем, что они предпочитают жизнь смерти, эти водопады не могут нести в себе ничего иного, кроме достоверного свидетельства основополагающего Присутствия Бога, т. е. смысла и цели всякой жизни» (Валентин Томберг).
   Человек уже способен на большее, чем неосознанный жизненный порыв.
   Последняя глава начинается с вопроса, который задаётся не раз по ходу повести:
   «Так быть или не быть?..»
   Ответ – радужный финал, исполненный оптимизма.
   «Да, быть, пока ты волен думать, творить, дерзать, и восхищаться, и верить свету и теплу. Когда ты дышишь, поёшь и воспеваешь, и глаза твои, что две прекрасные и чуткие планеты, видят мир и славят его. И разум твой горит, и сердце, этот чуткий и неутомимый цветок, планета, космос, небосвод, озарённый любовью!...».
   Автор говорит о важности для человека ответственного и творческого отношения к своей душе: к её развитию; о внимательном и сердечном отношении к другим людям; о возможности установления гармонии с миром природы и миром людей. Он пытается приоткрыть тайны творческих движений в душе творца.
   Некоторую аналогию в подступах Куранова к тому, что в основе творческого порыва лежит любовь, можно увидеть с тем, как к этой идее подходит Сократ в диалоге «Пир» Платона. Сократ стремится по ступеням опытно-нравственных понятий о любви возвыситься к её идее. Показывает, каким образом человек, должен от прекрасного земного постепенно возвышаться к созерцанию прекрасного божественного. Юрий Куранов в своей повести делает нечто подобное. Только его читателю предстоит подойти к этому, будучи ведомому не твёрдой рукой поводыря, а усилиями собственной души: порой двигаясь, казалось бы, без явного напряжения и получая наслаждение от всевозможной красоты; порой напрягаясь в созвучном трепете; а то и переживая катарсис. Но всегда с удивлением, как удаётся автору затрагивать самые тонкие струны души, звучание которых доноситься из её сокровенных глубин.
   
   СИЯНЬЕ НЕВЕЩЕСТВЕННОГО СВЕТА
   
   На Псковщине произошло самое значимое, по собственному признанию Юрия Николаевича Куранова, событие его жизни.
   Он был уже известным писателем; его книги печатались в СССР и за рубежом. Пришли испытания социальной востребованностью и славой: поездки по стране и за границу, многочисленные встречи, зачастую заканчивающиеся застольями. Считая, «что писатель должен сделать в жизни хотя бы одно конкретное, не «литературное» доброе дело», Куранов. будучи членом Совета по Нечерноземью, развернул активную деятельность в надежде сделать деревню здоровой, работящей, грамотно управляемой. Вмешательство в сферу, курируемую консервативным чиновничеством, привело к тому, что он стал восприниматься партийным руководством как невписывающийся в ряд послушной посредственности.
   Видимо, разочарования в окружающей действительности накапливались, а регулярные попытки снятия нервного напряжения алкоголем только усугубляли внутренний разлад.
   Дойдя до отчаяния и осознав своё бессилие, он в последней надежде стал взывать к Богу.
   Переживание, достигшее максимального напряжения, в молитвенной просьбе о помощи разрешается исцелением. Это воспринимается как божественное откровение. Любовное созерцание природы было свойственно Куранову с детства. Он слышал звуки невидимой лиры, но только теперь понял, откуда они нисходят.
    «Я люблю землю и небо, и реки, и горы. А особенно я любил облака... и ветер... Во времена моей юности, когда я много ходил по стране в моих стоптанных ботинках, пел ветер, но облака ещё не были смертоносны. Они были прекрасны во всех отношениях... Мы останавливались в горах и долинах, у ручьев и ключей и пили прекрасную воду, которой можно было доверять… И я воспевал всё это и в стихах, и в прозе… Теперь я знаю, кого благодарило мое сердце, когда я шагал по земле. Я благодарил Того, Кто всё это создал и дал мне безвозмездно всё это вместе с моею собственной жизнью».
   Стали открываться глубины понимания. Ум пришёл в согласие с сердцем. Пагубное увлечение исчезает безвозвратно. Происходят поиски земной церкви. Рядом появляется человек глубокой религиозности, Владимир Андреев, который помогает Куранову в изучении богословия.
   На поэта пролился свет об истинном источнике его творческого вдохновения.
   Сквозь меня прорастают стихи,
   словно зёрна сквозь тёплую землю,
   светозарную влагу приемлют
   благодатных Господних стихий.
   Снизошла «сень благодати на сердце» и чистая радость, детская восторженность, слёзы умиления, глубокие добрые чувства и мудрые, порой пророческие, мысли изливаются в духовной лирике и в «Размышлениях после крещения».
   Удивляет способность Куранова улавливать метафизическую глубину бытия и мистическую суть христианства и передавать словами то, что почти невозможно передать словами.
   «Когда я молитвенно склоняю голову и становлюсь на колени, я чувствую, как в разных концах моей души оживлённо загораются огни и купола неисчислимых храмов, слышу благовестный звон колоколов. Я слышу, ощущаю пение внутри меня… Я как бы возношусь над собою и замечаю в себе неслыханные силы, незнакомые мне доселе смирение, радость и чистоту».
    «В сущности своей вера в Бога не признак примитивности, слепого повиновения, а глубоко творческий акт возвышенной преданности, неземной восторженной любви человека к всемогущему благородному и бесконечно родному существу, без которого жизнь лишена смысла, красоты и самой сути своей».
   Открываются просторы вечности.
    «Как мудро Бог преображает время внутри человека. В неверующем с годами усиливается тоска по прошлому, ценность прошлого всё более возрастает… Верующий переполнен настоящим и весь устремлён в будущее, оно всё более и более наполняется для него красотой. Между тем настоящее всё изобильнее насыщается значением, а прошлое – смыслом.
   Для верующего будущее всё необъятнее развёртывается как пространство, в котором человек сольётся с Богом, оно всё более празднично».
   
   СВЕТЛОГОРСКИЙ ОТШЕЛЬНИК
   
   Конфликт с партийным руководством привёл к тому, что Куранову «во Пскове было не житьё».
   В 1982 году он переезжает в Светлогорск Калининградской области, где продолжает работу над серией рассказов «Тепло родного очага», романом «Дело генерала Раевского». И поэтическое вдохновение не покидает его.
   В новеллах «Тепло родного очага» автор, стараясь избегать назидательности, таки учит ненавязчиво сочувствию, любви, благодарности и радованию: красоте, свету, чистоте, доброте, мудрости.
   Книга «Дело генерала Раевского» (изданная в 1997) становится бестселлером, вызывает ожесточённые споры, по большей части связанные со взглядом на исторические реалии, с оригинальной трактовкой событий и поведения героев. Роман очень сложный, затрагивающий много тем. Валентин Курбатов решается высказаться о нём только спустя 15 лет после издания.
   «Юрий Николаевич Куранов прислал мне последнюю свою книгу «на память о тех временах, когда только зарождался замысел этой книги, временах глубоковских, прекрасных…». Я сразу вспомнил и село Глубокое, в котором мы живали вместе несколько лет подряд, и долгие тогдашние разговоры о компании 1812 года, и смущавшие меня его резкие замечания о детски непререкаемых авторитетах. Однако горячие заботы дня…
   А вот ахнула двухсотлетняя годовщина Бородина, время «расступилось», и стало можно заглянуть и в «Раесвкого». И, Господи, какой могучий, просторный, тревожный, опасный оказался материал… И всё что ты считал устоявшимся и очевидным, вдруг странно накренилось и оказалось ненадёжным. Надо было прерывать чтение, чтобы успокоить противящееся сердце, строить новую систему обороны привычных взглядов и только потом бросаться в дальнейшее чтение. Но книга не знала снисхождения и не давала вырваться из жёстких объятий исторической объективности. В ней не было злорадства новых сегодняшних сочинений, которые торопливо и мстительно переписывают минувшее по новым безродным колодкам, а была и самому автору тяжёлая печаль бессилия перед давно обступившей Россию ложью, уравновешенная в лучших страницах высокой неколеблющейся верой в то, что Бога обмануть нельзя, и в то, что Россия спасётся своей зрячей силой, не утаивающей от себя ничего и не поддающейся соблазнам, хотя бы и гордого самообмана. Тут слышался мерный шаг историка высокой традиции, знающего власть времени и силу судьбы… Это был знакомый мне и совершенно неизвестный Куранов, могуче вызревший в молчании последних лет»
   Возможность сохранения (при самых неблагоприятных внешних обстоятельствах) внутреннего достоинства и положительного направления развития души представлена через ряд исторических персонажей и трёх современников автора: самого повествователя, его друга потомка генерала Раевского и его жены. Потомок Раевского, занимающийся восстановлением исторической правды, попадает в поле зрения КГБ и погибает под колёсами быстроскрывающейся «Волги». Его дело продолжает жена и друг. В романе речь идёт не только о духовной преемственности, но и о судьбах талантливых людей в России.
   При попытке связать свои размышления в нечто целостное: такое, в чём можно было бы увидеть, как в сумерках, периодически сгущающихся над Россией, не тонет Свет Светлых голосов, создалось общее впечатление, что это роман о пути. О поисках пути каждым человеком и о пути России, который мог бы порой представляться отрицательным уроком (как в своё время полагал Чаадаев) или падением, если бы не Светлые голоса, среди которых выразительно прозвучал и к счастью многих россиян был ими услышан голос Юрия Куранова.
   Целостность произведения достигается постановкой главного вопроса, стоящего перед каждым человеком: «В чём смысл жизни?». Читатель подводится к тому, чтобы он, оценивая поведение героев с нравственной точки зрения, сам для себя ответил на него; и понял что «особенная ответственность на нас лежит ещё и потому, что мы уже в этой жизни, земной, являемся участниками жизни будущей. Мы пребываем не только в настоящем, но и в будущем, которое зависит от того, что и как мы делаем здесь, на какую долю мы в нашем времени пребывания приблизимся к Богу».
   
   ЖИВЫЕ УРОКИ МАСТЕРА
   
   Энергии Юрию Куранову хватало помимо литературы и на общественную деятельность. Это были: творческие встречи; выступления в библиотеках, домах культуры, музеях; выставки его акварелей и картин других художников из его семейного собрания. С 1999 года начинает работать его студия «Дуновение дюн» и с 2000 – литобъединение «Эклога».
   Мне посчастливилось быть ученицей Юрия Куранова.
   Студийные встречи всегда проходили интересно. Юрий Николаевич знакомил нас с им избранными авторами в их лучших произведениях. Для нашей творческой работы он предлагал названия рассказов: последние «Туннель» и «Лестница в небо». Свою «Лестницу в небо» мне уже не пришлось показать учителю. Подробных разборов текстов не делалось. Ненавязчивые советы, короткие замечания всегда оказывались ценными.
   Духовному существу человека необходим высший авторитет для выхода из состояния пустоты от всякой веры во что-либо и от всякой любви к чему-либо, кроме веры в себя и любви к себе. О, как мне знакома эта тщеславная самодостаточность, чуть ли не гордость тем, что ни в ком не нуждаюсь. В конечном итоге это приводит к тому, что такой человек и сам никому не нужен. Благодаря Юрию Николаевичу наметился выход из замкнутости на себе, появилась возможность заполнить пустоту безверия и нелюбви, остановить неопределённо блуждающий взгляд на ином, высшем, лучшем, чем я сама. Юрий Куранов был первым человеком, рядом с которым я почувствовала свою душевную приземлённость; и в то же время у души начали прорезаться крылья, появилось желание творческих взлётов.
   Юрий Куранов был изумительным рассказчиком. Многое из того, о чем он говорил, было не повторением давно ему известного, а радостным открытием нового, не только для других, но, казалось, и для него самого. В этом удивительном человеке шло постоянное духовное развитие с сохранением чётко определённого им главного направления. Выглядел он как совсем молодой человек. В нём как-то органически сочеталась мудрость и молодой задор, как будто «из-под самого сердца поднималась весёлая и несколько отчаянная прохлада молодости».
   О том, каким мог восприниматься Юрий Куранов учениками его лит. студии, можно судить по миниатюре Марины Михайловой:
   «…FORGET BE NOT.
   В комнате, где не было стен и потолка, на полу из незабудок стоял письменный стол.
   За столом сидел человек и быстро писал на листах бумаги остро отточенным карандашом.
   Этот человек был похож на пирата; казалось, что в его правом ухе раскачивается золотой дублон, а голову покрывает потёртая треуголка. Но это только казалось.
   Человек закончил писать.
   Листы бумаги сложились в белоснежный фрегат. Из написанных слов человек соткал паруса и отправился в путь по бушующему морю незабудок.
   Это было так просто.
   Ведь в комнате не было стен, впереди ждала вечность, а попутный ветер был его старинный друг-приятель».
   Великое, во всём его величии, можно разглядеть только на расстоянии. Величие Куранова, человека столь мощно и многогранно одарённого, и постоянно прилагающего усилия для своего совершенствования, можно было почувствовать и вблизи. И не из-за своей малости (в уничижительном смысле) рядом с ним: Юрий Николаевич не был высокомерен. Чтобы почувствовать свою малость в перспективе своего развития, надо было прикоснуться к радушно-расширяющейся радуге его величия. Яркое сияние многоцветной ауры его талантов не могло укрыться за его скромной интеллигентностью и христианской кротостью (говорящей не о робости, а о внутренней силе) – оно было доступно для чуткого сердца и от него можно было возжечь собственную радугу.
   
   ПОДВИЖНИЧЕСТВО
   
   Подвижник в этом мире одинок,
   В душе его клубится мирозданье,
   в душе его всежительствует Бог,
   в душе его расправлены крыла
   возвышенного кроткого моленья.
   И Ангелов Господних песнопенья
   на все его ниспосланы дела.
   
   Если бы я впервые увидела и услышала Юрия Куранова на Днях славянской письменности 28 мая 2001 года, то у меня непременно появилось бы горячее желание познакомиться с этим завораживающе располагающим человеком, героически вещающим внятно и выразительно высокие истины тихим сипящим голосом, достигающим не столько слуха, сколько чего-то глубинного в душе, сосредоточившегося в стремлении услышать. Будучи же ученицей его студии, я знала, что в последнее время Юрию Николаевичу с его больным горлом наше счастье слушать его, стоило большого усилия, хотя напряжение почти не замечалось из-за внутренней мощи, силы духа, с лёгкостью преодолевающего материальные препятствия. Видимо, была услышана молитва Юрия Куранова:
   Дай, Боже, сил приять рассвет,
   воскрылить день, осилить полночь,
   одна Твоя Святая помощь
   Врачует нас на склоне лет.
   Вначале Юрий Куранов говорил о своём творческом и духовном пути, потом о путях человечества: о том, как оно отходило от Бога и в чём причины такого губительного движения.
   «Причины революций идут из средневековья. Реформация папской церкви нужна была, но реформаторы, отбросив заблуждения папства, внесли своё атеистическое направление: отбросив авторитет церкви, а следом и Бога. Человек был поставлен в центр. Смысл человеческой жизни стал неправильно пониматься… Без идеи Бога люди дойдут до антропофагии. Чистый гуманизм не спасёт. Духовные ценности не похожи на гуманистические…».
   Далее говорилось о путях спасения: «Сущность христианства – соединиться с Богом… Даже христианские заповеди – средство, цель – приобрести благодать Божью…»
   Куранов привёл стихи Тютчева, написанные более ста лет назад, но не утратившие своей актуальности:
   «Не плоть, а дух растлился в наши дни…»
    «Мало уверовать – в духовной жизни масса камней… Должен быть постепенный духовный рост. Должно быть постоянство (этого роста)»
   В заключении говорилось о значении христианского мировоззрения:
   «Народ предан элитами. Этого не могло быть, если бы было христианское мировоззрение».
   По окончании чтений, которые длились несколько часов, ничто в Юрии Николаевиче не говорило о немощности, болезненности, усталости. Руку пожимал поэт «со светящимися глазами, в каждом зрачке (которого) сияла радуга, казалось, прощавшийся до встречи в следующую субботу. Следующее свидание-прощание было мистическим на грани сна и пробуждения в ночь на 11 июня 2011 г., когда душа Юрия Куранова покидала этот мир.
   
   РОДНИК, УТОЛЯЮЩИЙ ДУХОВНУЮ ЖАЖДУ
   
   В литературных произведениях Юрия Куранова многие воспринимают преимущественно эстетическую сторону. Но таким творчество Куранова предстаёт, если и не совсем поверхностному взгляду (для восприятия даже только эстетической составляющей текстов Куранова необходимо духовное сосредоточение), то и не очень углублённому. Красота языка – это внешняя форма многопланового целого, созданного гармоничным единством всех способностей писателя, включая: чуткость сердца, глубину интуиции, синтетичность мысли, и гениально адекватное им речевое выражение, такое, что читатель способен прийти в состояние автора и воспринять дух этой целостности. По высоте духовных устремлений, глубине постижения главных смыслов, широте охвата главных тем, художественному мастерству и необыкновенной живописности пера творчество Юрия Куранова возвышается горной вершиной в российском литературном ландшафте.
   Перед внимательным взглядом, способным охватить целостность явления ЮРИЙ КУРАНОВ, предстаёт Поэт Слова, Чувства и Мысли – явление общечеловеческого значения, с особенной значимостью для России.
   Слово Куранова отзывается в душах людей и отзвуки множатся. Вдохновлённые его творчеством и восхищённые его личностью, создавали свои произведения многие поэты, прозаики, художники, скульпторы.
   В Калининградской области о Юрии Куранове узнают с детсадовского возраста по его добрым и светлым сказкам, со школьной скамьи по его миниатюрам, стихам, рассказам, повестям, романам. По творчеству Юрия Куранова проходят научно-практические конференции, пишутся исследования и защищаются диссертации. Юрию Куранову посвящаются международные конкурсы миниатюр.
   В Зеленоградской библиотеке имени Юрия Куранова и в других библиотеках Калининградской области, в тур. центре Светлогорска есть музеи Юрия Куранова, устраиваются Курановские чтения и встречи, посвящённые творчеству и личности Юрия Куранова.
   Помнят о Юрии Куранове и в Костромской, и в Псковской, и в Московской областях…
   Ирина Булдакова выпустила трилогию фильмов: «Я прожил изумительную жизнь», «Всего лишь звонница», «Исповедь после крещения».
   Студией «Меридиан» о Юрии Куранове сделан фильм.
   Полина Чижевская выполнила портрет Юрия Куранова, передающий внутреннее состояние поэта и мудреца.
   На доме, где жил Куранов, скульптором Николаем Фроловым установлена мемориальная доска. Рядом с домом расположен парк со скульптурами персонажей произведений Куранова.
   Но главное: Юрия Куранова читают. Ценность его творчества не только в эмоциональном и интеллектуальном удовольствии, получаемом в ходе живого восприятия его текстов, не только в высвечивании явлений таким образом, что это помогает распознавать добро и зло, не только в очищающем и приподнимающем над обыденностью воздействии на душу, – но и во вдруг озаряющем понимании чего-то очень важного, вносящего в существование смысл и светлую чистую радость – в понимании, которое порой не напрямую связанно с текстом, а приходит исподволь, ненавязчиво и воспринимается, как собственное и, в то же время, чудесное открытие.
   «Есть в огне лампады непорочная, смиренная и неистребимая мощь… Она должна гореть до последней возможности и у всякого близкого вызывать возвышенное состояние, привлекающее к молитве».
   Душа Юрия Куранова горела здесь на Земле для людей до последней возможности.
   В эссе «Воспоминание о детстве» Куранов пишет: «Теперь, когда меня спросят, чему я хотел бы уподобить своё перо, я знаю, что ответить. В 1585 году вблизи Оки, невдалеке от Белёва, Святой Макарий Жабинский основал монастырь. А в 1615 году был монастырь истреблён польским отрядом пана Лисовского. Но Макарий вернулся на пепелище и возродил пустынь. Он часто уходил в лесную глушь, чтобы предаться в одиночестве молитве. И вот однажды он услышал стон и увидел обессиленного поляка, рядом с которым валялась сабля его. «Пить», – просил тот слабым голосом. Святой Макарий возмолился ко Господу и ударил своим посохом в землю. И тотчас же хлынул из земли родник, чтобы утолить умирающего. Вот и я хотел бы, чтобы перо моё уподобилось этому посоху».
   Волшебным посохом-пером Юрия Куранова было рождено множество родников, из которых припадающие к ним утоляли, утоляют и будут утолять духовную жажду.