Аре Ваерланд В котле болезней 15. Когда окрестили

XV

КОГДА ОКРЕСТИЛИ ЧЕРТЕЙ


Я пил чай со знаменитым профессором медицины и его женой, когда вбежал маленький Петер.

- Как его простуда сегодня? - спросил знаменитый профессор с некоторым беспокойством.

- Сегодня — первый день, торжествующе воскликнула его жена, - когда Петер не кашлял». Сказав это она внезапно остановилась, причем вид у нее был довольно испуганный и смущенный. «Извините, - добавила она, - я правда должна прикоснуться к дереву», и она прикоснулась к столу. Ее муж, знаменитый профессор, ничего не сказал.

«Время действительно течет очень медленно, - подумал я про себя. - Несмотря на то, что хозяин — знаменитый профессор медицины и рационалист, кажется, что старые черти все еще снуют поблизости. Его жена даже «прикасается к древесине».

Почему она прикоснулась к столу? Если бы ее спросить об этом, то она не смогла бы предложить какого-либо другого объяснения, кроме того, что это — предосторожность против рецидива простуды у ее сына, но ее пра-пра-прабабушка смогла бы легко предоставить идейное обоснование.

- Злые духи повсюду, - сказала бы она. - Это именно они вызывают болезни всякого рода. Если маленький Петер не страдал от своей простуды сегодня, то это лишь потому, что злые духи забыли про него. Но они присутствуют повсюду и возможно, что слушают как раз в то самое время, когда вы упоминаете, что ему лучше. Если они подслушают ваше замечание, то конечно же позаботятся о том, чтобы его простуда усилилась завтра, если вы не прикоснетесь к дереву, но если вы это сделаете, то они в ужасе обратятся в бегство, потому что наш Спаситель был распят на деревянном кресте, и так некоторая часть Его божественной силы была передана этому веществу.

Конечно, ее языческая пра-пра-пра и т.д. прабабушка, опять-таки, рассказала бы совершенно иную историю. Привыкшая, как она была, разжигать огонь посредством трения кусков сухого дерева друг о друга, она бы сделала вывод, что огонь скрывается в дереве, и что прикосновение к нему сразу же заставляет чертей обращаться в паническое бегство, т.к. они думают, что вы собираетесь разжечь огонь. Ибо черти никогда не могут вытерпеть солнечный свет или огонь.

Если вы произнесете слова «перец и соль», то эффект от этих слов может быть точно таким же, ибо злые духи чувствуют отвращение к этим специям. Но вы не можете говорить, не привлекая внимания, в то время как прикосновение к дереву можно осуществить тайком.

Знаменитый профессор медицины проявил в этом случае полное равнодушие. Сам факт, что его собственный сын простудился, для жены было доказательством того, что он бессилен предотвратить это распространенное заболевание — одно из меньших зол, оставшихся со времен Средневековья. Поэтому она прибегла к ритуалу древней магии.

В то время как богословы шестнадцатого века ссорились по вопросу, исходит ли болезнь от дьявола, в случае чего от медицины мало проку, или от Бога, в случае чего всякие светские лечения нужно считать богохульством, казалось, что миряне не сомневаются относительно действительного происхождения недугов, от которых они страдают. Именно дьявол и все его легионы меньших демонов — настоящие причины всякой болезни, от больших эпидемий чумы до головной боли, зубной боли и т.д. Против сил зла сам Бог и его ангелы — очевидно бессильны. Из-за этого заключения на основе здравого смысла силы добра всегда представляли меньший интерес для широких слоев людей, нежели силы зла, или, как один индейский вождь недавно сказал миссионеру: «Хорошие силы будут всегда делать нам добро, но как раз злые-то силы мы и должны пытаться умиротворить, потому что именно они приносят нам все зло». Это простая и неопровержимая логика. Наши предки шестнадцатого века действовали по такому же принципу, и этот способ действия сохранился вплоть до нашего собственного времени.

Ничто не высветило эту истину для моего ума ярче, чем следующий опыт.

В Далекарнии в Швеции так случилось двадцать лет тому назад, что одна старая и очень религиозная женщина, жившая в соседней деревне, увидела, как странный предмет движется перед дверьми ее дома. Были сумерки, и возможно, что это было животное — кошка или лисица, но в ее испуганном состоянии ума она сделала вывод о том, что злые духи нападают на ее дом.

Я видел, как она ходит в церковь по воскресеньям, хорошо одетая, со своим молитвенником в руке. Не было никаких сомнений в том, что она — христианка, но, тем не менее, она немедленно обратилась за помощью к людям, сведущим в том, что известно как «черная магия». Она скоро попала в руки колдунов, которые знали, как вызволить дом от козней злых сил. Это оказалось дорогостоящим делом, и старушка потратила не менее 20 фунтов стерлингов на колдовство, полиция графства вмешалась, и все дело оказалось в суде.

Встретив старушку однажды вечером, я спросил ее, почему она не обращается к батюшке за помощью в своей беде. «Несомненно, - сказал я, - он изгнал бы чертей». Она посмотрела на меня с изумлением, как будто мой вопрос был очень глуп или совершенно не укладывался в ее голове. Она воскликнула с насмешкой: «Батюшка! Да ведь он ничего не смыслит в этом, он смыслит лишь в том, что относится к Церкви».

Мы все еще живем в старой «яме» средневековья, более того, в «пропасти», которую сделал восток в наших воззрениях на жизнь. Две силы разделили мир между собой — сила добра и сила зла. Но если это так, если добро и зло — две отдельные сущности, не имеющие ничего общего, то как они могут вообще противоборствовать, потому что каждый бой предполагает общее поле для сражения, общую тактику, общее оружие и, до некоторой степени, общий менталитет. Если нет ничего общего, то не может быть никакой борьбы, ибо эти две силы никогда не могут встретиться.

И опять-таки, если эти две силы действительно противоборствуют, то они обязательно должны обе быть в своей основе одного и того же рода, сражающимися на общем поле, в случае чего перемирие с обеими показалось бы наилучшим способом избежать конфликта. Это и была та точка зрения на основе здравого смысла, которую приняла старушка. Она регулярно ходила в церковь каждое воскресенье, чтобы угодить силам добра и заслужить их благосклонность, и она использовала колдовство, чтобы умиротворить силы зла, когда подверглась их нападению. Ибо, если идет настоящая, а не притворная, борьба, то эти силы обязательно должны противоборствовать друг с другом до тех пор, пока одна из них не возьмет верх, в случае чего абсурдно говорить о Силе Добра в качестве всего лишь терпящей Силу Зла, как это делают богословы. Ибо, если Добро могло бы уничтожить Зло, но не делает этого, то оно само становится ответственным за Зло тем, что позволяет ему продолжаться. Доведенные до этой логической точки, богословы уходят от вывода, объявляя, что все это совершенная тайна. Но зачем делать утверждение о чем-то, чего они не могут понять вообще, как они в конечном счете признают?

Однако, «яма» остается и глубоко проникла в умы европейцев, составляя главную причину духовной и моральной слабости нашего века. Люди все еще живут в страхе перед «чем-то». А страх — это духовная, моральная и физическая отрава.

От этого страха, что касается многочисленных болезней, пытался вызволить человечество великий Пастер, знаменитый французский химик. Именно он открыл микробов — крошечные элементарные существа, которые говоря на языке биологии, состоят всего лишь из одной клетки, и которые кишат во всех жидкостях и, в частности, обнаруживаются в том, что съедобно. В капельке воды, взятой из одного из наших лучших колодцев или водопровода их полным полно. И все же они не причиняют нам вреда, пока мы здоровы, но когда наше здоровье подорвано, когда мы неправильно питаемся или одеваемся, когда у нас мало физической активности или сна, то они нападают на нас и вызывают множество тех расстройств, которые мы называем болезнью.

Пастер открыл микробы, а врачи высмеяли его теории, так как они всегда высмеивали почти каждое новшество, производящее переворот в медицине. Они считали его идеи нелепыми, а все разговоры о микробах — полным вздором. Это было восемьдесят

лет тому назад. Но теперь нет более стойких в вере в микробы, чем врачи. Высмеяв Пастера, они не только приняли его идеи, но и довели веру в них до такой степени, что мы вправе говорить о «микробной мании», охватившей не только умы врачей, но и широких слоев людей, почти до той же самой степени, в какой «чертовской манией» были одержимы умы наших предков в средневековые времена. Вместо чертей у нас теперь микробы. Единственная разница, как указывает знаменитый историк Троелс-Лунд, состоит лишь в том, что «чертей окрестили».

И, действительно, их окрестили, дав сотни разных имен!

То, во что мы верим, меняет свои имена, но кажется, что как будто старое основание, на котором в отдаленнейшие времена были воздвигнуты системы веры, все еще в целости и сохранности.

По своему складу ума человек нуждается в рае и аде, в Боге и в сатане — в начальнике чертей, в ангелах и в рядовых чертях, в потерянном рае и в рае, который будет возвращен. Эту схему можно применить к любой вере. В социализме бог — Маркс со множеством более и менее значительных пророков и апостолов на его службе, ад — это капиталистическая система, черти — это капиталисты, а новое общество будущего — это рай, подлежащий возврату — рай, потерянный человечеством, когда была введена современная капиталистическая система.

Микробная мания овладела умами людей так легко и так всецело, потому что микробы так хорошо вписывались в старую форму веры. Микробы просто заменили собой старых чертей.

Но везде уже есть признаки и приметы того, что их господство постепенно подходит к концу.



* * *


Пожалуй самым толковым патологом своего времени был покойный профессор Джон Джорж Адами (J.G. Adami), который в 1918 году опубликовал книгу Вклад медицины в изучение эволюции, в которой он выдвинул теорию, согласно которой все бактерии меняются вместе со своей средой, то есть субстрат, на которым они питаются, влияет на них в такой степени, что самый вирулентный, болезнетворный микроб, губительный для человечества, может превратиться в безопасный или совершенно безвредный и наоборот при его содержании на различных пищевых продуктах или в различной среде.

Профессор Адами фактически говорит: «Мы можем взять культуру стрептококков, настолько слабых, что они воздействуют лишь на самых восприимчивых животных, и затем посредством процедуры осторожного перехода от отобранных животных так увеличить их вирулентность, что в конце концов 1/100 или 1/1000 часть капли двенадцатичасовой культуры, или даже намного меньше, чем это количество, может вызвать смерть крепких взрослых особей за шесть часов или меньше».

Он указывает на то, что в начале 1890 года в трех из главных больниц в Калькутте были случаи холеры, не отличавшиеся друг от друга по симптомам или вирулентности, но что позднее наблюдались другие случаи, всего шестнадцать по числу, отличавшиеся по своей симптоматике. От них были получены десять новых видов бацилл холеры, названных впоследствии десятью первыми буквами алфавита, от А до J. И только в четырех из этих случаев была снова найдена форма бациллы А. В некоторых из этих случаев три различные бациллы присутствовали в одно и то же время.

Эпидемия холеры в Калькутте в 1890 году была очевидно вызвана лишь одним видом бациллы. Однако этот вид бациллы действовал как прародитель, породив со временем не менее десяти различных видов бацилл холеры, размножаясь на различной питательной почве или живя в различной окружающей среде. Под различной «окружающей средой», что касается людей, мы понимаем людей, живущих при различных условиях, на различной пище, в различном состоянии здоровья и т.д. Если бы здоровье всех людей Калькутты в то время было таким же, как у тех, кто остался неуязвимым, то несомненно, что микроб холеры вообще не распространился бы.

Новую теорию, которую выдвинул и защищал этот великий патолог, можно лучше всего выразить следующим образом: «Именно питательная почва творит болезнь, а не болезнь — почву».

Конечно же, никто из тех, кто прочел предыдущие главы, никогда не поверит в то, что что-то иное привело ко всем эпидемиям в шестнадцатом веке, а вовсе не питательная почва, т.е., не то, что человеческое тело было так ослаблено господствующими антисанитарными условиями того времени, что оно являлось подходящей питательной почвой для микробов, которые, благодаря пониженной жизнеспособности, смогли прорваться через естественные оборонительные барьеры тела и порождать поколение за поколением все более и более вирулентных микробов, жертвой беспощадной атаки которых в конце концов стали не только самые здоровые люди, но даже животные в лесу и птицы в воздухе.

И все же, наперекор неопровержимым фактам, большинство врачей до сих пор настаивает на том, что нужно ставить телегу впереди лошади, обвиняя микробов и игнорируя питательную почву, которая привлекает захватчиков, как, например, в случае простуды и гриппа.

Они точно так же не хотят отказаться от своих микробов, как духовенство и миряне Средневековья не желали отказываться от своих чертей.