судьба человеческая и озеро Мундулаах

       Надрывно урчит, будто ихний загнанный буйвол, грузно переваливаясь с колеи на колею, иноземный джип. Мощный внедорожник настырно утюжит «танковым» дном проселочную дорогу. Беспечные солнечные «зайчики» ломано отскакивают от ветрового стекла. Весна, вокруг пробуждается тайга. Хотя, по правде, никто не знает, спит ли зимой она вообще, эта самая природа. Человек за рулем нетерпеливо вглядывается в снежную, с чернеющими проталинами на взгорках, даль. 

          Ох, эта проклятая немочь… Матвей Потапыч нынче много и надоедливо ворчит, сильно сдал старик в последнее время. Со стороны кажется, что на свою жизнь, должно, старику грех жаловаться. Тому уйма веских доводов. Посудите сами. Он многажды избирался председателем наслежного совета, в промежутках достаточно накомандовался здешним колхозом, потом переросшего в совхозное отделение. Вестимо, не одно поколение сельчан крепко побаивалось его. Да, именно так, суров его нрав! Эх, славные, на гребне жизни, были те ушедшие годы! Слыл Матвей Потапыч хребетным человеком, нетерпимым инакомыслию и партийно властным. С ним считалось районное начальство. Ореол почета, застолбленное место за кумачовым столом президиума. Долгий ряд юбилейных медалей на груди. Целая кипа всевозможных грамот хранится в серванте. Словом, в зените тех лет разве что шальная пташка пролетала над его головой.   
   
              Задумчивого человека за рулем джипа величают Егором Васильевичем. Одет он в добротный заморский спортивный костюм. Но стать начальствующего человека, что, простите за каламбур, пожарная каланча, за версту видна. Недавно его приглашал к себе самолично Глава региона. Хозяин огромного кабинета был скуп на слова, страна строит новое общество: - Есть мнение рекомендовать тебя на ответственную должность в район. Да, в район, откуда твои корни, - высокие своды кабинета привычно не услышали отказа и в этот час. А тамошний актив принял с радушием, не варяг, свой, вдобавок от простых колхозных кровей.

            - Ээх, - в который раз тяжко вздыхает старик: - отчего же в сердце беспокойно и тяжело… Предчувствие не сулит ничего путного. Нежели случится что худое? Неужто напоследок прогневил всевышнего? С одной стороны, надобно признаться, чересчур избалованные в детстве дочь и сын не вышли в образованные люди, не оправдали его ожиданий на сей счет. Но, слава богу, радуют дедушку внуки. С другой стороны, хотя вины в том за собой никак не видит, тает, как снег нынче, его былой авторитет. Кажись, нынче «разнузданные», неблагодарные люди напрочь забыли то, что он для них делал за столько – то лет. Супостаты, при встрече аж нос воротят… А бывало, за счастье считали пожать ему руку.  Надо же, выискали нынче «моду» сквернословить - будто высокомерен был, тиран он и бай. Чай, как тут быть другим? Что ни год – дай перевыполнения плана! Не заставишь других – втык сверху тебе прилетит. Опять же, арифметика простая, лес рубят, щепки летят.  Высокое крыльцо его добротного дома не для худых торбазов – казалось, это на века. 

            Егор Васильевич далекие детские годы в родном наслеге помнит лишь черно – белыми урывками. В одночасье не стало матери и отца… Забившегося в тугой клубок плачущего маленького мальчика тетя, скотница Харитина, отстояла, оформила опеку. От людей узнал потом, что тогда рьяно за него «кровным боем билась» многодетная соседка Марья. Острого и вездесущего языка женщины – передовой доярки побаивались в округе.  Услышал Егор Васильевич, что внуки той женщины нуждаются в поддержке … он обязательно встретится с ними, решит, как помочь им. А жили они бедно, лето проводили в летниках. Но жили с верой на лучшее и в то, что скоро Егорка, хорошист учебы, вырастит и станет на ноги. Однако, светлое будущее им повернулось спиной… Чужие люди сироту силком затащили на кузов автомашины. Крепко врезалось в памяти, однажды в детдом приходил пожилой деревенский мужик. Он молча протянул ему тощий сверток из газеты «Путь в коммунизм». Там оказались завернутые в лоскутик ткани два помятых красных десятирублевок. Человек этот сказал, что тетя Харитина теперь на небесах, что она велела передать ему эти деньги и ее крайний наказ – всегда помнить и жить за родных… И пусть ее последние сбережения он потратит потом, на учебу в большом городе. С толком и бережно.   
          
         Сельская многострадальная дорога, так и не поддавшаяся вечным натугам времени и властей, по старинке извилисто поднимается на косогор. Оттуда открывается вид на озеро «Мундулаах». В давние годы той кровавой войны многих жизней спасло оно, небольшое таежное озеро. Славилось веющей холодом вкусной водой, полны его глубины жирными рыбами. Убаюканную волшебной тишиной утку местные ловили на силку. А грибов в ближних лесах… Люди говорили, что коровы скользили от «жирных маслят».   «Мундулаах» так же плескался в трех верстах от деревни на радость сельчанам. Пока местный начальник не «прикарманил» озеро…

       - Обождите, шибко не гоните… Несуразные мысли… Как началась – таки та злосчастная история, неосязаемая заноза сегодняшних бессонных ночей? Матвей Потапыч считал, что имел бесспорное право в единичном пользовании озером «Мундулаах». Аргумент – положено и баста! Посудите сами. Ему отлучаться далеко от вверенного населенного пункта ой как невозможно. Дела государственные! Неотложные! А отдыхать в тиши природы в уединении, не заслужил? То – то. Озеро местный люд стал обходить за версту, от греха подальше. На водной глади охрой блестели берестяные поплавки его сетей.

        …однажды, под разбросанно тянувшимся к небу марлевым туманом, он замечает одинокую фигурку на бережку, в руках того тальниковая удочка «клюет носом». На пне сутулится ржавая банка из-под повидла, бултыхается в ней десяток рыбешек. Негодует Матвей Потапыч! Как этот безродный шкет посмел сюда прийти! Шибко худой пример для других! Как посмел, этот чертенок с «пистонно» затравленным взглядом, еще огрызнуться: - Дядя, озеро это общее! Во дает, а! Чему только в школе их учат?! Ошеломленный сверх наглым наездом в свою персону, Матвей Потапыч хватается за корягу… Но малец, голяк перекати поле, оказался на редкость упертым, шмыгал носом, и снова и опять появлялся…

     …Егор Васильевич долго стоит на краю укрытого толстым снегом озера. Вспоминает, как мальчиком, тайком, рыбачил здесь. Из – под снега, как старому другу, беззубо улыбается ему старый пень… видать, жив, чертяка, узнал его. А как бедная тетя до слез радовалась тем нескольким рыбешкам! Не забыть никогда - густой запах ухи обволакивает теплом, наполняет вкусным ароматом их юрту! Еще день - два стены юрты бережно хранили остатков волшебного запаха. Ну и что, что в каждый раз злой дядя нещадно выгонял его с озера… Ради тех редких сытных вечеров он все выдюжит! Вспомнил еще Егор Васильевич, как тот мальчонка упрямо, со слезами обиды, молитвою вновь и вновь шептал – вот вырасту… Вот вырасту… Егор Васильевич замечает вдали одинокую человеческую фигуру. Повезло, однако, местного встретит.
      
        Подфартило. Однажды сынок Матвея Потапыча нажаловался отцу на одноклассника - пионер, а в их юрте икона хранится. В отместку за то, что тот не дал ему списать домашнее задание по арифметике. Председатель законно реагирует. Тотчас закручивается крепкий маховик системы. Многие сельчане знали, что в красном углу избы одинокой старой женщины за спиной главного лысого в косоворотке, грустит старая иконка божьей матери. Егорку работники опеки силком отлучают от влияния «черного опиума для народа». Увозят в детдом. С тех пор о мальчике ни слуху, ни духу. Правда, на днях как – то прозвучала та, давно забытая, фамилия, но, уверен старик, никак не может быть… Что советская страна хорошо помогала сиротам и бедным стать на ноги, старик, само собой, знал. Но, ему хочется верить, что такое только в кино и случается. Однако, от этого боль в душе не притихает.

       Старик Матвей услышал урчание приближающегося мотора. Бодро поднимает вверх руку, он уверен, пожилого человека люди в машине уважут. Если даже вдруг затеется торг, «рыночные» реалии во дворе, у старика в наличии весомый эквивалент рублю – нынче снял с петель четыре зайца, не жалко одной тушки за проезд в шикарном авто на пару – другую версту до самой зеленой калитки. Вот удивятся односельчане, в цене еще аксакал!

          Автомашина притормаживает, мягко распахивается дверца.  Без слов, с достойным былых времен видом, Матвей Потапыч важно садится на переднее сидение. Мол, знай наших! Попутчикам принято вести умиротворенную беседу. Старик торопится рассказать, что нет в наслеге постоялого двора, но путник может переночевать у них, благо, дом большой. И, как здешнее устоявшее правило, командированные весьма охотно гостят у него. Но вслух заявить, что он сам уважаемый в селе человек, не смог, непонятно от чего язык во рту застопорился. Зараз одеревеневшим голосом тихо спрашивает – по каким делам, да и к кому? А отрешенный ото всего своими думами водитель вдруг удивил странным вопросом - как проехать до сельского погоста… Прямо на погост? Чьих он тогда будет, старик опешил… В душе вновь кровью облилось чувство вечного страха ожидания судного дня…

       Наконец, незнакомец называет имена родителей… Старику не хватает воздуха… Дышать уж невозможно… Совсем худо. Сердце на куски раскалывается, крайним боем в груди клокочет. Заметив, что пожилому человеку становится плохо, водитель нажимает на тормоз. А дорога все еще стелется по льду, мягкая…Мужчины выходят на по весеннему свежо пахнущий воздух. Вдруг Матвей Потапыч будто в наяву услышал, будто ветром пронесся горький плач той Харитины. Следом, эхом расколов толстый лед, со дна озера врывается острый, как лезвие ножа, оборванный крик сиротской души… Старик испуганно оглядывается вокруг, ему кажется, что отовсюду карающими иголками смотрит на него тот далекий мальчик…

       Да, здесь, на этом озере случились их прошлые и сегодняшнего судного дня встречи! Не увернуться никак и нет ему оправдания! Вон рядом как бы живой свидетель! Трухлый пень (и он туда же!) зло щурится. Пень готовится по весне освобождаться от за зиму почерневшего снега. Может, заодно и от него, от его самодурства? В сухом остатке что получается? Давно и навсегда утопил свою совесть могущественный человек Матвей Потапыч! Грех обижать сирых и сирот! Заповедь человеческая… И нет прощения на срединной земле, тому, кто нарушит эту заповедь. Запоздалые горькие слезы наворачиваются на глазах старика…

         Сегодня вечером встреча сельчан с новым руководителем района впервые за многие годы(!) пройдет без Матвея Потапыча, без его привычно долгой назидательной речи … И никто сие не заметит…